Бумажный занавес, стеклянная корона - Елена Михалкова

– Богдан слушал Шаляпина в своей комнате. Переодевался к ужину.

– Постой, к какому ужину? Вы ж ели!

– Ко второму. С тортиком. Который внизу в это время поварихи украшали.

Макар возвел глаза к потолку.

– На первое картошка-фри, на второе тортик. Утренник какой-то в детском саду, а не тусовка короля поп-сцены. Где, черт возьми, женщины легкого поведения? Где наркотики? Выпивка, в конце концов? Шампанское рекой, обнаженные негры по колено в пенной струе, разврат и порок, кокаиновые дорожки и разбросанные по огороду шприцы? Где мускулистые тройки голых юношей, запряженных в карету, из окна швыряются купюрами балерины и певицы? Где размах, в конце концов?!

Бабкин засмеялся.

– Дикий ты человек, Илюшин, – с удовольствием сообщил он, чувствуя, что и на его улице наконец-то настал маленький, но праздник. – Пить они не могут, потому что от шампанского толстеют. А растолстеть для артиста – это самый тяжкий грех, как я успел понять. Можешь фальшиво петь, можешь упасть со сцены лицом в оркестр – все тебе простят. Но если ты набрал лишние два килограмма – вон из профессии!

– А негры? – не сдавался Макар.

Бабкин укоризненно покачал головой.

– Тебе что Грегорович объяснял? Миллионы поклонников в курсе, как проходит праздник у кумира. Селфи! Социальные сети! Тут тебе не рокеры собрались, которым сойдут с рук любые непотребства, а приличные поп-исполнители. Некоторые даже заслуженные! И ты хочешь, чтобы у этих людей на благопристойном празднике вдруг из тортика вылез голый мужик с хлыстом и понюшкой кокса?

Илюшин не выдержал и захохотал.

– Вынужден признать, что ты растешь на глазах, Серега! – признал он. – У тебя проснулось воображение и понимание особенностей текущего момента. Ладно, давай к делу. Что там с алиби у Вероники Копытиной?

– Это кто такая? – изумился Бабкин. – А! Кармелита! Подожди, сейчас скажу…

Он нашел в записях Кутикова Веронику Копытину и развел руками:

– Сначала запускала салюты с Кутиковым, потом играла в бильярд с Решетниковым, потом гуляла по дому, спускалась покурить с шоферами, вернулась к себе, гуляла в оранжерее, снова ушла…

– В общем, Фигаро тут, Фигаро там.

– И ничего не может сказать о времени. Часть алиби Кутиков с Решетниковым подтвердят. И водители. Но где она проболталась те двадцать минут, в которые убили Джоника.

– …один бог знает, – закончил Макар.

– В ее случае скорее черт. Демоническая баба!

– В каком смысле?

Бабкин замялся. Трудно ему описывать всех этих людей…

– Сам увидишь, поймешь, – выкрутился он. – А мне надо делом заниматься, а не языком трепать.

Он взглянул на экран сотового. Уже половина двенадцатого! А у них еще толпа народу не опрошена.

– Давай я все-таки с телохранителем поговорю, – предложил Сергей. – А ты пока с Олесей Гагариной побеседуешь, чтобы времени зря не терять. Кто у нас останется?

– Решетников, Бантышев, Катунцева, – перечислил Илюшин.

Сергей, еще пару часов назад удивлявшийся, отчего поп-король позвал так мало гостей, теперь сердито подумал, что незачем было собирать огромную толпу. Случись убийство, как с ними со всеми разбираться!

– Прислать к тебе Гагарину?

– Давай. Слушай-ка, Серега…

Бабкин остановился в дверях и выжидательно посмотрел на друга. Илюшин повертел в пальцах карандаш.

– А у тебя не возникло никаких догадок, кто мог бы быть любовником Решетникова? На уровне чисто интуитивных ощущений?

Сергей пожал плечами. За интуицию и озарения у них отвечал Макар. А он – крот. Копается в земле, выискивает корешки сухих фактов и зернышки обстоятельств.

– Я даже не успел проследить за этим небритым красавчиком.

– Я не об этом.

– Нет, Макар, извини. Ни малейших предположений, с кем связался Решетников. Если связался.

– «Если связался»… – эхом откликнулся Илюшин. – Ладно, иди потроши телохранителя. Может, от него что-нибудь узнаем.

4

– Меня бабка воспитывала. Одну фразу мне часто твердила. – Жора прислонился к подоконнику и закурил, выпуская дым в приоткрытое окно.

Когда-то Маша сказала Сергею об их общей знакомой, что когда та говорит, кажется, будто слова у нее изо рта вылетают в виде мыльных пузырей и поднимаются в облака.

Бабкин рассмеялся. Жена зарабатывала на жизнь тем, что сочиняла сценарии для детской передачи. «Профессионально развитое воображение – страшная вещь!» – пошутил Сергей.

