Ванька-ротный - Александр Шумилин

— Передай ребятам, — говорю я Рязанцеву, — До подхода наших объявляю привал.

Я присаживаюсь на бровку, достаю сигарету и смотрю на небо. Не будет ли дождя? Темно-серые облака лохмотьями низко плывут над землею.

Через некоторое время на шоссе появляется связной из штаба. Мне приказано двигаться по шоссе до наступления ночи. Я поднимаю разведчиков и мы уходим вперед.

На одном из переходов, при обходе разбитого моста головная застава напоролась на мины. Одного разведчика убило, двоих ранило. Я приказал прекратить движение, оставаться на месте до утра.

Утром меня вызвали в штаб.

— По нашим сведениям, — сказал мне начальник штаба |Денисов,|

— Головная застава 48 полка находится у нас впереди и идет по дороге на Рудню.

— Откуда у вас такие данные? — спросил я его.

— Квашнину доложили, что Каверин сообщил ему об этом.

— Как далеко они впереди нас находятся?

— Я запрашивал дивизию. Никто точно сказать не может.

— Каверин? Это тот капитан, которого Квашнин привез с собой в дивизию?

— Тот самый.

— И теперь он что? Командир 48-го полка?

— Не теперь, а с самой Духовщины.

— Так это он докладывал тогда, что 48 полк ворвался первым в Духовшину?

— Ну и дела! И опять он впереди?

— Вот ты поедешь и выяснишь!

— А чего выяснять? Мы при подходе к мосту напоролись на мины. Впереди нас не было никого.

— Ты возьмешь лошадь и поедешь вот здесь в объезд, по проселочной дороге!

И начальник штаба показал мне по карте, где я должен был ехать и где предполагал он находиться 48-ой полк.

У меня мелькнуло тогда в голове, почему я должен ехать в одиночку. А вдруг никакого сорок восьмого впереди вовсе нет? Но, эта мысль на мгновение появилась и тут же исчезла. Уж очень уверенно начальник штаба говорил о месте нахождения 48-го полка.

А может, действительно солдаты сорок восьмого полка где-то идут впереди? Свои сомнения я не стал выкладывать начальнику штаба. Поживём — увидим! решил я.

Наш штаб всегда теперь на ночь останавливался, в какой ни будь деревне. И на этот раз он стоял в небольшой деревне, на опушке леса в стороне от дороги на Рудню. По мере продвижения стрелковых рот вперед, он каждый раз к вечеру занимал на несколько дней новое место.

Ночью в роты давали проволочную связь, штаб запрашивал данные и отчитывался перед дивизией.

Я оседлал лошадь и выехал из деревни. К вечеру сильно похолодало, трава побелела, деревья и кусты покрылись инеем. На белом фоне поля ночью лошадь и всадника видно с большого расстояния. Я на это и рассчитывал. Увижу солдат метров за триста, и немцы и наши примут меня за своего. Кто будет, в открытую, ехать ночью по полю? Ну, а если нарвусь на выстрелы, то ночью человека точно на мушку вряд ли можно взять. Можно будет в первый же момент уйти галопом, куда ни будь в сторону. Рассуждать легко. Предполагать можно всякое. А на деле получается все иначе и по-другому. Важно настроить себя на спокойный лад, рассеять сомнения и вселить уверенность. А как будет на месте — посмотрим!

По дороге я не поехал. Дорога на Рудню осталась у меня слева. Немцы обычно седлают дороги. Я пустил лошадь по открытому полю. Справа в направлении Рудни тянулась опушка леса, слева за лощиной лежала дорога. Болотистые и топкие места на поле видны были хорошо. Бугры и сухая земля, укрытые первым снегом, белели, а низины на общем фоне видны были темными пятнами.

Я проехал по открытой местности километров пять, остановил лошадь и огляделся кругом. Ни ракет, ни трассирующих в направлении Рудни не было видно.

Проехав немного вперед, я поднялся на небольшой бугор и увидел небольшую группу построек. Два-три приземистых домика и отдельно стоящий сарай. Подъезжаю ближе, каждую минуту жду встречного выстрела.

Останавливаю лошадь метрах в ста, оглядываю крыши и чердачные окна. Смотрю между домами, не выглянет ли, где часовой.

|По спине пробежал озноб.| Холодным, резким ветром подуло в спину. Подъезжаю медленно еще ближе, разворачиваю лошадь боком к домам, чтобы не вертеться на месте, если раздадутся выстрелы и придется уходить галопом назад. До домов не больше пятидесяти метров.

Ночью не все как следует видно. Смотришь и ждешь, не мелькнет где-либо темный контур в немецкой каске и коротких сапогах. Заранее представляешь его себе, в какой бы позе он не появился.

Выстрелов нет. Движения между домами никакого. Смотрю на уши своей лошади, они не насторожены. Лошадь стоит спокойно, кажется, что даже спит. Лошаденка невзрачная |на внешний вид,| но соображает и чутка, как собака.

Однажды как-то шла по дороге и вдруг встала. Насторожила уши, мордой стала водить. Кругом вроде тихо, ничего подозрительного, а она стоит, водит ушами и не шагу вперед. |Эта невзрачная лошадёнка была исключительно понятлива и умна.| Как выяснилось, потом, на дороге нас с ней ждала засада. Немцы не стреляли, ждали, чтоб я подъехал ближе. Я повел ее чуть уздечкой, она охотно развернулась и рысью стала уходить |обратно.| Немцы, увидев, что я повернул и ухожу обратно, открыли беспорядочную стрельбу.

Сейчас, я ей тоже ослабил повод и смотрю на темные стены домов. Она стоит спокойно и ушами не водит. Я трогаю ее слегка, она поднимает голову, трогается с места. Я выбираю дорогу ложбиной и приближаюсь к домам.

Два темных бревенчатых дома и на отшибе сарай. Кругом тишина и никакого движения. Не слезая с седла, объезжаю дома и сарай кругом. Жду несколько минут, и ловлю себя на мысли. Что я жду и оглядываюсь? Если бы, кто здесь был, давно бы себя обнаружил.

Нужно решить себе самому,| что делать дальше. Ехать на Рудню или остаться здесь до рассвета, посмотреть, где проходит дорога, далеко ли она отсюда?

Разворачиваю лошадь и шагом направляюсь в сторону дороги |на Рудню.| До дороги не далеко, с километр не больше. Смотрю вдоль дороги никакого движения.

Я мотаюсь, уже несколько суток и мне страшно хочется спать. |Глаза начинают слипаться. Смотрю вперед и ничего не вижу.| Возвращаюсь, обратно, подъезжаю к домам, перекидываю ногу через седло и опускаюсь на землю. Беру лошадь за уздечку и веду ее за собой. Дверь в одном из домов открыта. Соизмеряю высоту проема двери и высоту лошади вместе с седлом. Лошадь не может войти в дом, |и на пороге пригнуться. Она не пролезет спиной внутрь, если верхняя притолока у двери низкая.

Лошадь моя не породистая, не строевая, роста небольшого, седло снимать с нее не надо.| Веду ее за уздечку, она послушно переступает порог. В темноте ступает ровно, стуча подковами по деревянному настилу пола. Внутри небольшое помещение с заколоченными окнами. Включаю фонарик, осматриваюсь внутри. У стены железная кровать с досками и старой соломой. А в головах лежит настоящая пуховая подушка. Вид у нее, правда, |замызганный| грязный, но мягкая, как из пуха.