Своё никому не отдам - Сергей Калашников

Сборы и пошлины дьяки ими принимали, да и ладно. Если даже какой торговец не возьмёт их в уплату за товар, то всяко уйдут они по своей цене. Оттого, видно, вместо злата или серебра эти знаки финансовой несостоятельности царевича использовали вместо денег без особых возражений при любых сделках. Ну а то, что вместо монет в казну поступали эти же самые клочки с оттиском печальной печати — а что делать? Зато весной засеяли большие площади, чем в мирные годы, и работников прибыло за счёт беженцев, стало быть, и оброк соберётся обильней.

Что Гришу сильно заботило, так это то, что пороха с Ендрика увозили много, а вот платить за него батюшка не спешил. Наверное, затруднялся он с деньгами, потому что на войну средств требуется много. Но, если все расписки за поставленное в войска зелье пересчитать на деньги, то задолженность перед населением гасилась легко, и избыток оставался изрядный. Однако совершится ли эта оплата хоть когда-нибудь, никто уверенно сказать не мог. Кошки скребли на душе от понимания, что получается нечто вроде обмана.

Зато пушечка пятидесятимиллиметровая к концу весны уже уверенно стреляла. Затвор для неё пришлось дольше подгонять и уже на этот раз действительно делать клином, а то отламывающийся быстро начинал пропускать газы вместе с дымом во все стороны. Ствол опять отковали из стали, для чего одновременно восемь лучших молотобойцев разом трудились над метровой поковкой, и чистовая сверловка заняла неделю, после чего ещё столько же времени ушло на полировку. В свинцовый снаряд сразу залили чугунное ядрышко, да и в сам сплав, что шёл на оболочку, меди добавили десятую часть, для твёрдости и чтобы скользило лучше. Сосновой древесины это орудие пробивало в аккурат полметра, если не издали палить. Ну а потом пошла доводка, таблицы стрельбы, прицел, возня с лафетом — не выдерживал отдачу тележный передок. Пришлось его сразу сооружать массивным и прочным.

Гриша не на шутку терзался, делать ли в стволе нарезы. С ними прицельность лучше на больших дистанциях, зато картечью стрелять нехорошо. Однако завершилась эта история неожиданно. Тот купец, что на бывшем трофейном тендере курсировал между ближними островами, пушку эту купил и на корму своего кораблика пристроил так, чтобы она вращалась от борта до борта. Очень ему удобно так отстреливаться, когда удирает от чурсайцев или от сельджукской галеры. Так и осталась она гладкоствольной. Дальнейшая судьба этого детища Гришу не особенно волновала. Главного он добился — убедился, что и таким калибром можно проводить частую пальбу, хотя и не так шибко, как из первого образчика — ну никак тут барабан не прилаживался, так что пеналы для снарядов применяли одноместные, и всякий надо было к каморе приставлять руками. А уж загонять потом до места приходилось другому, так что вместе с наводчиком получалось три человека обслуги, а не два.

Потом, ходили слухи, что на пушкарском дворе такие орудия заказывали и другие негоцианты, и с флотских галер капитаны по одной штуке устанавливали на носу и корме. Наталья прицелы для них делала и на счёт поворотных палубных станков тоже к ней обращались советоваться. Царевич только отметил, что дьяк мытной службы стал в казну немалые деньги приносить, взятые с торговли и самими этими пушками, и снарядами к ним, и даже деревянными пеналами, в которых эти боеприпасы подносились и откуда заталкивались они в ствол. Вот, кажется, простая высверленная деревяшка, а оказались в ней какие-то хитрости, вникать в которые ему откровенно некогда — опять великая стройка идёт на Ендрике. Дорога брусовая по северному берегу уже делается помаленьку. Думал ли он раньше, что править тихим захолустным островом, это настолько хлопотно.

Тот же Филипп Викторович, которого чертознаем за глаза зовут, не раз сам приходил и (наглец, конечно, что уж греха таить) нелицеприятно требовал денег на устройство школы. Неудобно ему, видишь ли, что так мало людей обучено письму. А оттого даже на санитаров почти никого обучить невозможно, потому, что они ничего записать неспособны. Нормальный-то губернатор-наместник-воевода этого просителя бы в батоги взять велел, а Гриша не может из-за слабохарктерности своей, мягкости и легковерности.

