Омар Хайям. Гений, поэт, ученый - Гарольд Лэмб

– Истинно, ходжа Омар. Однажды Ханбалайт забрасывал уже горящий факел в башню, выкрикивая проклятия в наш адрес. И сколько ночей мы оберегали гномон от толпы из мечети, кидающей камни в него, пока вы пребывали в Алеппо. Мы должны поместить печать осмотрительности на уста доверия.

Он не понимал, как Омар смог сразу же приступить к новому делу. Умудренный опытом математик не знал, что, когда мысли Омара отдалялись от таблиц, они устремлялись в далекий край, туда, где, стеная и цепляясь за его руки, умирала девочка.

Существовала страна теней у стремнины реки под палящим солнцем. Время от времени он мысленно забредал туда вместе с Ясми, когда ее глаза светились и она улыбалась, отбрасывая назад водопад своих темных волос. Но чаще оставались только река и боль.

– Он работает так, – однажды обратил внимание коллег Исфизари, – словно боится прерваться. А затем сидит один-одинешенек, со своим вином.

– В нем сокрыта необъяснимая сила, – заметил на это Мей'мун с важностью человека, знающего, о чем говорит, – и это – его путь. Если он не сойдет с ума, он превзойдет творения Птолемея.

Но Джафарак, обладавший горестным сочувствием и чутьем калеки, проводил ночи напролет с Палаточником. Улегшись у ног своего друга, он наблюдал за тенями, отбрасываемыми мерцающим пламенем лампы на стену.

– Когда Алп Арслан, мой господин, покинул этот мир, – рискнул начать рассказ он, – я выплакал океан слез и успокоился. Но вино в том кубке не заставит тебя плакать, о Палаточник.

Омар посмотрел на кубок в руке, сделанный из старинного серебра и инкрустированный лазуритом.

– Когда ты не можешь уснуть, ты можешь напиться. Это лучше, чем метаться, стремясь выяснить то, зачем ты пришел в этот мир и почему ты – это ты.

– Все же вино не приносит ни удовлетворения, ни успокоения.

– Это приносит забвение. Смотри, Джафарак, этот кубок таит в себе тайну алхимии. От одной меры этого зелья появляется тысяча забот. Отпей из него, и ты будешь править на золотом троне, подобно Махмуду, или будешь слышать музыку более приятную, чем та, которая слетала с губ Давида… Скажи мне, смог бы человек, сотворивший этот кубок, бросить его, да так, чтобы тот разбился на мелкие кусочки?

– Нет… Аллах не допустит этого.

– Тогда какая любовь вылепляет человеческое тело и какой гнев уничтожает его?

Омар поднял с пола смятый лист бумаги и бросил его Джафараку. Шут разгладил листок и, повернув к свету, увидел на нем рубай из четырех строк, написанные на персидском четким почерком астронома.

Этот караван жизни продолжаетсвой таинственный путь.О Саки, принеси кубок мне —Кубок смеха, пусть пока мимо проходит ночь, —И не стремись к рассвету, который должен настать.

– Увы, – горестно вздохнул Джафарак. Внезапно его высохшее лицо прояснилось. – Тогда пиши, пиши больше стихов. Они – твои невыплаканные слезы!

Прошел год. Когда астрономы «Обители звезд» сравнили свои результаты снова, Мей'мун и Исфизари остались довольны. Их хронометраж солнечного времени совпал с расчетным временем появления светила, как было определено по водным часам.

В тот миг они приобрели уверенность, что в году 365 дней, а также пять или шесть дополнительных часов, и это было бесконечно лучше, чем по мусульманскому лунному календарю, который имел 354 дня в году. Астрономы Древнего Египта, как они знали, изобрели календарь из двенадцати месяцев по тридцать дней в каждом с дополнительными пятью днями отдыха в конце года – всего 365 дней.

– Еще по четверти дня мы должны добавить к каждому году, – предложил Исфизари. – А если мы добавим целый день, но каждый четвертый год?

Но Омар и Мей'мун напомнили ему, что они готовили календарь не на четыре года или сорок лет, а на столетия. И поэтому они потратили на наблюдения еще один год, сравнивая результаты. Новости об их успехах передавались муллам Нишапура. Они читали проповеди против звездочетов, которые в своей работе использовали приборы неверных и якобы разговаривавших с духами мертвых, выходящими из могил кладбища.

На подобные всплески их эмоций Мей'мун реагировал мало, а Омар – и того меньше. Но старый математик знал, что Палаточник поглощен какими-то новыми вычислениями, смысл которых Мей'мун не мог бы даже предположить, если бы не одна вещь. Обнаружив, что Птолемей полностью положился на мудрость Гиппаркуса, Омар также обратился к рукописям ученого из Родоса. Теперь его поглотило изучение нового вопроса.

