Теософические архивы (сборник) - Елена Блаватская

Для того чтобы возвестить наступление этого великого дня, по всей Англии и на материке в полночь весело звонят колокола. Во Франции и Италии, после праздничной мессы в пышно украшенных храмах, «заведен обычай для празднующих принимать участие в общей трапезе (reveillon), чтобы им было легче противостоять ночной усталости», – говорится в поваренной книге относительно папских церковных церемониалов. Эта ночь христианского бдения чем-то напоминает Шиваратри последователей бога Шивы, – великий день уныния и воздержания, который бывает в 11-ом месяце индусского года. Только, в последнем случае, строгий и суровый пост соблюдается как до, так и после бодрствования в течение всей ночи. Для них не существует ночных говений или иных компромиссов. Поистине, они лишь грешные «язычники», и поэтому их путь к спасению должен быть во много раз труднее.

Хотя ныне почти все христианские народы отмечают годовщину рождения Иисуса 25 декабря, так все же было не всегда. Самый переходящий из христианских праздников, в первые века христианства, Рождество часто смешивалось с Богоявлением, и отмечалось весной в апреле и мае. Поскольку ни в светской, ни в церковной истории никогда не существовала аутентичная запись или идентификация этого события, то выбор этого дня долго оставался произвольным; и лишь в 4-ом веке, по настоянию Кирилла Иерусалимского, папа (Юлиан I) предписал своим епископам провести исследование этого вопроса и, в конце концов, прийти к согласию относительно предполагаемой даты рождения Христа. Их выбор пришелся на 25-й день декабря, – и это был, как оказалось, исключительно неудачный выбор! Дюпи, а вслед за ним и Волней нанесли первые удары по этой натальной годовщине. Они доказали, исходя из очевидных астрономических данных, что задолго до нашей эры почти все древние народы праздновали день рождения своих богов Солнца именно в этот день. «Дюпи показывает, что небесный знак ДЕВЫ И МЛАДЕНЦА существовал за несколько тысячелетий до Христа», – отмечает Хиггинс в своем «Анакалипсисе». Поскольку Дюпи, Волней и Хиггинс остались известны последующим поколениям как атеисты и враги христианства, имело бы смысл в связи с этим процитировать высказывания христианского епископа из Ратисбона, «наиболее ученого человека, которого произвели средние века» – доминиканца, Альберта Магнуса. «Знак небесной Девы поднимается над горизонтом в тот момент, когда мы отмечаем рождение Господа Иисуса Христа», – пишет он в «Recherches historiques sur Falaise, par Langevin prêtre». Так Адонис, Бахус, Осирис, Аполлон и так далее, были все рождены 25-го декабря. Рождество наступает во время зимнего солнцестояния, когда дни являются наиболее короткими, и Тьма распространяется по лику земли более чем когда-либо. Согласно верованиям, все солнечные Боги рождались в это время года; ибо с этого дня их Свет все сильнее и сильнее разгоняет тьму, и власть Солнца с каждым наступающим днем начинает увеличиваться.

Так или иначе, возможно, что рождественские развлечения, которые сохранялись христианами почти до 15-го столетия, носили вполне языческий характер. Нет, боюсь, что даже современным церковным церемониям очень трудно избегнуть обвинения в практически буквальном копировании мистерий Египта и Греции, проводившихся в честь Осириса и Гора, Аполлона и Бахуса. И Изиду, и Цереру называли «Святыми Девами», а БОЖЕСТВЕННЫЙ МЛАДЕНЕЦ может быть найден в каждой «языческой» религии. Далее мы приведем два эпизода из Веселого Рождества; один из них изображает «добрые старые времена», а второй – современное положение христианского культа. С того самого дня, когда эта дата стала отмечаться как Рождество, ее рассматривали одновременно и как день священного поминовения, и как наиболее радостные торжества: он был посвящен и молитве, и безудержному веселью.

«Среди Рождественских празднований были так называемые праздники дураков и ослов, гротескные сатурналии, называемые „декабрьскими вольностями“, во время которых все внушающее опасения представлялось в комическом виде, принятые в обществе порядки переворачивались с ног на голову, а правилами приличия пренебрегали», – повествует некий составитель старинных хроник. – «В средние века этот день отмечался веселыми фантастическими представлениями драматических мистерий, в которых участвовали персонажи в гротескных масках и невообразимых костюмах. Они обычно изображали новорожденного в колыбели, окруженного Девой Марией, св. Иосифом, бычьими головами, херувимами, восточными магами (мобедами древности) и многочисленными орнаментами».