* * *

И вообще, оставьте его все в покое. Ему нужно следующую пушку сделать, чтобы ещё вдвое толще снаряд в ней был. Сто миллиметров. Такой наверняка сможет даже у линкора борт продырявить. Вот с этим и пришел он в очередной раз на пушкарский двор. А тут — дым коромыслом, пар столбом. Заказов на пятидесятимиллиметровки целая гора, а из самой столицы, из стрелецкого приказа пришло распоряжение колёсные пищали для войск делать и пули к ним лить, и барабаны зарядные точить. А людей — кот наплакал. Вот и крутятся все, как белка в колесе — ничего не успевается, и необходимо деять не то, что хочется, а то, что приказано.

Потому на царевича зыркнули недовольно: мол, снова явился беспокойственник наш с очередной своей затеей, от которой не то что вздохнуть, а даже помереть скоро станет некогда.

Посидел Гриша в сторонке, полистал наброски в своей книжечке — а в его сторону даже глядеть избегают. Вот и выходит по всему, что задачка-то вовсе не та перед ним нынче стоит, что он думал. Спервоначалу надо разобраться с хлопотами других людей, а уж потом можно ожидать от них помощи. Опять же, если убедишь их в выгодности предложения именно для них же самих. А иначе из-под палки заставлять — так от этого и сам измучаешься, и ведь не уследить за всем, напортачат.

Так и глядел на суету, грустя о несбыточности надежд о чудо-пушке, которая сразу всех победит.

Подошла Наталья со шкатулочкой. Не иначе трубка зрительная, в прицел переделанная.

Присела рядышком, притулилась тёплым плечиком.

— Помнишь, Гришка, папенька про важность статуса для каждого человека рассказывал. Про борьбу за место в иерархии?

— Помню, конечно. Ты-то, почему вдруг про это вспомнила?

— Так вот перед тобой иллюстрация к этой непростой теме. Гляди, как всяк старается на своём участке показать остальным, что без него с общим делом никак не управиться. Вроде как, пусть и в малом, но он пуп земли. А дальше — хоть трава не расти. Кажется, разделили разные участки работы, кто лафетом занят, кто замком, кто опоры для зарядного барабана прилаживает, но всяк сам по себе, — девушка почти мурлыкает, хотя слова произносит неласковые.

— Не пойму я тебя что-то, радость моя. Ведь на мануфактурах за счёт разделения труда производительность возрастает в разы. Мы же изучали это.

— Мы изучали, а эти стрельцы — нет. Но они своим умом сделали такие же выводы. Однако с неправильным результатом.

— Загадками говоришь, Наталочка! Вот, ведь знаю, что не сдуру, но в толк никак не возьму, в чём дело.

— Ладно, давай на примере рассмотрим, — подруга открыла шкатулку. — Вот прицел для пятидесятимиллиметровки. Он ничуть не проще устроен, чем пушка, и труда его изготовление требует очень много. Но я с этим справляюсь одна, потому что на самом деле работают вместе со мной несколько человек. Угломеры гравёр делает по образцу, да ещё и шаблон я ему дала, в который его изделия потом входить должны. То есть мне пришлось позаботиться о том, чтобы все важные для сборки размеры оказались верными. А тут, гляди, Севастьяну без разницы, как Карп на сделанную им опору лафет поставит, стало быть, начинается индивидуальная подгонка. То же самое происходит и на притирке затвора к срезу ствола, а потом ещё и длину рычага выверять нужно.

— А ты, как я понял, и токарю выдала сопрягаемые детали, и кузнецу, и тому, кто полировкой занимается, — Гриша быстро ухватил суть. — Так выходит, что для изготовления одного такого устройства, ты в качестве образцов раздала мастерам не меньше пяти практически готовых изделий, лишив их одной единственной детали. Той самой, которую они делают.

— Да, — согласилась Наташка. — Двенадцать.

— Чего двенадцать?

— Двенадцать прицелов можно собрать, если задействовать все детали, которые я раздала разным мастерам. Только зрительные трубки в них не настоящие, а токарем выточены из липы, — Наташка опять мурлыкнула от удовольствия.

— Это что, столько ещё людей, кроме тебя занято изготовлением прицелов?

— Больше. Не все ведь части каждому требуются. Ювелиру только, который спаивает самые важные места, полный комплект нужен.

— А тогда, что же делаешь ты?

— Налаживаю и выверяю. Видел за конюшней риски на стене? Вот по ним и выверяю углы, ось визирования выставляю, отвес регулирую.

— Умница ты у меня, — Гриша погладил любимую по голове, ткнулся носом в волосы. — А стрельцов ты не пробовала научить также поступать. Им же это намного проще — ведь они здесь вместе и прекрасно всё видят.

— Как не пробовать. Пыталась, конечно. Выслушают вежливо, и продолжают, как раньше, всяк по-своему работать.