– Какие-то расчеты, связанные с тенью от затмения, это ясно. – Мей'мун признался в своей догадке Исфизари. – К тому же он решает проблемы гипербол, которые имеют дело с бесконечными величинами.

– Видно, Аллах милосердный оказывает ему дружескую поддержку, – пошутил Исфизари, который был моложе и смелее Мей'муна. – Мои мозги и обычные-то величины заставляют извиваться.

– Он использует действительный числовой круг[26].

– «Пустоту»?

– Да, круг, вне которого пустота – греческий ноль. Все же это – не все. Он сказал, будто вне действительного числового круга – вне этой пустоты – несметное количество мнимых (отрицательных) чисел.

Исфизари обдумывал сказанное и беспомощно покачивал головой:

– Звучит подобно грезам некоторых греков. Они всегда мечтали о совершенстве и пререкались между собой по поводу того, как этого достичь. И к чему хорошему это привело их в конце? Один из их ходжей, Ар-км[27] – как-то так они называли его, нашел способ переместить Землю, если бы вдруг ему посчастливилось найти хоть какую-нибудь опору вне Земли. И пока он мечтал, его убил обычный воин в сражении. В древние года их самый великий султан, Искандер, захватил большинство государств в Азии. Он строил планы, как расширить свою державу до целого мира; и умер от пьянства. Он был ненамного старше нашего умнейшего Омара. Его властные эмиры разделили империю, борясь между собой. Теперь защитники ислама опрокинули греков. Нет, фантазии греков не принесли им ничего хорошего.

– Ходжа Омар сказал, что мнимые (отрицательные) числа существуют. Когда он берет одно из пустоты, он находит такое же среди действительных чисел на этой стороне числового круга.

– Аллах позаботится, дабы муллы не услышали об этом.

Когда Исфизари остался один на один с молодыми помощниками, он поведал им следующее:

– Доказательство Истины опять напился. Да, он оседлал гиперболу и помчался среди звезд и, выстроив в определенном порядке призраки мнимых чисел, торжественно провел их за собой.

– Что ж, как-то ночью он вышел из дома и посидел среди могил. Он заставил садовника посадить тюльпаны на брошенных могилах.

Год подходил к завершению, последние наблюдения были записаны, и Омар и Мей'мун принялись за заключительную задачу определения фактического отклонения своего календаря. Они установили, что отклонение в положительную сторону составило 5 часов 48 минут и 45 секунд.

Это было незначительное отклонение, меньше чем четверть дня, хотя Мей'мун позволил себе высказать предположение о семи днях за двадцать девять лет. Омар же предполагал, что оно окажется равным восьми дням в тридцать три года[28].

– Итак, – сказал он, – мы должны добавлять восемь дней каждые тридцать три года.

Вместе они составили календарь, чтобы представить его Низам ал-Мулку, который с нетерпением ожидал результатов их работы. Мей'мун и Исфизари в своих церемониальных облачениях понесли календарь Устроителю Державы в замок Нишапура.

А Низам украсил экземпляр золотом и обтянул алым шелком, расшитым изображением дракона. Этот календарь он уже сам отнес Малик-шаху.

– О владыка Востока и Запада, – произнеся традиционное славословие, визирь приступил к делу, – по твоему повелению твои слуги заново измерили время, обнаружив, что все иные измерения ложны и ошибочны. Перед тобой лежит календарь истинный всего будущего времени, созданный по твоей воле. Вот он перед тобой, передаю его в руки властителя, расчет всех лет, которые отведены Аллахом людям для существования на земле.

Малик-шах с любопытством просмотрел его. Вышитый дракон понравился ему не меньше, чем сам календарь, суть которого он не совсем понял. Но Дракон был его знаком на небесах, и мудрый Омар Хайям мог разгадывать предзнаменования небес так, чтобы его правление продолжало быть удачливым.

– Хорошо! – объявил он. – Выдайте ученым людям, которые трудились в «Обители звезд», парадные мантии и по сундуку золота. А моему астроному – маленький дворец Каср-Качик, в горах.

Низам поклонился и едва слышно, но так, чтобы Малик-шах его услышал, воскликнул:

– Великодушие Сына Дракона! Теперь остается только отдать высочайшее повеление и в вечер перед приближающимся весенним равноденствием прекратить применение старого лунного календаря по всему государству. В этот вечер начнется первый год новой эры – твоей эры, которая станет называться по имени твоему Джалалайской[29].