Своё никому не отдам - Сергей Калашников

Парень от товарищей своих ничем не отличимый подошёл, получил чарку и хлебца с сальцом. Хряпнул, закусил, и только потом вступился за себя.

— А что? Я дупал, если ядром печку расколет, так уголья могут всё городище пожечь. Тушить-то некому, всех повыгоняли. Так что, казни как хочешь, но вины за собой я не чую.

— Ладно, коли не чуешь. Слышь, старшой, воина этого больше в караулы не назначай, я его сам посылать стану, куда надо. А ты, Агапий, к завтраку со мной за стол садись. Потолкуем.

Глава 13. Задачки про Ендрик

Жизнь в городе быстро вернулась в привычное русло. Гриша же, напротив, никак не мог успокоиться. Как-то неправильно получилось у него с последней баталией. Вот, вроде, отогнали неприятеля, но ведь случайно, считай, это получилось. А как бы десант высаживаться стал не в гавани, а на любом из мысов?! Конечно, это неудобно, потому что до места основных событий, которых ожидал сельджукский командир, тогда пришлось бы добираться пешком довольно долго.

Так и катал царевич в голове разные варианты, да вот только тревога в душе от этого лишь усиливалась. А главное, создавалось впечатление, будто никто кроме него, да Наташи этого не понимал. Но женский разум всё-таки к делам военным неважно приспособлен, и кроме сочувствия и сопереживания от неё он так ничего и не добился. А у всех словно опьянение настало. Ликование затмило остальные чувства, и воевода, как олицетворение того факта, что превозмогли рыссы сельджуков, на своей шкуре почувствовал это со всей возможной силой. Ему низко кланялись встречные. Хотя, оно, по статусу полагалось, но тут кланялись как-то не так. Весело и вдохновенно, с желанием и просто от души. И его это тоже настораживало. Он ведь даже не юноша ещё. Отрок, чьё дело молчать и внимать словам мужей умудрённых опытом.

Так что, когда вечером лекарь Филипп заглянул пошептаться со своей дочкой, то к ужину его пригласили сразу. А потом гость был взят за пуговицу и препровождён в кабинет.

— Дядя Филипп! Вот ты мне давеча рассказал про статус человека, про его положение в людской иерархии, про то, каких это стоит усилий и, понимаешь, какое дело, вроде как с той поры я сделался зрячим. Проще стало с людьми разговаривать, удаётся понимать, почему они так поступают, а не иначе. Расскажи, сделай милость как вообще всё в этом мире устроено? Ну, ты ведь знаешь. Растолкуй.

Лекарь некоторое время молча смотрел на собеседника, а потом хмыкнул.

— Так это ты желаешь сделаться мудрецом и хочешь, чтобы я научил тебя.

Кивок.

Филипп заходил по комнате, а Гриша так и сидел себе, терпеливо ожидая инструкций. Книжечку открыл, куда всё записывает, и карандаш приготовил.

— Тиран ты, Гриша. Сатрап, самодур и вообще не знаю, кто ещё, — наконец Наташкин отец подобрал нужные слова. — Это надо же догадаться! Потребовать от меня научить тебя мудрости! С чего ты такое удумал?

— Наталья многим на тебя похожа потому что вы часто разговариваете. А она меня один раз надоумила действовать в пределах возможного. Это когда супостат Ендрик захватил и сил у нас оставалось мало. Никак не получалось сельджуков выбить. Тогда и сообразил я, что нужно их обмануть. Сделать вид будто мы ушли и бросили остров. А уж когда он боевые части отведёт — война ведь только началась — вот тогда с оставленным гарнизоном и совладать получится.

Нынче снова та же история со мной случилась. Три линейных корабля в виду острова. Нечем нам от них отбиться. Только на Наташку посмотрел — сразу вспомнил, что действия надо планировать те, для которых имеется возможность. И сразу из головы ушло отчаяние, чувство бессилия исчезло и возник план. Убрать людей оттуда, куда достреливают корабельные пушки, а десант, который превосходит наши силы, заманить под пальбу укрытых стрелков. На то, что некоторые ядра смогут попасть в корабли я даже надеяться не смел. Думал, выбьем пехотинцев, а моряки пограбят берег в пределах, докуда артиллерия достреливает, да и уйдут восвояси. Для этого свои орудия сообразил поставить так, чтобы они бомбардировали гавань, но добраться до них врагу было трудно. Потом оказалось, что мы их совсем отогнали, но то всё из-за Натальи. Ей Богу не брешу.

— Ты, царевич, получается, привык к тому, что от одного вида моей дочки у тебя в голове проясняется. Ну да, учились ведь вы с ней вместе. Считай наперегонки. Так это тебе с ней советоваться нужно, а не со мной.

— Зря ты, Филипп, так поворачиваешь. Наташка от других девок сильно отличается. Вот, вроде и по-бабски рассуждает, а только несходно с остальными. Глубже видит, и дальше. Я тоже так хочу. Нужно мне от тебя такой же рассудительности набраться. Так что не морочь мне голову. Учи.

