Рафин - Юлия Широкова

а потом у нашего автомобиля спустило колесо.

– Это всё плохие знаки, – заметила я.

– Плохие или нет, а ехать всё равно надо, – ответил Рафин.

После того, как в аэропорту мы прошли паспортный контроль, неизбежную импровизированную фото и автограф сессию и, наконец-то забравшись в кресла самолёта, пристегнули ремни, готовясь к взлёту, я решила продолжить литературную тему, достав из сумочки увесистый томик, который взяла с собой, чтоб было что почитать в пути.

– Что за книга? – поинтересовался Рафин.

Я показала ему обложку, на которой красовалась его физиономия.

– О нет! – вскричал Рафин, хватаясь за голову. Да! Именно на такую реакцию я и рассчитывала.

– Где ты её взяла?

– Как где – в каждом книжном магазине страны!

– Я думал, что тираж уже разошёлся…

– Они выпустили дополнительный тираж. А чем ты не доволен? Ты читал эту книгу?

– Нет.

– Я до сих пор не могу поверить, что ты фильмы свои не смотришь, но как ты мог не прочитать собственное жизнеописание, между прочим, изложенное аж на четырёхсот страницах! Как можно до такой степени не интересоваться самим собой?!

– Я просмотрел пару глав, чуть не сгорел со стыда и выбросил её.

– Я тоже пока успела прочесть только пару первых глав и не заметила ничего такого ужасного…

– Ты собираешься и дальше это читать?

– А почему нет? Я хочу всё знать о тебе.

– Я сижу тут перед тобой, ты можешь спросить и узнать обо мне всё что угодно! Или по твоему, я о самом себе знаю меньше, чем эта журналистка, которой я всего пару раз давал интервью?

– Я не знаю, о чём тебя спрашивать, кроме того, о чём я тебя уже спросила, но после прочтения этой книги, у меня наверняка появятся новые вопросы…

Бедный автор, вряд ли она рассчитывала на подобную реакцию со стороны своего героя. Наверное, надеялась, что после прочтения биографии, любовно написанной ею, он захочет с ней встретиться, поговорить по душам, поблагодарить… А он выкинул её книгу, даже не прочитав.

– Кстати, один вопрос у меня уже есть. Это правда, что ты и твой друг юности – тот самый, который умер от передозировки, были не только друзьями, но и любовниками?

– Что?! – вскричал Рафин, аж подпрыгнув в кресле. – Там такое написано?!

– Нет. Я пошутила.

В ответ он окинул меня свирепым взглядом, после чего надел наушники, в которых звучал какой-то слезливый блюз и закрыл глаза, сделав вид, что собирается всю дорогу проспать.

По прибытии в Симферополь вся съёмочная группа с оборудованием погрузилась в арендованный по такому случаю автобус, который должен был отвести их в Ялту. Рафина и режиссёра, которую звали Тамарой, ожидал мерседес. Рафин пытался забраться в автобус вместе со всеми, возмущённый особыми привилегиями, которые ему предоставили. Нам с Тамарой пришлось почти силой запихнуть его в автомобиль.

Между Рафиным и режиссёршей завязалась какая-то беседа на около киношную тему, а я, предоставленная самой себе, просто смотрела в окно. Я впервые за десять лет выбралась из Москвы и не куда-нибудь, а к морю! Я думала, что буду счастлива оказаться здесь, но на душе почему-то было тревожно.

Вечером все решили отметить прибытие (нас разместили в каком-то пансионате) коллективным ужином в ресторане с обильным распитием спиртных напитков. Я, уставшая после дороги, быстро захмелела, поэтому в основном помалкивала и обнимала Костю, который от спиртного, наоборот, стал весёлым и говорливым.

Ещё до отлёта в Крым я предупредила его, что, скорее всего, вся съёмочная группа меня возненавидит. У меня особый дар внушать людям ненависть практически с первого взгляда. Причём этот дар, который я начала замечать в себе где-то в возрасте двенадцати лет, распространяется не только на реальные, но и на виртуальные знакомства. Я всегда и со всеми стараюсь быть милой и вежливой, но всё равно девять из десяти новых знакомых почему-то сразу же начинают что-то против меня иметь. Зато те немногие, кому я всё-таки нравлюсь, это всегда очень хорошие, умные и порядочные люди.

Рафин мне не поверил. Решил, что я выдумываю. Но на следующий день, вернувшись со съёмок, с удивлением заметил:

– А знаешь, ты оказалась права! Почти все тебя ненавидят.

– Но я ведь ещё ничего никому не сделала!

– Да, но многим показалось, что ты копия Эммы – такая же стерва и ловкий манипулятор. И высокомерная к тому же. Не могу в это поверить, но со мной сразу несколько человек поделились по секрету таким мнением, сложившимся у них о тебе!

– Но я ведь только сидела рядом с тобой, пила, ела и помалкивала!

– И этого оказалось достаточно. Нравишься ты только парнишке-администратору, который, по-моему, на тебя запал, и звукорежиссеру. Ему ты нравишься, без задних мыслей. Кстати, он очень приличный мужик. У него с женой дома целый зверинец из кошек и собак, которых они подобрали на улице и приютили у себя.

– Парнишка-администратор со мной заигрывал, когда я ещё в массовке снималась, – вспомнила я, улыбнувшись. – Робел, но заигрывал.

– А ты что?

– А я смотрела на него и думала – парень, ты соображаешь, что ты делаешь? Ведь тебе лет двадцать, а мне тридцать пять!

– Для тебя это важно? Я имею в виду все эти условности, связанные с возрастом и прочим…

– Если б влюбилась, то нет, не было бы важно. Но, к счастью, влюбилась я не в него…

– К счастью ли? – спросил Костя, лукаво улыбнувшись.

– Поживём, увидим. Возвращаясь к тому, с чего мы начали этот разговор… У меня всю жизнь проблемы с социальной адаптацией – я никогда и никуда не вписываюсь. Ни в одну компанию…

– Что не так уж и плохо, учитывая, что ты стала писателем – это работа для индивидуалистов.

– Да, но иногда меня это расстраивает… И я, наверное, так никогда и не пойму, что же я делаю не так? Чем восстанавливаю людей против себя?

– Да ладно тебе, наплюй! Главное, что мне ты нравишься. А все эти доброхоты, подходившие ко мне сегодня, чтобы предостеречь на счёт тебя, сами ещё те заразы, поэтому, возможно, это хороший знак, что ты им не понравилась.

Костя проводил дни на съёмках, а я на пляже, читая его биографию. Я уверяла себя, что у нас всё хорошо, но на душе почему-то всё равно было тревожно. Возможно, это стресс из-за перемены мест. Или всё дело в матери и здесь умудрявшейся доставать меня звонками и жалобами на жизнь, из-за которых я чувствовала себя виноватой за то, что так беззаботно провожу время, пока она