Сан Феличе - Александр Дюма

К счастью, есть твердая надежда, что король Прусский присоединится к коалиции в пользу правого дела.

Да благословит Господь Вас и все Ваши начинания, как просит этого недостойный раб Божий

любящий Вас

Фердинанд Б.»

Однако в постскриптуме король отступает от своего дурного мнения о каторжниках, обратив внимание на достоинства их командира:

«P.S. Не надо, однако, слишком презирать услуги, которые может оказать названный Панедиграно, командир войска, идущего на соединение с Вами. Данеро утверждает, что это старый вояка, служивший ревностно и умно в лагере Сан Джермано. Его настоящее имя — Никола Гуалтьери».

Опасения короля относительно благородных помощников, полученных кардиналом, были весьма обоснованными.

Так как большая часть из них были калабрийцы, они начали с того, что расплатились с некоторыми долгами личной мести. Но после второго убийства, о котором донесли кардиналу, он остановил войско, окружил каторжников корпусом кавалерии и отрядами баронских кампиери, велел вывести из строя двух убийц и расстрелять их на виду у всей армии. Этот пример возымел самое благотворное действие.

На другой день Панедиграно явился к кардиналу с заявлением, что, если бы его людям соизволили выдавать достаточное жалованье, он отвечал бы за них головою.

Кардинал нашел эту просьбу вполне справедливой. Он распорядился выдавать каждому по двадцать пять гранов — иными словами, по франку в день — начиная с того дня, когда он вступил в отряд, а также приказал вчерашним каторжникам выбрать себе начальников, пообещав, что жалованье в двадцать пять гранов будет им выплачиваться в течение всей кампании.

А так как арестантские куртки и желтые и красные колпаки накладывали слишком характерный отпечаток на этот привилегированный корпус, на патриотов Кариати наложили контрибуцию, чтобы одеть это воинство в единую форму, менее бросающуюся в глаза.

Но когда те, кто не был предупрежден, откуда этот корпус ведет свое происхождение, видели его шагающим в авангарде — иными словами, на самой опасной позиции, — они удивлялись, что все припадают то на правую, то на левую ногу.

Каждый хромал на ту ногу, к которой была прежде прикована цепь.

С этим удивительным авангардом кардинал продолжал свой поход на Неаполь: путь к нему был открыт поражением Скипани под Кастеллуччо.

Впрочем, если сравнить этот поход кардинала Руффо с походом, предпринятым Гарибальди шестьдесят лет спустя, и противопоставить прелату, представляющему божественное право, солдата человечества, представляющего право народное, это послужит великим уроком народам и королям.

Один, облаченный в пурпурную кардинальскую мантию, воюет именем Бога и короля и сеет повсюду убийства, грабежи и пожары, оставляя позади себя слезы, скорбь и смерть.

Другой, в простонародной блузе, в простой моряцкой куртке, идет по усыпанной цветами земле, среди радости и благословений, оставляя за собой свободные и счастливые народы.

У первого — такие союзники, как Панедиграно, Шьярпа, Фра Дьяволо, Маммоне, Пронио, — иными словами, каторжники и грабители с большой дороги.

У второго — такие помощники, как Тюкери, Дефлотт, Тюрр, Биксио, Телеки, Сиртори, Козенц, — иными словами, герои.

CXXIX

САНФЕДИСТЫ ПЕРЕД АЛЬТАМУРОЙ

Странная, нелегкая для историков и философов задача понять, почему Провидение заботится порою об успехе предприятий, явно враждебных воле Божьей.

Ведь Господь, одарив человека умом и предоставив ему свободу воли, несомненно поручил ему великую и святую миссию непрерывного совершенствования и просвещения, дабы он стремился к единственной цели, достижение которой позволяет народам считать себя великими, — к свободе и знанию.

Но эту свободу и эти знания народы должны покупать ценою возврата эпох рабства и периодов мракобесия, когда самые мужественные души, самые могучие умы, самые твердые сердца утрачивают надежду. Брут умирает, говоря: «Добродетель, ты всего лишь слово!» Папа Григорий VII велит высечь на своей гробнице: «Я любил справедливость и ненавидел неправедность. Вот почему я умираю в изгнании». Костюшко, падая, шепчет: «Finis Poloniae!»[141]

Итак, если только не предположить, что Провидение, возведя вновь Бурбонов на неаполитанский трон, имело в виду столь убедительно доказать их злонамеренность, деспотизм и бездарность, чтобы о третьей реставрации не могло быть и речи, то придется вопросить недоуменно, зачем оно равно охраняло кардинала Руффо в 1799 году и Гарибальди в 1860-м; каким образом могли совершаться одни и те же чудеса ради сохранения жизни двух человек, хотя существование одного логически исключало существование другого, потому что они действовали в диаметрально противоположных направлениях и деятельность одного была настолько же полезна обществу, насколько деятельность другого — вредна.

Как бы то ни было, вмешательство той высшей силы, которую мы зовем Провидением, в описываемые здесь события было совершенно очевидно. На протяжении трех месяцев кардинал Руффо был избранником Божьим, три месяца десница Господня поддерживала его.

Тайна!

Мы видели, как 6 апреля кардинал избежал опасности оказаться раздавленным под тяжестью собственной лошади, у которой случился апоплексический удар.

Десять дней спустя, то есть 16 апреля, его миновала, не менее чудесным образом, другая опасность.

После гибели первой лошади, на которой он начинал поход, кардинал сел на арабского скакуна, белого, без единой отметины.

Шестнадцатого утром, в ту минуту, когда его преосвященство собирался вдеть ногу в стремя, он заметил, что его конь слегка прихрамывает. Конюх осмотрел копыто лошади и вытащил из него маленький камешек.

Чтобы на этот день дать отдых арабскому коню, кардинал приказал вести его в поводу, а себе подать лошадь рыжей масти.

Тронулись в путь.

Часов около одиннадцати утра, когда армия проходила через лес Риторто Гранде возле Тарсиа, целый град пуль полетел в священника, ехавшего в первых рядах на белом коне. Конь был убит наповал, всадник остался жив.

Едва пронесся слух, что стреляли в кардинала, — а священника действительно приняли за него, — как армия санфедистов воспылала яростью, и тотчас же десятка два верховых бросились в лес преследовать убийц. Захватили двенадцать человек, из которых четверо были тяжело ранены.

Двоих расстреляли, остальных приговорили к пожизненному заточению в подземельях Мареттимо.