Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей

– Так получилось, – усмехнулся я. – Брата повстречал по дороге. Он как раз хлеб сюда вёз. Вот мы и поменялись товаром.

Из свежей партии хлеба, я уступил Даниле только половину. Остальное, погрузив на одолженную у соседей телегу, повёз к лагерю военнопленных.

Судя по слухам, восстание коряков приближалось к кульминации. Крепости, как русские, так и туземные, переходили из рук в руки и дабы лишить повстанцев притока свежих сил, казачьи команды зачищали территорию, опустошая селения. Чуть ли не каждый день в Охотск под конвоем казаков прибывали новые партии пленных.

Где–нибудь в Петербурге или Москве к пленникам или арестантам всегда относились с состраданием. Люди простые и имущие кормят их, жертвуют на содержание немалые деньги, а тюремщики нарочно водят подопечных по улицам, позволяя собирать милостыню. И надо сказать невольникам подают охотнее, чем даже нищим возле церквей.

Но здесь на краю империи нравы были иные. Не то чтобы злость у местных людей какая–то особая, хотя и злость имела значение – ведь коряков и жителей Охотска разделяла пролитая кровь. Каждый потерял в этой войне родственника или друга, или просто знакомого. Гибли не только казаки, многие купцы пропадали вместе с товаром. Мятежи серьёзно подрывали пушной бизнес, лишая людей средств к существованию. И когда виновники бед оказались лицом к лицу с обывателями, их не спешили подкармливать.

А коряки из гордости, или понимая бессмысленность просьб, не обращались за помощью.

Они сперва не могли взять в толк, что я делаю возле стойбища. Так же равнодушно поглядывали на телегу с мешками, как до этого на всякого любопытного, что останавливался рядом. Я выкрикнул какое–то приветствие, чтобы привлечь внимание группки мужчин. Мужчины к телеге не подошли. Встали в сторонке, вытащили синхронно трубки и закурили, поглядывая на меня без злобы, но и без особого интереса. Я делал им знаки, а они стояли и курили. Казаки посмеивались, глядя со стены острожка на мою акцию, однако препятствий не чинили.

Наконец, к повозке приблизилось несколько женщин. Я вцепился в четырёхпудовый куль и свалил его к их ногам. Женщины проигнорировали подарок, даже отступили на шаг и собрались уходить совсем, чем сильно разозлили меня.

– Накормите хотя бы детей, если сами решили помирать, – закричал я.

Вряд ли они поняли, о чём речь, но зато уловили интонацию. Возможно, решили, что я представляю власть. Так или иначе, но крик подействовал. Две женщины уцепились за углы и поволокли куль к землянкам. Мужчины продолжали курить. Казаки перестали посмеиваться и теперь наблюдали за мной с интересом и заметным раздражением.

Прошло довольно много времени, прежде чем и другие женщины уяснили, чего я от них добиваюсь. Они собрались в отдалении, о чём–то переговорили между собой, а потом гурьбой подошли к телеге. Я принялся снимать мешки и раздавать женщинам. Раздавал молча, не прося ничего взамен. Да они всё равно не понимали по–русски.

– Ну что ты делаешь? – сокрушался Данила, встретив меня возле дома.

Каким–то образом он прознал о гуманитарной миссии ещё до моего возвращения.

– Не могу смотреть на страдания людей, – сказал я.

Конечно, не одно только сострадание было тому причиной, но и сострадание тоже. На самом деле я отправился к острогу спонтанно, не особенно просчитывая возможные выгоды или потери. Я и сам не до конца понимал, зачем это сделал.

– А что мы меньше от них настрадались? – возмутился купец. – Сколько наших не вернулось? Или быть может, ты думаешь, что охотские зажрались? Так у них тоже детишки есть просят.

– Привёз же я хлеба и для охотских, – устало отбивался я. – Но им хоть есть чем платить.

– Ты ходя бы в долг отдавал, – буркнул Данила. – Нельзя же вот так просто.

– Корякам всё равно нечем уплатить долг, – сказал я. – А если появится чем, они сами его вернут. Вот увидишь.

