Комната страха - Владимир Кузьмин

Нет! Нет же!!! Господин Кормильцев не собирался никого убивать. Очень уж у него виноватый взгляд был, да и стыдливым человеком он мне показался. Пусть это не аргумент, но я же для себя его привожу? Он преследовал некие иные цели, но попал под сильное влияние или даже под полное руководство господина Ольгина.

Вот о чем забыла. Почему смерть произошла как раз в тот день, когда госпожа Козловская съехала в гостиницу? Потому, что все эти светящиеся надписи на картине, слезы из чего-то едкого на рисунке ее лица, может, даже упавшая картина, если это было подстроено, все было направлено на то, чтобы напугать ее и заставить переехать в отель из собственного дома. Скорее всего, на мысль запугать ее их натолкнул Гурьев и его фокусы. В какой отель она переедет, угадать совсем несложно, – в лучший! У них заранее приготовлены ключи от черного входа и, возможно, ключи к некоторым номерам. Ушел, как положено, через парадный выход, даже ключи мог бы портье оставить. Вернулся к себе через черный ход, заперся – и все, тебя нет ни для кого. Достаточно знать, когда прислуга убирает твой номер, к тому же в него без хозяина никто не войдет. Уже огромное удобство для любых делишек.

Теперь вот что нужно понять правильно: для чего нужна гостиница? Хотя здесь все просто. Убийство в особняке немедля навлекло бы подозрения на художника. А здесь подозреваемых могло оказаться, при удачном стечении обстоятельств, куда больше, чем двое. Вот окажись мы чуть несдержаннее, не будь при этом у Гурьева такого замечательного алиби, он бы и стал подозреваемым под первым номером. Но это, наверное, только первое. Есть ли второе? Есть. В номере Кормильцева можно было что-то приготовить заранее. Нож там мог храниться, не столь глуп господин Ольгин, чтобы с собой его приносить. Вышел под любым предлогом за дверь, через два номера сообщник. Хотя нож и с собой мог быть принесен… Опять сбилась. Но что-то там могло быть заранее приготовлено.

И самое главное…

Додумать я не успела.

– Дарья Владимировна, публику в театр запускать начали, – сообщил мне буфетчик.

Пришлось идти работать.

Но я и за кулисами по ходу спектакля сумела кое до чего додуматься. Поэтому улучила в антракте минутку, добралась до телефона. Уверенно попросила соединить меня с полицией, а там спросила Дмитрия Сергеевича, думала, что он на месте, хоть и не говорил об этом.

– Теперь я вас стану отвлекать, – пообещала я. – Пусть ненадолго.

– Отвлекайте сколько нужно.

– Дмитрий Сергеевич, в номере господина Кормильцева не было найдено чего-то, что выбивалось бы из общей картины? Каких-то необычных для постояльца вещей?

– Ничего! А отчего вы спрашиваете?

– Секунду. Я неверно вопрос задала. Вы уж, наверное, спрашивали прислугу, все ли вещи на месте?

– Если вы желаете спросить, не пропало ли что из его вещей, по мнению прислуги, то ничего не пропало. Но если вопрос поставить так: все ли из видимых прислугой вещей господина Кормильцева остались в номере после смерти, то есть одно исключение. За день до гибели госпожи Козловской горничная при уборке видела довольно большой по ширине и высоте, но тонкий сверток. Он был упакован в оберточную бумагу, и что в нем находилось, она сказать не может. Зато говорит, что он был нетяжелым. Она легко его переставила при уборке.

– Замечательно, – постаралась я сказать поспокойнее, оттого что боялась спугнуть удачу. – И второй вопрос. Из разговора я поняла, что вы опрашивали людей, служивших у госпожи Козловской в особняке, о предшествующих ее отъезду в гостиницу событиях?

– Так и есть. Вас что-то конкретное интересует или…

– Конкретное. Вам говорили об упавшей ночью картине?

– Говорили.

– Вы ее осматривали?

– Осматривал, хоть и сам не понимал для чего.

– Почему она упала?

– Э-э-э… Не понял.

– Она упала из-за того, что гвоздь или крюк в стену неудачно был вбит?

– Нет. Ушки, на которые ее подвешивали, оказались не прочными для такого веса. Одно не выдержало, а как картина сорвалась с него, так и второе не удержало. Как сказал дворник, который помогал ее вешать, шурупы оказались короткими.

– Не могло там к тому же что-то подгнить или еще как-то быть испорчено?

– Не могу вам сейчас ответить. Ушки к картине прикрутили более крепко и повесили ее на место.

– Нужно будет посмотреть, – сказала я скорее сама себе, но Дмитрий Сергеевич со мной согласился.

– Коли нужно, посмотрим, – произнес он. – Но к чему эти вопросы?

– С картиной все просто, – стала я объяснять. – Если причина падения заключена в ней самой, значит это подстроено. Возможно, даже сумели рассчитать время ее падения, хотя я в этом сильно сомневаюсь. В том, что такое возможно, – подстроить под нужное время.

