Ветер перемен - Василий Владиславович Скородумов

его ко мне.

Мы дружно кивнули и покинули палатку. От меня не скрылось, с каким выражением лица уходил дядя Вова. Он был на что–то зол, очень зол. Неужели из–за того, что никто не принял его предложения. Но это же глупо. Неужели он сам не понимает, что будет означать для «оранжевых» полное подчинение «красным»? Неужели думает, что это самый оптимальный для нас вариант? Как знать, быть может он и прав. Но я не собираюсь плясать под дудку «красных», нет уж. Лучше тогда сразу застрелиться.

Покинув пределы палатки, мы все разошлись в разные стороны.

Юра пошел к себе в палатку.

Дядя Вова сел на дрезину и поехал на станцию «Проспект Большевиков», чтобы навестить свою племянницу Ольгу. Они давно уже не виделись. Отношения между ними были не самые теплые – насколько я знаю, дядя Вова и Ольга частенько ссорились, не разговаривали друг с другом. Тем не менее, и по сей день они сохранили связь. Возможно, встреча с племянницей поможет ему немного развеяться и забыть свою обиду.

Я же, как обычно, отправился в свой вагон, намереваясь отдохнуть хотя бы часик после тяжелого бессонного дня. На удивление сон пришел ко мне довольно быстро – я сомневался, что мне вообще удастся заснуть после всего пережитого за несколько дней. Исчезновение Маши, совершенно неожиданный ультиматум «красных», смерть мамы. Хуже может быть только согласие принять условия Анимуса и его команды и сдаться им.

Проснулся я от гвалта на станции. Первое, что я подумал, услышав крики, – народ узнал о том, зачем сюда приходили «красные». К счастью, я ошибся. Это просто вернулся с поверхности Леня. И сейчас толпа людей собралась вокруг нашего единственного ресичера, чтобы посмотреть, что он принес сверху.

Лене, и это было видно, нравилось, когда вокруг него столько народа, и каждый из присутствующих чего–то от него ждет. Это на самом деле было прекрасно. Я бы тоже не отказался хоть раз в жизни испытать такое внимание к своей персоне. Но для этого надо стать ресичером, а на это у меня не хватит духа. Уж очень опасная это работа, хоть и интересная.

– Давай, Леня, показывай, что принес! Не тяни кота за хвост! Ну, чего же ты ждешь? Мы все в нетерпении! Ну же, Леня, милый, не терзай нас! – доносилось со всех сторон.

А Леня специально выжидал, чтобы еще больше завести людей. Но, наконец, после примерно сотого уговора, он раскрыл свой большой рюкзак, который очень смахивал на походный, для путешествий и по очереди стал доставать оттуда предметы.

Чего он только не принес…

В основном его добычей были упаковки с макаронными изделиями и дюжина пачек с крупами – гречка, пшено, рис. Были также книги и журналы. Все это Леня доставал под восторженные возгласы «зрителей», которым нравилась его добыча. Еще бы – пополнение в библиотеке, а самое главное – долгожданное разнообразие скудному пищевому рациону.

Рядом с Леней на табуреточке сидел Арнольд Аристархович, муж Марии Львовны – он был у нас кем–то вроде бухгалтера – и записывал в блокнотик, как в накладную, все то, что принес ресичер. Делалось это для того, чтобы никто ничего не спер (а такие случаи бывали, хоть и редко), чтобы все было честно – каждая станция получила продуктов поровну и от библиотеки ничего не утаилось.

Леня, однако, всегда приносил мне какую–нибудь литературку и вручал мне ее уже после того, как заканчивался учет. Возможно, он и на этот раз не обделит меня…

Я дождался, когда толпа рассосется, и Арнольд Аристархович уйдет вместе с принятыми вещами к Антону для доклада и подошел к Лене. Увидев меня, он улыбнулся. Мы с ним по–братски обнялись, как это обычно делали после долгой разлуки. Леня вскинул вверх указательный палец и присел над рюкзаком. Он осмотрелся по сторонам и тихо спросил:

– Марии Львовны поблизости нет?

– Нет вроде…

– Отлично! – констатировал он и извлек на свет книгу в синей обложке. По виду она была не новая, в том плане, что издали ее задолго до моего рождения. Я бережно взял ее в руки и посмотрел на обложку. «Артур Конан Дойль. Красное по белому. Знак четырех».

– Спасибо, – сказал я, не зная как его отблагодарить. Я любил книги этого писателя. – Как ты умудряешься приносить именно то, что еще я не читал?

– Интуиция, – улыбнулся Леня. – Я же знаю, что тебе детективы нравятся. Смотри, как бы Мария Львовна не прознала про это, а то оба втык получим.

– Будь спокоен, не узнает.

– Чудненько.

– Тебя, кстати, Антон просил зайти к нему.

– Да, знаю, мне Владимир Сергеевич сказал уже. Что, жутко важный разговор?

– Довольно–таки, – кивнул я.

– Если не вернусь, не поминай лихом.

– Да не волнуйся ты, на самом деле все не так страшно, как рисует тебе твое воображение.

Леня пожал плечами, забросил за спину уже пустой рюкзак и пошел в сторону палатки Антона. Хотя нет, не пошел – похромал. Он сильно припадал на левую ногу.

– Леня, – он обернулся, – что с твоей ногой? Что случилось?

– А, – Леня махнул рукой. – Когда спускался по лестнице на «Проспекте Большевиков», за что–то зацепился и упал. Ногу сильно ушиб, да еще и химкостюм порезал, смотри.

Он развернул ногу, и моему взору предстала длинная прорезь. Мне стало не по себе.

– Что? Что ты так смотришь? Тут крови нет, ты что, дырки испугался? – Леня приковылял ко мне, заглянул в глаза.

– Боюсь, разговор с Антоном теперь не имеет смысла.

– Почему?

– Пойдем, узнаешь.

И вот что теперь делать? Единственный костюм химзащиты на всю ветку был у Лени и тот теперь негодный. Без него на поверхность выходить нельзя – иначе смерть. Раньше в нашем распоряжении находилось четыре костюма, но ресичеры, владевшие тремя предыдущими, так и не вернулись с поверхности.

Может быть, Антон что–нибудь да придумает, вот только положение дел совсем хреновое. Все складывалось не в нашу пользу, как по злой воле рока.

Услышав