Ванька-ротный - Александр Шумилин

На узкой кривой дороге при въезде на площадь встретились солдаты окопники и тыловая братия полка.

Солдаты окопники вышли из пекла, выглядели усталыми, измотанными и почерневшими. Лица землистого цвета осунулись, глаза провалились, под глазами висели мешки. Даже у молодых солдат вокруг глаз и рта появились морщины и глубокие складки, в них въелась болотная грязь и гарь земли.

А эти полковые из тыловой братии, проворные и мордастые, торопливо приехавшие — деловито слезали с передков и телег, шарили вокруг глазами, где бы им поудобней на ночь устроиться, махали руками и галдели, как на базаре.

Окопники в город вошли молча. |Они в боях на подступах к городу надорвались, выдохлись и обессилили.| Они вышли на площадь, сели вдоль забора |и закрыли глаза. На лицах у них была тревога и смертельная тоска.|

А эти тыловые, |шустрые и| проворные, распаленные быстрой ездой, |по дороге, по пыли и жаре,| снимали с себя картузы и каски, вытирали рукавами потные лбы и улыбались, они были рады.

— Наконец-то! Мать твою в дышло, до мощеной дороги добрались!

На войне, как у всех. Каждому — свое! Кому свинцовые проблески |в грудь где-то там впереди.| А кому мощеная камушком дорога! |Хоть она уложена камушком за городом версты на две, на три.|

Через некоторое время на площади появился начальник штаба верхом на коне. Он легко спрыгнул на землю, огляделся кругом, показал рукой в сторону забора на спящих солдат и велел их поднимать.

Солдат набралось около сотни. Их отогнали |с криками| от забора, построили на дороге, разбили на две роты, назначили ротных офицеров и приказали идти. Роты двинулись вперед |на выход| из города. Начальник штаба поднялся в седло и подался к обозникам.

Обычно первые сутки длительного перехода для солдат бывают тяжелыми. Потом они разойдутся, втянутся в непрерывный ход, дорога полегчает, спины у них разогнутся.

И вот после жары на небе появились рваные облака и тучи. Дунул порывистый ветер и заморосил холодный дождь. Мощеный участок дороги быстро кончился. Дорога размякла и покрылась водой. Полковые обозы застряли. Роты остались без хлеба и мучной похлебки на несколько дней.

— Курево вышло! — жаловались солдаты, — Хоть голосом кричи!

Солдатам, им что? Им осенние дороги, лужи, грязь и распутица … Им всё по колен! Видно пришла пара ветрам, дождям и непогоде! Солдаты стрелки, скользя и разъезжаясь по грязи, молча заходят в лужи. Идут они не торопятся. Угрюмо поглядывая вперед.

От деревни Холм мы свернули направо, обошли Мошну стороной. А деревня Бельково осталась где-то справа. Около Башкевичи мы перешли насыпь недостроенного пути. Мы думали, что здесь на рубеже нас остановят |и обстреляют| немцы. Но немцев и за насыпью не оказалось. Взяв общее направление на Сыро-Липки мы тихо и не торопясь, подвигались вперед. Мутные лужи и грязь, серая обочина дороги медленно уходит назад.

При подходе к Самодурово нас обстреляли. Немцы здесь встали на промежуточный рубеж. Стрельбы особой не было. Так постреляли для виду, |чтоб мы на них не особенно лезли.| Солдаты |поняли всё и| сразу залегли.

— Чего лежим? — спрашиваю я.

— Может, обойдем их, где справа или слева?

— Так нет приказу! Товарищ капитан! А без приказу, кому охота лезть |живьем в могилу!|

На ночь я устроился спать в какой-то сырой канаве. Солдаты лежали чуть выше по скату, а ноги у них болтались в воде. Кой где, меж торчащих кустов и травы, видны были темные согнутые спины часовых.

Я увидел ротного лежащего на земле, подошел к нему вплотную, нагнулся, заглянул ему в лицо и спросил:

— Пулемет поставил? Как я тебе говорил!

— Какой? Станковый?

— Да, да! Тот самый станковый "Максим", который англичане в 1893 году впервые применили в Родезии. Слыхал такую песню? "Трансвальд, Трансвальд страна моя! Ты вся горишь в огне! …"

— Всё сделано гвардии капитан! Ложись, отдохни до утра! А то утром снова начнется!

Я постоял, посмотрел ещё раз кругом. Небо, ещё больше потемнело. Ни малейшего движения кругом. Ни ветра, ни выстрелов, листва не колышется! Часовые молча посматривали на небо.

Я прилег на землю. От сырости и озноба по всему телу прошла какая-то дрожь. Но стоило мне закрыть глаза, как я тут же заснул.

Утром, не открывая глаз, я на слух уловил шуршание дождя и отдаленные выстрелы. Нужно вставать, подумал я и разбудить ротного.

Не поднимая головы, я протянул руку, хотел его за плечо потрясти, но рука моя коснулась земли. Ротного на месте не было.

Я поднял голову и увидел его. Исхудалый и с осунувшимся лицом он стоял в воде по середине канавы, молча моргал глазами и смотрел куда-то вперед.

Я поднялся чуть выше на край канавы, достал полевой бинокль и решил посмотреть вперёд. Но во время дождя, когда летят мелкие капли, в бинокль впереди ничего не видать. Оторвав бинокль от глаз, я стал различать неясные очертания кустов и травы и две, три рогатины от проволочного заграждения. На фоне темного куста отчетливо видны тонкие струи мелкого дождя, летящего сверху. А чуть в сторону, где нет темного фона, они пропадают и становятся размытыми.

Над немецким передним краем появляются осветительные ракеты. Немцы пускают их сразу по две. Они, как неясные призраки вспыхивают в туманной, серой пелене дождя.

Интересно! Зачем они их бросают? Что они при этом увидят? Я смотрю на свет летящей ракеты, она неясным, туманным пятном всплывает сначала вверх, повисает на некоторое время, и так же медленно опускается вниз. Туманное ее пятно поднялось и опустилось. Траектории его не видно. Оно привлекло на короткое время к себе наше внимание, а над землей, все та же белая пелена дождя. Мерцание света летящей ракеты казалось, только еще больше сплюснуло вокруг себя пространство.

Когда туман или дождь сверху подсвечивается ракетой, то он становится еще гуще и плотней.

У немцев на промежуточном рубеже отрыты в полный профиль траншеи. Я представлю, как во время дождя стенки их траншеи начинают ползти и оживают. От них начинает отваливаться глина и земля. Размокшие куски падают в воду, издают шлепки и удары. А некоторые, что совсем размякли, сползают со стен без всплеска и без удара. Еще день, два такого дождя и немецкая траншея превратиться в сточную канаву. Из нее и сейчас начинают выбираться наверх немцы. Лучше лежать в неглубокой воронке, в мутной воде, чем стоять в густой тягучей жиже.

Они видно попытаются сделать прокопы в передней стенке траншеи. Рыть землю легко, отбрасывать не надо. Капнул слегка лопатой, она сама сползает вниз. Но прокоп тоже водой заливает. Тут только смотри, вместе с передней стенкой траншеи в воду сползешь.