Помойник - Борис Терехов

— Я понимаю, — вздохнул Марек.

— Ты у меня умный. Так вот, тоска в этом поселке зеленая. Хоть волком вой. Делать абсолютно нечего, и особенно зимой. У молодежи здесь нет никаких развлечений. Здесь тупик.

— Тогда, наверное, я тебя обрадую. Пахом Максимыч, что из поселковой администрации, собирается сделать зоной отдыха территорию, прилегающую к пожарному пруду, — вспомнил я свой утренний разговор с ним. — Сам же пруд почистить, облагородить и запустить туда промысловую рыбу. Завести также на нем белых и черных лебедей.

— Хорошо хоть, что не розовых фламинго, — прикрыв рот ладошкой, прыснула Вика. — Прости, но ты меня развеселил. Самое большое, на что его хватит — так это на две-три скамейки на берегу. На них станут распивать водку местные алкоголики вперемешку с бомжами со свалки. Пахом Максимыч — известный Манилов. С годами он ни чуть не изменился. Раньше он все хотел восстановить нашу церковь и, заодно, соорудить колесо обозрения. Как в Москве, в парке Горького. Но, скажи, зачем нужно в нашем поселке колесо обозрения? Что с него обозревать?

— Окрестности, — несмело предположил я.

— Угу, в особенности мусорный полигон — изумительное зрелище с высоты птичьего полета.

— Э-э, девочка, Пахом Максимыч — мужик вовсе не глупый и не фантазер, — произнес Марек, отодвигая от себя очередное пустое блюдо — на сей раз с винегретом. — Он вовремя смекнул, как поступают все наши правители. Главное — это пообещать райские кущи. Остальное неважно. Народ переварит любую глупость, а после еще будет им восхищаться. Все наши правители держат нас за круглых дураков!

— Умоляю, отец, не горячись, — попросила его Вика. — Ведь ты ничего не изменишь.

— Пожалуйста, я молчу, — согласился он.

— Но в этом поселке на самом деле скучно, — сказала она. — Помню, как мы полчаса тряслись на автобусе до райцентра, чтоб посидеть там, в привокзальном ресторанчике. У нас это называлось выходом в свет. Потом полгода этим хвалились друг перед другом. Представляешь, Володя, что за убогость?

— Представляю. Сам не из Рио-де-Жанейро.

— Но мальчишки те могли хоть послоняться по мусорному полигону. Что-то там поискать, чем-то себя развлечь. Мы же девчонки — нет. Вот и сидели, куковали дома. Перемывали подружкам косточки. А в Москве всегда есть, чем заняться.

— Безусловно, — кивнул я.

— Ничего, Володя, не унывай. Сейчас я буду чаще приезжать к отцу. И вносить, как сумею, разнообразие в твою жизнь.

— То, что ты, Вика, собираешься чаще приезжать ко мне — это замечательно. Я только порадуюсь. Но как посмотрит Татьяна на то, что ты станешь вносить разнообразие в жизнь ее мужчины? — поинтересовался Марек.

— Придется вносить разнообразие и в жизнь Татьяны, за компанию, — нашлась она. — Между прочим, Володя, расскажи о ней поподробнее. Я слышала, что она такая эффектная крашеная блондинка.

— Зачем рассказывать, если ты уже все слышала? — резонно возразил я, осторожно ощупывая синяки под глазами. Теперь у меня появилось увлекательное занятие на всю ближайшую неделю. Следить за процессом их заживления. Нет, Вика ошибалась! Есть у меня тут развлечения!

— Ладно, поставлю вопрос иначе: что она вообще за человек? — спросила она. — Говорят, что она довольно-таки высокомерная особа.

У Вики была кукольная внешность, предполагавшая, казалось бы, отсутствие всяческого ума. Но это было далеко не так. Конечно, она не поражала глубиною собственных познаний и оригинальностью суждений. Зато в полной мере обладала наблюдательностью и сообразительностью. Кроме того, Вика строила свою речь не только из одних простых предложений, как многие из ее сверстниц. В отличие от внешности, в которой лишь отдаленно угадывалось сходство, здесь она явно напоминала Марека.

Сейчас Вику интересовала Татьяна. Не знаю, в чем заключалась истинная причина ее интереса. Очевидно, в обычном женском интересе. Но, так или иначе, обсуждать с ней Татьяну я не желал. Она поняла это и с запоздалой тактичностью прервала свои расспросы, переведя разговор на другую, более нейтральную тему. О нравах обитателей поселка, и как на них влияет соседство с городской свалкой.

Но когда ее отец отправился на кухню, Вика сказала:

— Володя, я не хочу вмешиваться в твои отношения с Татьяной — они меня не касаются. Но мое предложение по-прежнему остается в силе. Словом, если хочешь, то перебирайся ко мне в Москву. Я помогу тебе с работой и жильем. Я же вижу, как тебе приходится в нашем славном Вихляево. Я же не слепая, — произнесла они, выразительно взглянув на мои синяки. — Так что с тобой приключилось? Давай поделись.