– Чтобы окончательно перепугать хозяйку и заставить ее бежать из дома?

– Да.

– А сверток вас навел на какие-то мысли?

– Еще на какие! Я считаю, что в нем была точная копия портрета госпожи Козловской!

– Выходит, что Кормильцев и Ольгин сообщники! – почти без паузы сделал вывод господин судебный следователь.

– Так и есть.

– Отчего я не пришел к вам днями раньше? Господин Ольгин накануне выехал в Тобольск. И отчего-то у меня есть глубокая уверенность, что в поезде, на который он взял билет, он не едет!

– Простите, но второй звонок дали. До свидания.

29

– Надеюсь, сегодня вы располагаете чуть большим временем? – спросил Анатоль Гурьев, приветливо проводя нас в свой гостиничный номер.

Мы встретились на улице, и, поскольку для Пети, а честно говоря, и для меня даже большинство кондитерских были под запретом, не говоря о любых иных заведениях, пригласил нас в гости, пообещав заказать для меня все, что душа пожелает, и чуть поменьше для Пети.

– Татьяна не станет вас ревновать? – спросила я шутя, а Петя отчего-то покраснел. Словно я его только что упрекала в необоснованной ревности. Или сама ему сцену ревности устроила.

– Это не самое страшное, что может между нами случиться, – легкомысленно ответил Анатоль. И нажал кнопочку звонка. Вскоре пришел официант из ресторана, мы сделали заказ. Первоначально хотели ограничиться чем-нибудь сладким, но заказали и горячие закуски.

– А вот пока мы ждем угощения, расскажите нам, как вы ваши фокусы устраивали? – потребовала я.

– Помилуйте! – взмолился Анатоль. – Ну нельзя же из меня чужие секреты выманивать!

– Хорошо, расскажите лишь о своих секретах.

Анатоль сделал плаксивый вид, но мне все равно казалось, что ему, с одной стороны, и вправду нежелательно раскрывать секреты, но с другой – жутко хочется о них рассказать. Как всякому человеку хочется рассказать о своей работе, если она дала хорошие результаты.

– А, была ни была! – заулыбался он. – Вот, к примеру, надписи…

– Вы их рисовали раствором, содержащим фосфоресцирующие препараты? – спросил небрежно Петя.

– Так вы и об этом знаете? – по-детски расстроился Гурьев. – Право, даже обидно стало, что ничем вас удивить не могу.

– Отчего ничем? – не согласился Петя. – Поясните, для чего вы печь растапливали? И про водород тоже.

– Да тут все просто, – оживился Анатолий. – Для того, чтобы создать в закрытой комнате воздушный вихрь, необходимо получить большое количество теплого воздуха под значительным давлением.

– Так вы его в печи грели? – удивилась я.

– Нет же, печь нужна была для создания тяги. А теплый воздух получался от сжигания водорода. Поэтому и запаха дыма или гари не было.

– Но был легкий химический запах, – упрекнула я его, словно он не вполне верно выполнил заданный ему мною урок.

– Это мне недостаточно сильную кислоту продали. Мошенники! Короче, наполняешь баллон теплым воздухом из специальной горелки, огонь в печной трубе создает дополнительную тягу. Стоит открыть одновременно обе заслонки – в баллоне и в трубе, ведущей из комнаты и присоединенной к печной, – как воздух под давлением устремляется в комнату, а за счет тяги его закручивает вихрем. Он тушит свечи и вызывает недоумение публики самим своим появлением. Но это не столь интересно и объяснять сложно, нужно чертить схемы, приводить формулы… Есть кое-что, что можно наглядно продемонстрировать. Я уж говорил про зеркала и про другие свои изобретения? Я здесь устроил маленькую копию зеркальной системы. Изволите взглянуть?

– Обязательно.

– Она, простите, в спальне, а то в гостиной совсем напоказ получилось бы.

Мы вошли в спальную комнату, но никакой системы зеркал я не обнаружила. Мое недоумение привело Гурьева в восторг.

– Спрятать все – одна из важнейших составляющих успеха. Тем не менее, спрошу, где главное зеркало системы?

– В зеркальном шкафу.

– Вы, Петр, молодец. Обычно самого очевидного не замечают, а вы с ходу сообразили. Секундочку.

Анатоль извлек из шкафа небольшой чемоданчик и открыл его. Внутри все сверкало, как в дорогом несессере, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что в нем всего-навсего слесарные инструменты. Из которых Анатоль взял лишь небольшую отвертку и какую-то планку. Отворив дверцу с зеркалом, он приладил планку одним концом к дверце, вторым – к шкафу. Теперь дверца шкафа открывалась и закрывалась, скользя по этой планке. Дверцу Анатоль закрыл, но не до конца, оставил чуть приоткрытой. Как мне показалось, приоткрытой на определенное число делений на планке.