— Ладно. Тогда вот тебе вопрос. Для чего рысскому царству нужен остров Ендрик?

— Так для того же, для чего и остальные земли. Чтобы люди жили, деток растили, оброк с них собирать и солдат для армии готовить.

— Ответ, поспешный, Гриша. Так что задание тебе на первый урок — разобраться с тем, какую такую главную цель должен достичь здешний правитель, чтобы царь-батюшка остался им доволен?

* * *

Кручинился Гриша недолго. Попросту отправился в приказную избу и принялся читать документы обо всём подряд, делая выписки к себе в тетрадку. Состояние войны — это особый период. На него оглядываться не стоит. Надо заглянуть в недалёкое мирное прошлое. Итак:

Крестьян на казённых землях, что принадлежат царской семье проживает около пяти тысяч душ. Из них работников, тех с кого берётся оброк — а это мужчины старше четырнадцати лет — одна тысяча двести. Собирают с них оброка полтораста тысяч килограммов ржи, или сто пятьдесят тонн. А овса двести тридцать примерно. Прикинул по числу солдат, да по зерновому довольствию стрельцов, и получилось как раз в аккурат то на то и сошлось. Стало быть на прокорм воинам провианта хватает, а ещё, если мытные сборы сочесть, так опять же на жалование регулярам, да на амуницию и огневые припасы, включая казаков. Вообще-то зерна с острова некоторое количество вывозят торговцы, закупая в хозяйствах излишки, а на те деньги, что достаются крестьянам, приобретается инструмент да инвентарь у городских ремесленников.

И всё это почти без остатка делится на четыреста регулярных солдат, полторы сотни стрельцов и сотню казаков. А еще около тысячи насельцев составляют члены семей воинов. И ещё горожан да рыбаков около тысячи, из которых податями обложено две сотни.

Гриша долго складывал на разные манеры цифры. Так вот размер излишков, остающихся после целевого использования собранных средств, устремлялся как раз к сумме жалования приказных дьяков. То есть Ендрик сам себя кормил, как мог оборонял, а больше никому от него никакой корысти не выходило. По деньгам. Ох и вопросец подкинул Чертознай Викторович!

Копнул дальше, по боярским вотчинам. А вот тут выход вообще нулевой. Боярин государству выделяет только дружину свою экипированную и обученную, а оброк собирает сам и сам на что желает, на то и расходует. Известно только, что всего на острове тоже около пяти тысяч душ живёт на землях феодалов и что работных людей среди них снова около тысячи с небольшим человек. А всего таких дружин десять и это примерно триста сабель.

Вот и вся арифметика. Ендрик — участок земли посередь моря почти прямоугольной формы площадью восемь тысяч квадратных километров поставляет в случае войны триста сабель в государево войско. Остальные воины нужны просто для того, чтобы сам остров хоть как-то оборонять.

Стоп. Неразумно. Сами боярские вотчины занимают только десятую часть всей площади. Когда бы дело было только в воинах, тут бы сотню поместий организовать следовало и собирать по три тысячи конников на войну. Что-то не так. А не расспросить ли дьяков?

Решил погодить, чтобы самому разобраться, а потом сравнить полученный ответ с тем, что дадут приказные.

Приказы царские расположены в столице, чтобы управлять всякими делами и считать чего и сколько по разным землям имеется. Служат в них люди, грамоту разумеющие. Зовутся дьяками. Но по другим островам эти служащие тоже есть, и всяк в свой приказ по своему заведованию отписывает. На Ендрике они учитывают сборы, повинности и по морскому делу присматривают. Скажем, капитан порта — тоже дьяк морского приказа. А души учитывает из людского присутствия писарь. Гриша их уже всех по именам выучил, потому что, то одни бумаги от них требовал, то другие, чем держал этих штафирок в тревожном состоянии. Видят же, что губернатор самолично всё проверяет, а чего ищет — не говорит.

Совсем уж было закручинился царевич, да тут добрался он до записей о повинностях. Казённые крестьяне отрабатывали их зимой. Валили деревья в заповедном лесу и свозили хлысты к самому городу, где укладывали под навесами на просушку. Отборные брёвна выдерживались до той поры пока не приходили за ними барки-лесовозы с Порт-о-Крабса, где самые лучшие верфи. Вот тут-то и стало неуютно. По всему выходило, что именно добрый корабельный лес и потребен от острова, а он его весь издержал на дорогу к селитре. Оно, конечно, созвать мужиков и привезти под опустевшие навесы новые брёвна ещё можно, как раз подходящее время — зима в самом разгаре. Однако лежать ему надо два года. А ещё повинности этого года крестьянами уже отработаны на той же дороге, да сверх того ещё и за деньги люд работный потрудился немало. Можно, конечно, нанять их, да не на что. Казна пуста.