— Да ничего особенного. Не беспокойся, Вика.

— Это, по-твоему, ничего особенного?! У тебя же все лицо изуродовано! — развела Вика руки.

— Говорю, ерунда.

— Можно подробнее?

— Пожалуйста, — ответил я. — Посетил, стало быть, сегодня полигон. Повздорил там с Генкой Кривоносом и одним его дружком. Знаешь Кривоноса? Он теперь тамошний Голова, вместо моего дяди.

— Спрашиваешь! Конечно, знаю. Я же отсюда родом. В наших краях мы все друг друга знаем, — заметила она. — Он мерзкий и наглый тип. Но не понимаю, тебя-то чего потащило на свалку? Вроде бы ты никогда не питал слабости к мусору и помоям.

— Верно. Не питал и не питаю. Но сегодня на рассвете там нашли мертвым моего приятеля-бомжа. Я ходил, значит, выразить свои соболезнования его родным и близким.

— Поступок благородный. Похвально… Да, точно! Когда я приехала, отец сказал мне, что на свалке нашли труп какого-то бомжа, — наморщив высокий чуть выпуклый лоб, словно напрягая память, произнесла Вика. — Но я пропустила это мимо ушей. Мало ли там погибает бездомных? Хорошие приятели, однако, у тебя появились.

— Что есть, то есть. Ребята не из политической или экономической элиты. Даже не из мира шоу-бизнеса. Но таких знакомых мне уж послала моя судьба.

— Отчего он умер?

— Неизвестно. Пока это тайна, покрытая мраком, — ответил я. — Кстати, Вика, ты ничего не слышала о Помойнике?

— Еще бы! Нельзя жить здесь и ничего о нем не слышать! — усмехнулась она. — Помойник — это ужасный, злобный монстр, поросший рыжей шерстью. От него за версту дурно пахнет. Ночью он бродит по свалке и нападает на людей, которые, к своему несчастью, оказались у него на пути. Он устраивает за ними настоящую охоту.

— Веселое у вас здесь место.

— Веселее не бывает. На полигоне, наверное, считают, что это он расправился с тем бомжом? — спросила Вика.

— Единодушного мнения еще не сложилось.

— Ясно, — кивнула она. — Мне удивительно, как Помойником до сих пор не заинтересовались специалисты? Те, кто занимается различными аномальными явлениями и неизвестными существами. Почему они не замечают его у себя прямо под самым носом?

— Нашим доморощенным специалистам гораздо интереснее ездить в Гималаи и Центральную Америку. Или, на худой конец, в Сибирь и Приморье, чем на обычную подмосковную свалку.

— Верно, Володя. Экзотика у нас тут напрочь отсутствует, — согласилась она. — Но, между прочим, от нашего Помойника есть польза. У нас им пугают непослушных детей. В детстве я боялась его больше Кощея Бессмертного и Бабы-Яги.

— Я бы тоже испугался.

— Помню, зимними вечерами мы с девчонками запирались в комнате у кого-нибудь дома и рассказывали про него разные жуткие истории. От этих историй кровь холодела в жилах, и шевелились волосы на голове. Но нам нравились эти страшилки. Потом мы всю ночь дрожали от страха и не могли заснуть.

— Это вы зря. Вика, а тебе известно о нем что-либо доподлинно? — спросил я.

Она кивнула и принялась, попивая чай с лимоном и шоколадным печеньем, таинственным, приглушенным голосом рассказывать. Правда, не столько о Помойнике, сколько о своем не слишком отдаленном детстве. Как выяснилось, детство у нее было трудным и безрадостным. Но все же с множеством приятных и забавных моментов.

Мы засиделись. К себе домой я начал собираться уже поздно вечером, чуть ли не ночью. Я устал от событий сегодняшнего дня. Окончательно меня добили воспоминания Вики вкупе с ее ажурной прозрачной кофточкой.

Татьяна еще не приехала. По крайней мере, я не слышал, как она отпирала дверь нашей квартиры, что вызывало обычно немало шума. Наверное, как и предполагал Марек, она не успела уладить все свои дела в Москве и осталась ночевать у какой-нибудь из подруг.

Глава тринадцатая

Я вошел в темную прихожую, закрыл за собой дверь — и не осмелился сделать дальше ни шагу, почувствовав в своей квартире постороннее присутствие.

В квартире стояла невообразимая вонь, и было очень холодно, словно внезапно распахнулись настежь все окна. Но главное — то, что из глубины прихожей на меня, не мигая, смотрели чьи-то красные глаза, горящие как раскаленные уголья. Они притягивали, завораживали, пронизывали насквозь. Проникали до самого сердца. В моей голове пронеслась ужасная догадка — что это на меня смотрел никто иной, как Помойник! Я стремительно отступил назад и прижался спиной к двери. Прижался настолько тесно, насколько смог. По моему телу пробежала волна животного страха, и заструился липкий пот, а в сдавленном горле застрял испуганный крик.