Ворон: Полное собрание сочинений - Эдгар Аллан По

class="empty-line"/>

ЛИНОР

О, сломан кубок золотой! душа ушла навек!

Скорби о той, чей дух святой — среди Стигийских рек.

Гюи де Вир! Где весь твой мир? Склони свой темный взор:

Там гроб стоит, в гробу лежит твоя любовь, Линор!

Пусть горький голос панихид для всех звучит бедой,

Пусть слышим мы, как нам псалмы поют в тоске святой

О той, что дважды умерла, скончавшись молодой.

«Лжецы! Вы были перед ней — двуликий хор теней.

И над больной ваш дух ночной шепнул: Умри скорей!

Так как же может гимн скорбеть и стройно петь о той,

Кто вашим глазом был убит и вашей клеветой,

О той, что дважды умерла, невинно-молодой?»

Peccavimus{1}l но не тревожь напева похорон,

Чтоб дух отшедший той мольбой с землей был примирен.

Она невестою была, и Радость в ней жила,

Надев несвадебный убор, твоя Линор ушла.

И ты безумствуешь в тоске, твой дух скорбит о ней,

И свет волос ее горит, как бы огонь лучей,

Сияет жизнь ее волос, но не ее очей.

«Подите прочь! В моей душе ни тьмы, ни скорби нет.

Не панихиду я пою, а песню лучших лет!

Пусть не звучит протяжный звон угрюмых похорон,

Чтоб не был светлый дух ее тем сумраком смущен.

От вражьих полчищ гордый дух, уйдя к друзьям, исчез,

Из бездны темных адских зол в высокий мир Чудес,

Где золотой горит престол Властителя Небес».

СТРАНА СНОВ

Дорогой темной, нелюдимой,

Лишь злыми духами хранимой,

Где некий черный трон стоит,

Где некий Идол, Ночь царит,

До этих мест, в недавний миг,

Из крайней Фуле я достиг,

Из той страны, где вечно сны,

где чар высоких постоянство,

Вне Времени — и вне Пространства.

Бездонные долины, безбрежные потоки,

Провалы и пещеры. Гигантские леса,

Их сумрачные формы как смутные намеки,

Никто не различит их, на всем дрожит роса.

Возвышенные горы, стремящиеся вечно

Обрушиться, сквозь воздух, в моря без берегов,

Течения морские, что жаждут бесконечно

Взметнуться ввысь, к пожару горящих облаков.

Озера, беспредельность просторов полноводных,

Немая бесконечность пустынных мертвых вод,

Затишье вод пустынных, безмолвных и холодных,

Со снегом спящих лилий, сомкнутых в хоровод.

Близ озерных затонов, меж далей полноводных,

Близ этих одиноких печальных мертвых вод,

Близ этих вод пустынных, печальных и холодных,

Со снегом спящих лилий, сомкнутых в хоровод, —

Близ гор, близ рек, что вьются, как водные аллеи,

И ропщут еле слышно, журчат — журчат всегда, —

Вблизи седого леса, вблизи болот, где змеи,

Где только змеи, жабы да ржавая вода, —

Вблизи прудков зловещих и темных ям с водою,

Где притаились Ведьмы, что возлюбили мглу, —

Вблизи всех мест проклятых, насыщенных бедою,

О, в самом нечестивом и горестном углу, —

Там путник, ужаснувшись, встречает пред собою

Закутанные в саван видения теней,

Встающие внезапно воздушною толпою,

Воспоминанья бывших невозвратимых дней.

Все в белое одеты, они проходят мимо,

И вздрогнут, и, вздохнувши, спешат к седым лесам,

Виденья отошедших, что стали тенью дыма,

И преданы, с рыданьем, Земле — и Небесам.

Для сердца, чьи страданья — столикая громада,

Для духа, что печалью и мглою окружен,

Здесь тихая обитель — услада — Эльдорадо, —

Лишь здесь изнеможенный с собою примирен.

Но путник, проходящий по этим дивным странам,

Не может — и не смеет открыто видеть их,

Их таинства навеки окутаны туманом,

Они полусокрыты от слабых глаз людских.

Так хочет их Властитель, навеки возбранивший

Приоткрывать ресницы и поднимать чело,

И каждый дух печальный, в пределы их вступивший,

Их может только видеть сквозь дымное стекло.

Дорогой темной, нелюдимой,

Лишь злыми духами хранимой,

Где некий черный трон стоит,

Где некий Идол, Ночь царит,

Из крайних мест, в недавний миг,

Я дома своего достиг.

ЛЕЛЛИ.

Исполнен упрека,

Я жил одиноко,

В затоне моих утомительных дней,

Пока белокурая нежная Лелли не стала стыдливой

невестой моей,

Пока златокудрая юная Лелли

не стала счастливой невестой моей.

Созвездия ночи

Темнее, чем очи

Красавицы-девушки, милой моей.

И свет бестелесный

Вкруг тучки небесной

От ласково-лунных жемчужных лучей

Не может сравниться с волною небрежной

ее золотистых воздушных кудрей,

С волною кудрей светлоглазой

и скромной невесты-красавицы, Лелли моей

Теперь привиденья

Печали, Сомненья

Боятся помедлить у наших дверей.

И в небе высоком

Блистательным оком

Астарта горит все светлей и светлей.

И к ней обращает прекрасная Лелли сиянье

своих материнских очей,

Всегда обращает к ней юная Лелли фиалки

своих безмятежных очей.

ВОРОН

Погруженный в скорбь немую и усталый, в ночь глухую,

Раз, когда поник в дремоте я над книгой одного

Из забытых миром знаний, книгой полной обаяний, —

Стук донесся, стук нежданный в двери дома моего:

«Это путник постучался в двери дома моего,

Только путник — больше ничего».

В декабре — я помню было это полночью унылой.

В очаге под пеплом угли разгорались иногда.

Груды книг не утоляли ни на миг моей печали —

Об утраченной Леноре, той, чье имя навсегда —

В сонме ангелов — Ленора, той, чье имя навсегда

В этом мире стерлось —  без следа.

От дыханья ночи бурной занавески шелк пурпурный

Шелестел, и непонятный страх рождался от всего.

Думал, сердце успокою, все еще твердил порою:

«Это гость стучится робко в двери дома моего,

Запоздалый гость стучится