«А кто-то, когда говорит, словно бросается мячиками, – сказала в ответ Маша. – И они потом упруго скачут по комнате. А другие льют воду, она течет и течет, у одних прозрачная, у других мутная и грязная. Третьи что ни брякнут, у них с губ валятся жабы – помнишь, как в сказке? У четвертых все слова острые. Даже самые безобидные могут порезать».

«А у меня?» – насторожился Сергей.

Вместо ответа Маша приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

О Машином наблюдении Бабкин и вспомнил, наблюдая за Жорой.

Телохранитель говорил медленно, скупо роняя слова и словно раздумывая, стоит ли выпускать их на свободу. Каждое падало, точно камень, с тяжелым стуком.

– Какую фразу? – спросил Сергей.

– «Если человек ведет себя плохо, это не он плохой. Это ему плохо».

Жора стряхнул пепел за окно и туда же щелчком отправил окурок.

– Бабка, царствие ей небесное, семь лет как померла. А то бы я ей рассказал, какие бывают люди.

– И какие же?

– Подонки. Которым по кайфу, когда они ведут себя паршиво. Я на таких насмотрелся, пока на Джоника работал. А сам Баширов – первый из них. Упыри. Мы с тобой в гнезде упырей.

Он ссутулился. Белая рубашка повисла пузырем на груди.

Бабкин поразмыслил немного и тоже достал из кармана сигареты. Он не курил, но всегда таскал с собой пачку, по опыту зная, что нет ничего лучше, чтобы разговорить собеседника.

В глазах Жоры мелькнул интерес.

– Ого, «Беломорканал»! Настоящие?

– Да ну, какое там. Нынешние.

Пащенко вздохнул, однако предложенную сигарету принял. Дав Бабкину прикурить, он распахнул шире окно и с тоскливой обреченностью уставился на дальние огоньки домов.

– А скажи мне вот что, Жора. Если здесь гнездо упырей, на черта ты остался?

– Слышь, дурня-то не строй из себя, – мигом ощетинился телохранитель. – Чтобы как только я свалил, меня тут же и взяли по сто пятой? Эти певуны, – он кивнул куда-то наверх, – отмажутся как нефиг делать. У них деньги, связи, известность. Они власть имущим на корпоративах поют и пляшут, целуются взасос и фотки вместе делают. А я кто? Соринка. Не человек, а расходный материал. Вот и пустят меня… в расход.

– Если расскажешь мне все, что знаешь, есть шанс, что не пустят.

– Вот потому и остался, – кивнул Жора.

Они помолчали. Сергей не торопился с расспросами. Телохранителю явно надо было выговориться.

– С упырями я, может, погорячился. Но настоящих людей тут нет, поверь. Кроме нас. Они же все того… – он зачем-то огляделся, словно их кто-то мог подслушать, – искусственные!

«О как! – мелькнуло у Бабкина. – Похоже, съехал шифер у мужика. В разные стороны съехал».

Мысль эта, очевидно, отразилась на его лице, потому что, взглянув на него, телохранитель невесело усмехнулся.

– Ты сейчас решил, что я псих? Нет, братишка, не в этом дело. Просто у настоящих людей и чувства настоящие. Они своих любят. Маму там с папой, бабушку. Понимают, что плохо, что хорошо. Делают-то всякое, но внутри себя каждый правду знает. Реакции у них… как сказать-то… человеческие. А эти «звезды» – они словно из мультика. Смотришь на них и не веришь, что они это все всерьез. А ведь они всерьез! Не притворяются ни разу! Это для них планета вертится. Вселенная зародилась, только чтобы они со сцены свою чухню могли проорать!

Он перевел дух.

– Они слова «нет» не понимают. И самим себе его никогда не говорят. Хочешь заорать – ори! Хочешь в морду кому ткнуть – ткни! Хочешь поклонницу завалить – давай, трахни ее! Все тебе с рук сойдет, козлу.

– Слушай, ну ты не преувеличивай, – осторожно протянул Сергей.

Жора оскорбился.

– Девки тебе размер сисек преувеличивать будут. А я правду говорю. Знаешь, какие слухи про Бантышева ходят? Да и не только про него. Хрен поймешь потом, сама к нему какая-нибудь молоденькая лярва в постель прыгнула или затащили ее.

– Слухи, – подчеркнул Сергей.

– А хочешь, расскажу, что не слухи? – Телохранитель помрачнел. – Вот смотри. Заявляется Джоник со своей компанией в ночной клуб «Фишка». Там на танцполе видит симпатичную телочку. Ей на входе выдали футболку с надписью «фишка». Фирменная, от клуба, в честь какого-то праздника. И Джоник начинает девчонку клеить. Сначала типа вежливо. А потом подкатывает уже внаглую. Девка-то к нему не идёт! Друганы ржут. Джонику обидно. Он давай орать: «А мы щас посмотрим, как фишка ляжет! Слышь, ты, давай ложись, раздвигай ноги!» И всякое такое. И лапать ее начинает. А тут из туалета возвращается чувак.