Обычай петь духовные песни на Рождество, называемые гимнами, должен был напоминать о песнях пастухов в момент рождения Христа.

«Епископы и клир часто объединялись с народом в исполнении этих гимнов, и песни оживлялись танцами и музыкой барабанов, гитар, виолончелей и органа…»

Мы можем добавить, что подобные мистерии разыгрываются в предрождественские дни, с марионетками и куклами, на юге России, в Польше и Галиции; и называют их здесь Колядá. В Италии менестрели спускаются с Калабрийских гор в Неаполь и Рим, и, скапливаясь в местах поклонения Деве-Матери, приветствуют ее своей неистовой музыкой.

В Англии, празднования обычно начинаются в Сочельник и часто продолжаются вплоть до Сретения (2 февраля), причем до Крещения (6 января) каждый день является праздничным. В домах богатых людей учреждалась должность «господина хаоса», или «безумного аббата», в обязанность которого входило устроение шутовских представлений.

«Кладовую заполняли каплунами, курицами, индейками, гусями, утками, говядиной, бараниной, свининой, пирогами, пудингами, орехами, сливами, сахаром и медом… Ярко горящий огонь поддерживался огромными поленьями, главное из которых называлось „святочным поленом“, или „рождественской колодой“, которое должно было гореть до сретенского вечера, отгоняя холод; и все это изобилие делилось между домочадцами, сопровождаемое музицированием, ворожбой, отгадыванием загадок, играми в „жучок“, „волны“, „схвати дракона“,[673] веселыми розыгрышами, шутками, игрой в фанты и танцами».

В наше время епископы и клир более не соединяются с паствой в открытом пении гимнов и танцах; и праздники «дураков и ослов» совершаются скорее в тайном уединении, а не на глазах бдительных репортеров. И все же праздничная еда и питье сохраняются во всем христианском мире; и во время рождественских и пасхальных праздников, без сомнения, бывает больше внезапных смертей от переедания и невоздержанности, чем в какое-либо иное время года. Кроме того, этот христианский обряд с каждым годом становится все большим и большим притворством. Бессердечность этого лицемерия осуждалась множество раз, но никогда, кажется, с таким чувством реализма, как в трогательной истории сновидения, которая появилась в «New York Herald» незадолго до нынешнего [1879] Рождества. Пожилой человек, председательствуя на публичном собрании, сказал, что он хотел бы воспользоваться благоприятным моментом и поделиться историей, которая привиделась ему прошлой ночью.

«Ему казалось, что он находится на кафедре самого великолепного собора, который он когда-либо видел. Перед ним был священник или пастор, а около него стоял ангел с блокнотом и карандашом в руке; его миссия состояла в том, чтобы регистрировать каждый акт поклонения или молитвы, который случался в его присутствии и возносился как желанное жертвоприношение к трону Бога. Все места в церкви были заполнены богато украшенными прихожанами обоего пола. Наиболее возвышенная музыка, которую он когда-либо слышал, наполняла воздух своими мелодиями. Все великолепные церковные ритуалы, включая красноречивую проповедь наиболее талантливого служителя, сменяли друг друга, и, тем не менее, ангел не раскрыл свой блокнот. Наконец пастор отпустил паству, закончив длинной и состоящей из прекрасных слов молитвой, сопровождаемой благословением, и все же ангел ничего не записал!

В сопровождении ангела рассказчик вышел из церкви вслед за богато одетыми прихожанами. Бедная оборванка стояла в водосточном желобе около бордюрного камня, протянув бледную, истощенную руку и молча прося милостыню. Когда богато разодетые прихожане проходили мимо нее, они отстранялись от бедной Магдалины, причем женщины подбирали свои шелковые, покрытые украшениями юбки, чтобы они не загрязнились от ее прикосновения.

В это время по тротуару на другой стороне улицы шел, пошатываясь, подвыпивший моряк. Поравнявшись с бедной просительницей, он перешел через улицу к тому месту, где она стояла, достал несколько пенсов из своего кармана и положил их ей в руку, приговаривая «Вот, бедняжка, возьми это!» Небесное сияние осветило лик ангела, и он тут же внес в свой блокнот этот добрый и чистосердечный поступок моряка, как Богоугодную жертву».