Бумажный занавес, стеклянная корона - Елена Михалкова

Женщина молча улыбнулась и покачала головой.

Едва за Богданом и его помощником закрылась дверь ее комнаты, Кармелита доплелась до дивана и рухнула без сил. Она выскребла себя до донышка, пытаясь вытащить из Грегоровича, что именно он узнал от Решетникова. Ей лишь изредка удавалось проделать фокус подобный тому, который почти удался с Богданом, и всякий раз это требовало колоссального напряжения. Сегодня силы были потрачены впустую. Неимоверным усилием пробить стену – и в последнюю секунду наткнуться на новую преграду!

А все Кеша, сволочь.

Кармелита раскрошила в пальцах сигарету. На Кутикова она всерьез не злилась. Он служит Богдану, честно выполняет свою работу, защищает хозяина.

– Мог бы и сыграть на моей стороне, – пробормотала она. – Вознаградила бы по-королевски!

Кармелита провела ладонью по внутренней поверхности бедра и усмехнулась. В постели она предпочитала юношей с горячими телами, худыми и сильными, как у бродячих котов. Лучше всего подходили танцовщики. О, эти линии мускулистых плеч! Запах пота, кожи и вожделения! Длинные шеи, темные взгляды из-под ресниц, неопытность в сочетании с пылкостью…

Юноши были неутомимы и полны желания, но Кармелита изматывала даже самых выносливых. Жадное ее тело словно впитывало их в себя. После бессонной ночи она поднималась с постели помолодевшая и полная сил, а они оставались лежать сонные, вялые, высосанные досуха.

«Как я сейчас».

Она подбирала красавцев с упрямыми подбородками и горящими глазами, покорителей глупеньких девчонок. Лишь ей чувствовалась, узнавалась в них слабина, никому больше не заметный надрыв, который делал обладание еще более острым и щемящим. Они не вырастали в мужчин, эти юные любовники. Вечные мальчишки, не взрослеющие, а значит, не портящиеся. Кармелита обожала их именно за это.

А вот Кешу невозможно было представить юнцом. Казалось, Кутиков сразу родился сорокапятилетним мужчиной с курчавыми волосами, лбом в шарпеевскую складку и короткопалыми руками. Он не должен был нравиться Кармелите!

Но нравился. Ее манило исходящее от него ощущение до странного уютной опасности. Как от домашнего удава, закусывающего мышами, но временами с гастрономическим любопытством поглядывающего и на хозяина.

И еще была в его движениях завораживающая тягучая пластика. Когда человек так двигается, не важно, какое у него тело. Вероника даже прикидывала, как бы половчее соблазнить камердинера, но вовремя остановилась. С Кеши сталось бы отказать ей. С человеком, с которым у тебя был секс, можно строить любые отношения, что бы там ни твердили дамские журнальчики. А вот с тем, кто тебя отверг, общаться после совершенно невозможно.

«Трахнуть бы тебя, пухленький. И с Богданом тогда все получилось бы».

– Ах ты грязная шалава, – вслух рассмеялась она.

Смех вышел бессильным. Затухающим, как пламя источившейся воском свечи. Чужим.

Кармелита хорохорилась. Дьявол с ним, с Кутиковым. Но ее угораздило прикипеть душой к одному из этих голубоглазых мальчуганов, имена которых она прежде забывала с восхитительной легкостью. И ведь еще полбеды: как прикипела, так и откипела бы. В искусстве резать себя по живому Кармелита достигла небывалых высот. Но и мальчуган привязался к ней так, будто дышал ею. Пил ее. Ни воздуха, ни воды – ничего не нужно, лишь бы она была с ним.

«Кошка влюбилась в свою кормежку!» – издевалась Кармелита.

Дура. Сиди теперь взаперти и ной, что попалась.

Джоник мертв. Все бы отдала, чтобы вернуть его к жизни. Не потому, что жалко его. А потому что от Баширова-покойника бед куда больше, чем от живого.

– Натворила ты дел, мать…

Минутная стрелка настенных часов с неприличной поспешностью преодолела расстояние от двенадцати до шести.

Потихоньку отпускало. Будь Кармелита в своем доме, она бы давно пришла в норму. Стены, вещи, даже воздух – все помогало бы ей. Но здесь, в чужом пространстве, она могла рассчитывать только на себя.

Постой-ка…

Амулет!

Как же она не вспомнила о нем раньше…

Рука потянулась к цепочке на шее и дрогнула, наткнувшись на гладкую кожу. Где? Где он?

Кармелита ощупала горло, вскочила и, спотыкаясь, подбежала к зеркалу.

Лисья лапка исчезла.

Женщина перерыла складки одежды, обшарила диван. Где она могла обронить ее?

В кармане был только айфон Бантышева. Кармелита стиснула его в ладони, словно желая выжать воду.