Глава одиннадцатая. Капитан

Глава одиннадцатая. Капитан

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Дела шли бойко. Помимо хлеба и круп я подкидывал Даниле на пробу всякую всячину, вплоть до разнообразных бытовых мелочей вроде мыла или свечей. Чтобы не вызывать подозрений у компаньона, я "пропадал" всякий раз на пару недель, и потом сообщал, что якобы встретил на полдороге брата, который по моему заказу подвозил нужный товар из Якутска.

Росли обороты, рос капитал. Копились понемногу и необходимые для дальнейших операций сведения. Я знакомился с людьми, узнавал, где и что можно достать из снаряжения, как обходить законы вообще и непомерные пошлины в частности. Однако лето закончилось, а самое главное – корабль и экипаж – до сих пор оставались лишь в планах. Я упустил удобное время в начале промыслового сезона, когда нужных людей можно было найти и нанять. Но тогда я только прибыл в Охотск и не успел во всём разобраться, а теперь из мореходов одни старики остались немощные да ещё купцы с казаками. Все при деле, никого в море силком не затащишь. Впрочем, и тащить всё ещё было не на чем.

Торговля хлебом больше не приносила того удовольствия, что раньше. Азарт сменился тяжёлой рутиной. Я начал раздражённо ворчать, что, мол, приехал сюда не за этим, что перспектива зависнуть в Охотске меня совсем не прельщает, что чем таскать на горбу мешки я лучше метнусь в Петербург, где заделаюсь сочинителем романсов, и ни одна хронокрыса не сможет обвинить меня в плагиате.

Данилу же сложившаяся ситуация вполне устраивала.

– Не спеши, – сказал он в ответ на моё нытьё. – Лучше год–другой потерять…

– Потом за пять минут долететь? – горько усмехнулся я. – Время не ждёт, Данила. Хоть и глупо всё с нуля начинать, а видно придётся мне на Камчатку двигать. Там и людей быстрее подберу, и корабль попробую найти.

– Даже не вздумай, – горячо возразил купец. – Ты там не знаешь никого. А без собственных заступников пропадёшь. Наш Афанасий святой в сравнении с тамошними начальниками. Он с бунтовщиками суров, конечно, и правильно между прочим, но простых людей не задевает. А там, на Камчатке закона нет вовсе. Власть лютует, но даже и власть, случается, сбрасывают. Обдерут тебя как липку, и глазом не моргнёшь. Народу опытного там и впрямь хватает, да только все они поголовно в долгах ходят у нескольких дельцов. И начальники в доле, так что и правды не найдёшь.

Данила настроенный скептически к любым начинаниям, кроме поставок в его лавку всевозможного дешёвого товара, постоянно стаскивал меня с небес на землю. И был тем самым особенно ценен.

В правоте его слов мне пришлось убедиться уже через неделю, когда в Охотск из последнего рейса вернулся казённый корабль. Его вывалила встречать половина города, и я поддался общему порыву. Впрочем, порыв порывом, но помимо развлечения я надеялся перехватить Полосухиных и договориться с ними о хлебных поставках.

Братья не вернулись – продажа хлеба в безденежной системе требовала много времени. Зато я узнал, что не только на Камчатку арестантов конвоируют, обратно тоже, случается, доставляют.

Казак выбрался из лодки и вывел старика, закованного в кандалы. Старик поглядывал на толпящихся людей хмуро, словно обвинял всех окружающих в собственной беде. Достав из лодки вещи, казак повёл арестанта к острожку. По толпе пробежал шепоток.

– Басова за что–то взяли... – произнёс Данила с удивлением. – Надо же.

– Кто он такой? – заинтересовался я.

– Да промышленник вроде тебя. Хотя в сравнении с Басовым, ты, если говорить откровенно, просто мальчишка. Емельян Софронович раньше всех к дальним островам ушёл. Первым был. Тоже как ты всё новыми землями бредил. Начальство прожектами осаждал. Одно время хотел даже промысел запретить, пока власть на островах не установится. Многим Емельян дорожку перешёл. Такое и у нас не спускают, а на Камчатке тем паче. Поломали его соперники, с промыслов вышибли.

Он вздохнул.