Омар Хайям. Гений, поэт, ученый - Гарольд Лэмб

Помощники поднялись и вышли из помещения вместе с Исфизари. Только пожилой Мей'мун не двинулся с места.

– Господин, – робко обратился к нему Джафарак, – шесть часов – это так мало. Да ведь я мог бы вздремнуть столько после того, как поел дыни, и никогда не вспоминал бы об этом снова.

– Тогда ты и должен быть астрономом.

Омар хлопнул в ладоши.

– Принесите вино – темное вино из Шираза, из запечатанной фляги.

Когда испуганный слуга наполнил его кубок, он медленно выпил его. Мей'муну показалось, будто сам дьявол вселился в Палаточника. Но он не уйдет со своего места без того, чтобы объясниться. Акроенос спокойно наблюдал за происходящим. Омар вздохнул и взял один из листов:

– Кто делал эти расчеты?

– Превосходнейший, – мрачно начал Мей'мун, – я сам проверил их. Вы не найдете в них ошибки.

Омар пробежал глазами столбцы цифр и принялся за другой лист, выбранный наугад. Он задумчиво всматривался в него:

– Ты клянешься, что вычисления верны, и Исфизари клянется, что его часы стабильны в погрешности. Один из вас не прав, но кто?

– Если говорить о часах, то они служат достаточно хорошо. Да, после первого же месяца мы уже знали их погрешность.

Мей'мун упрямо поднял свою голову:

– Легче всего крикнуть: «Пошли вон!» И все же я клянусь Каабой и моей верой, что моя рука проверила те результаты.

– С использованием таблиц Птолемея?

– Да, естественно.

– С коррекцией на широту Нишапура? Птолемей занимался своими наблюдениями в Александрии.

– Я предвидел это. Может, превосходнейший хочет лично убедиться? Вот они, таблицы прошлого месяца.

Взяв перо, Омар сделал краткие вычисления и сравнил их с одним из расчетов Мей'муна. Затем он нахмурился:

– Что это? Коррекция на местность сделана верно. Звезды не менялись, и часы все те же. И все же здесь одно за другим идут отклонения на шесть часов. Есть у тебя объяснение, о багдадец?

Медленно Мей'мун отрицательно покачал головой:

– Истина скрыта от меня.

– Принеси мне таблицы Птолемея.

Когда огромные рукописные таблицы были разложены перед ним, Омар принялся за первый лист расчетов Мей'муна. Склонившись над столом, он принялся за работу.

Акроенос отправился спать, а Джафарак свернулся комочком на коврике, но старый Мей'мун не смыкая глаз молча ждал, словно филин. Когда пламя в лампе начинало мерцать и почти гасло, Мей'мун подливал туда масла.

– Этого не может быть, – только раз пробормотал Омар и обратился к новому листу.

Когда утренний свет проник через амбразуру и лампу загасили, он достиг конца расчетов, и Мей'мун воспылал надеждой.

– Правильны ли мои расчеты? – вырвалось у него.

Для проверки Омар изучил первую и последнюю страницы рукописи Птолемея.

– В твоих расчетах ошибки нет, – пробормотал он. – Итак, отклонение в шесть часов и восемнадцать минут постоянно. Твоя первая запись… вот она… подобна последней. Шесть часов и восемнадцать минут отставания от солнца.

Мей'мун прищурился и согласился. Это должно было быть так.

– Ошибка – здесь. – И Омар положил руку на потертые рукописи Птолемея.

– Спаси нас, Аллах! Что сказал ты? Ошибка… и это после стольких веков…

Мей'мун не мог прийти в себя от услышанного.

– Постоянная ошибка, да.

– Но как… Такой астроном!.. И никто не знал!

– Если бы мы знали как, мы могли бы исправить ее. – Омар улыбнулся, его утомленные глаза свидетельствовали о большой работе мысли. – Но великий сын Александрии уже долгое время покоится в своей могиле.

На лице старика отражалась борьба скептицизма с неподдельным интересом, ибо эти звездные таблицы ученые стран ислама использовали уже столетия. Скорее минареты большой мечети Нишапура придут в движение, нежели кто-то заподозрит Птолемея в неточности.

– Ахай! – простонал он, когда истинное значение их открытия стало ему ясно. – Но тогда – наша работа тщетна. Суетны и напрасны труды Харезми и всех остальных. Наши таблицы открытых уже звезд ложны… ложны.

Совсем запутавшийся, он судорожно окидывал взглядом комнату. Если бы вдруг пол приподнялся, чтобы встать на ребро, он и тогда не поразился бы ничему. Но темные глаза Омара свидетельствовали о глубоком раздумье.

– Подожди, Мей'мун, подожди. Ошибка небольшая, и она постоянна. Она здесь в первой колонке, она и в последней. Эти наблюдения… столь верно сделанные, и все же тут есть погрешность, но небольшая.

Он вскочил, зашагал поперек комнаты, выглядывая за окно на ослепительное солнце.