Их собственные аппараты предусмотрительный Кутиков попросил отдать. Кармелита подчинилась. У нее остался украденный сотовый, однако пароль подобрать до сих пор не удалось.

У Решетникова с собой два телефона – это Кармелита знала точно. Разумеется, он не стал сдавать Богдану оба. Выложил один, а второй припрятал. Их ведь никто не обыскивал…

Но позвонить ему невозможно!

Кармелита глухо зарычала от злости. Именно сейчас, когда ей так нужно с ним поговорить, администратор Джоника недоступен! Зря она украла телефон. Если его найдут у нее, появятся нехорошие вопросы. И кто-нибудь обязательно догадается полезть в папку с фотографиями, а там…

Она бы давно расколошматила его. Но с обломками нужно что-то делать. Где их спрятать, если ты заперта в комнате? И потом, Кармелита не была уверена, что из деталек при желании нельзя вытащить информацию. Дьявол знает, как устроена вся эта современная электроника! Никогда она в ней не разбиралась и даже побаивалась, откровенно говоря.

В окно постучалась ветка.

Кармелита не обернулась. Она не боялась ни темноты, ни скрюченных древесных рук, тянущихся к стеклу.

Постучали настойчивее.

Что, призрак Джоника явился по ее душу?

– Давай-давай, – фыркнула Кармелита. Призраки и подавно ее не страшили.

Но все-таки повернула голову. И чуть не вскрикнула. Из-за стекла на нее смотрел человек.

Кармелита относилась к тем людям, которые не бегут от пугающего, а стремятся ему навстречу. Она рывком подскочила к окну и распахнула створку.

В комнату довольно неуклюже спрыгнула девушка в белом платье.

– Доброй вам ночи, – очень вежливо сказала Ася Катунцева. – Простите за вторжение. Но мне было необходимо с вами поговорить. Телефон Виктора Бантышева все еще у вас?

3

За историю с сундуком Илюшин не попрекнул напарника ни словом. Сергей уже начал беспокоиться, тем более, что сам-то он отлично чувствовал свою вину. Но пока он по коротким записям Кутикова восстанавливал, кто где находился во время убийства, Макар свернул в комок лист с рисунком и бросил ему.

Если бывает живописная бездарность, возведенная в квадрат, то Илюшин относился к самым ярким ее представителям. Рисовал он чудовищно. Однако результат его пачкотни завораживал. Каракули Макара словно выползли из Марианской впадины подсознания, где жизнь их была полна испытаний, невзгод и членовредительства.

Зритель, поначалу в брезгливом ужасе взирающий на этих расплющенных кракозябр с произвольным количеством конечностей, в какой-то момент вдруг прозревал. Сходство с реальными людьми становилось не просто уловимым: оно бросалось в глаза. И казалось неясным, как можно было не заметить его раньше.

Развернув скомканный лист, Бабкин для начала пару раз зажмурился. Когда это не помогло, он повернул произведение на девяносто градусов.

– Вверх ногами смотришь, – невозмутимо заметил Илюшин.

Сергей вздохнул. Спрашивать, что именно Макар зашифровал в своем художественном послании, опасно. Попадет творцу вожжа под хвост, и начнет он сгоряча малевать одну картину за другой. А Бабкин мучайся!

Он потер лоб. Червяк в булочке? Спеленатый жираф?

Подождите-ка… Сундук! А в сундуке – Решетников!

– Андрюша, – обрадовался Бабкин.

Остальные были опознаны уже без труда. Кармелита, супруги Вороные, Бантышев с балериной…

А это что за печальная дура с хоботом возле маленькой злобной закорючки, символизирующей Джоника?

И тут до Сергея дошло. Он помрачнел.

– Расскажи еще раз, как все было, – попросил Илюшин. – Тебя нашла Медведкина…

– Меня нашел местный Дживс, – поправил Сергей. – Вернее, сначала – хозяин.

Он повторил трагическую историю о том, как стал жертвой розыгрыша. При этом стараясь не морщиться. Получалось плохо. Физиономия сама перекосилась, когда он дошел до того момента, как принял загримированного Решетникова за мертвеца.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – наставительно сказал Илюшин, дослушав до конца. – Твоя проблема в том, что ты до колик боишься показаться смешным.

– Моя проблема в том, что пять лет назад я по дурости связался с тобой! – буркнул Бабкин.

– Причем ты боишься показаться смешным тем людям, которые тебе сами смешны, – продолжал Макар, пропустив его замечание мимо ушей. – Вот в чем парадокс. И закономерно раз за разом попадаешь в неловкое положение.

Бабкин набычился. Илюшин попал в цель.

– Может, у вас, доктор, и рецепт есть? – осведомился он, стараясь говорить как можно саркастичнее. – Или, как обычно, одни диагнозы?