Рафин - Юлия Широкова

и романтичный!

Костя забросил чемоданы в багажник машины, а я, стоя рядом, смотрела на дорогу – на то самое место, на котором неделю назад лежало тело Никиты. Всего неделя прошла, а мне казалось, что это было уже очень давно! Но, сколько бы времени не прошло, я знала, что всегда, глядя на эту дорогу, буду вспоминать мужчину, в судьбе которого я сыграла такую роковую роль.

Скрежет шин заставил меня вздрогнуть. Возле автомобиля Рафина, перекрывая ему дорогу, остановился чёрный джип, из которого выпрыгнул красивый мужчина с длинными волосами и аккуратной бородкой, его смуглые руки покрывали цветные татуировки, выполненные гораздо более искусно, чем татуировки Рафина, одет он был с головы до ног в чёрное.

– И далеко ты собрался? – поинтересовался красавец у Кости. Тот пожал ему руку и ответил, что вылетает на натурные съёмки в Крым.

– А ничего, что мы на сегодня договорились о фотосессии?

– Прости, мужик, совсем забыл! Столько всякого навалилось в последние дни…

– Я не отпущу тебя, пока не сделаю хотя бы один приличный кадр.

– У тебя есть несколько минут, пока я не докурю эту сигарету, – ответил Костя, закуривая. Красавец осмотрел его с ног до головы цепким взглядом профессионального фотографа и заметил:

– Ты выглядишь, как дерьмо!

– Правда? – спросил Рафин, кротко улыбнувшись. Меня этот “комплимент” возмутил, а его, похоже, позабавил.

Затем фотограф достал из багажника камеру и осмотрелся вокруг, подыскивая подходящую натуру. Мы находились в центре Москвы, но столичные достопримечательности его не прельстили, зато приглянулся участок дороги, на котором велись какие-то ремонтные работы – земля была раскопана и огорожена, вокруг раскопок суетились не высокие дочерна загоревшие гастарбайтеры.

– Давай здесь, – скомандовал фотограф.

Рафин уселся прямо на землю, посреди досок и какого-то мусора. Фотограф, тоже присев, принялся щёлкать камерой. Я встала за его спиной и посмотрела на то, что он видит: Костя сразу же вписался – он был похож на одного из тех затраханных жизнью работяг, которые сейчас стояли за его спиной и чуть удивлённо косились на него. Только если присмотреться внимательнее, можно было заметить, что у этого работяги удивительно красивое лицо, а в его глазах отражается целая вселенная…

– Иногда во время студийных съёмок я специально ставил плохой свет, но этот негодяй всё равно получался красивым. Камера без ума от него, – заметил фотограф.

– А он симпатичный, тоже мог бы стать артистом, но почему-то стал фотографом, – брякнула я, когда через пять минут мы всё-таки забрались в машину и тронулись в путь. Рафин ничего не ответил, только посмотрел на меня тяжёлым взглядом, и я почувствовала, что лучше б я помалкивала. Мы проехали всего метров сто, когда дорогу нам снова перегородил какой-то автомобиль, из машины выскочил взъерошенный мужик лет пятидесяти пяти, размахивая пистолетом, он завопил хриплым надтреснутым голосом пропойцы:

– Стой! Не уйдёшь, сукин ты сын, я тебя прикончу!

Рафин открыл дверцу машины, собираясь выбраться наружу, я вцепилась в его руку:

– Ты что с ума сошёл? Не выходи!

– Да не волнуйся, я знаю этого психа, ничего он не сделает – это просто спектакль!

Рафин выбрался из машины и попытался успокоить психа, который показался и мне смутно знакомым.

– Я серьёзный писатель! Я лауреат государственной премии! Мои книги переведены на десятки языков! А ты! Ты выставил меня каким-то идиотом! Алкашом! Психом!

Я не слышала, что говорил Рафин, но через пару минут ему удалось забрать пистолет у мужика, тот почти успокоился – почти, теперь он не орал, а плакал на груди у Рафина. Красавец-фотограф, который ехал следом за нами, тоже выбрался из машины и вновь принялся фотографировать.

– Ты заделался папарацци?! – рявкнул на него Рафин.

– А что – тоже хлеб! – ответил тот спокойно.

– Вы журналист? – поинтересовался сумасшедший мужик, перестав рыдать.

– Да, – ответил красавец, – один из лучших.

– Я хочу дать интервью. Я хочу рассказать всю правду об этом паршивом актёришке! Вы знаете, что он сделал? Он похитил мою душу! Он украл мою личность и выставил меня клоуном, шутом гороховым!

– Я с интересом вас выслушаю, – ответил красавец, подмигивая Рафину, и уводя ненавязчиво психа подальше в сторонку. Костя закинул пистолет в бардачок машины психа, после чего вернулся в свой автомобиль и мы снова тронулись в путь.

– Что это было? – поинтересовалась я.

Костя рассмеялся. Оказывается фильм, на премьере которого мы были несколько недель назад, экранизация одной из книг этого мужика. Эгоцентричный, как почти все писатели, он вывел самого себя в образе главного героя, поэтому Рафин, недолго думая, скопировал его внешность, характер и манеру держать себя, для своего персонажа – полусумасшедшего писателя.

– А ведь похоже получилось! – воскликнула я. – Я никогда прежде не видела этого мужика и не читала его книг, но мне сразу показалось, что я его как-будто знаю!

– Я несколько недель жил на его даче, бухал вместе с ним, слушал его байки и изучал, впитывал его…

– Да ты страшный человек, Рафин! – заметила я, шутя. – Хотя я делаю тоже самое. У всех персонажей из моего первого романа были реальные прототипы, я даже имена им не стала менять, и некоторые потом, после выхода книги, тоже были от этого не в восторге. Убить меня, конечно, никто не пытался, но разговаривать некоторые перестали… Самое удивительное, что обиделись те, про кого я, как мне казалось, не написала ничего такого! А вот мама, которой от меня действительно досталось, наоборот, стала моей самой ярой поклонницей – раз десять перечла эту книгу и давала её прочесть всем своим знакомым. Какая-то дура, после прочтения, сказала ей с упрёком: “Так вот значит ты какая!” Когда мама рассказала мне об этом, мне впервые пришло в голову поинтересоваться, а не обижается ли она на меня за то, что я рассказала всему свету о её алкоголизме, скверном характере и скандалах? На что она ответила – нет, ведь ты же рассказала правду. И это было самое лучшее, что я когда-либо слышала от своей мамы! Вот только теперь, в ожидании выхода моей второй книги, она мне все мозги прокомпостировала, требуя, чтобы на этот раз я изменила все имена. Я говорю, мам, ну как я могу изменить твоё имя – мне что тебя не мамой, а тётей называть? Братьям я имена, конечно, изменила, но им на это плевать. Ни тот, ни другой, за десять лет так и не нашли времени, чтобы прочитать книгу, написанную их сестрой. Надеюсь, и эту читать не станут.

На МКАДе мы сначала чуть не попали в аварию,