– Ложны и истинны, этого не может быть, но так оно и есть. Если бы мы смогли сорвать завесу тайны!

Мей'мун мог только качать головой:

– В руках Аллаха – ключи незримого.

– Если бы мы могли найти ключ… ключ.

Омар внезапно повернулся к нему:

– Скажи мне… разве долгота и широта у Птолемея не правильны?

– Да, правильны, разве мы стали бы иначе следовать за ним все эти тридцать поколений?

– Тогда должен же он был знать ключ к таблицам открытых звезд. Он мог использовать таблицы, но другие… и опять, не зная ключа… был бы всегда обречен на неудачу, как и мы.

Омар хлопнул рукой по открытой рукописи:

– С ключом мы сможем использовать эти таблицы, Мей'мун… мы одни.

– Если ложное от истинного отстоит всего на ширину волоска, то ложное все равно не становится истинным.

Омар посмотрел на ученого, и его лицо смягчилось.

– Мей'мун, старый учитель, прости меня, что я накричал на тебя. Ты указал мне на ключ, благодаря которому ложное становится истинным. Я вижу… я вижу.

– Йа-алла, никто не может видеть.

– Это какой-то крохотный ключ. Почему исправил ты эти таблицы для широты Нишапура?

– Потому что… – астроном начал объяснять, потом запоздало удивился вопросу, – открытые уже звезды, которые видны из Нишапура, наблюдаемы под другим углом в Александрии, где Птолемей работал.

– А как быть, – осторожно спросил Омар, – если они не были видны в Александрии?

– Ай-алла, разве обсерватория Птолемея не в Александрии?

– Нет, и в этом наша ошибка.

Мей'мун устало и ничего не понимая посмотрел на своего молодого коллегу.

– Ты не безумен? – пробормотал он.

– Нет, ибо Птолемей, который работал в Александрии, не создавал этих таблиц. Они были сделаны другим ученым, его предшественником, и в другом месте. Птолемей использовал их, как и мы, полагая, что они его творение. И все же он знал неизвестного нам звездочета, который создал эти таблицы. Он знал! И поэтому его вычисления были истинны.

Глаза Мей'муна вспыхнули, но затем огонь в них потух. Он увидел правду сразу, но ему показалось, будто Омар обладал таинственной и сокровенной силой, способной обнаружить то, что было сокрыто все девять столетий. Не сам ли Низам признал, что Омар обладает этой неведомой силой?

– Должно быть, это так, – вздохнул он. – И все же мы никогда не узнаем, кто сделал эти таблицы или где. Возможно, это был халдей из Вавилона, или индус из Индии, или грек на далеком западе. Кто знает?

Если они не определят, где создавались таблицы, таблицы эти будут бесполезны для их точной работы. Птолемей знал это, но этот великий египтянин держал местопребывание неизвестного им астронома в тайне.

– Дней через несколько, – спокойно сказал Омар, – я сообщу вам место наблюдений. Но сейчас я иду спать.

Пока он, прихрамывая, брел от башни до собственных комнат, Мей'мун лелеял только одну надежду. Человек, который мог создать одно чудо, мог бы произвести и другое. Хотя он никогда не слышал, будто бы случались чудеса в математике прежде. Но когда он нашел своих помощников, печально собравшихся после утренней молитвы на пороге его жилища в ожидании его возвращения, старый астроном поднял голову. Могло бы даже показаться, что он заважничал.

– Ну, вы, школяры, – гордо сказал он, – ходжа Омар и я нашли ошибку. После девяти сотен лет я обнаружил ошибку в звездных таблицах Птолемея Географа. Скоро мы исправим ошибку, но теперь я утомлен и иду спать.

Так он восстановил чувство собственного достоинства и, поправляя широкую накидку, прошел в свою комнату. Среди помощников на мгновение установилась оглушающая тишина.

– Ла Алла иль лаллах, – прошептал один из помощников. – Старый повеса тоже напился этого вина из Шираза.

В течение всех последующих дней в «Обители звезд», помимо однообразной ежедневной фиксации тени гномона и точного времени восхода солнца и его заката по водным часам, иной работы не велось. Только Омар не прекращал трудиться. Он работал как одержимый. Так считали его помощники. Сначала затребовал копии географии звезд Птолемея из библиотеки, затем – список всех греческих астрономов древних веков.

Чаще всего он работал в полнейшей тишине, лист за листом исписывая цифрами, которые он передавал затем Мей'муну на проверку. Мей'мун, беспомощный, когда дело касалось неведомого ему, как завороженный наблюдал за действиями этого юноши, которые, по его предположению, не могли увенчаться успехом. Он достаточно быстро понял, что Омар искал процент ошибки и хотел использовать полученную погрешность, чтобы вычислить вероятное расстояние неизвестной им обсерватории к северу или к югу от Александрии. Ответ, однако, мог быть только приблизительным… Как оказалось, это приближение составило пять градусов широты.