Истории будущего - Дэвид Кристиан

которым повелевают173. Вместо того люди считаются частью мира, а все дела подгоняются под ритмы естественного и психологического времени; никто не навязывает собственные ритмы окружающему миру.

Социальное время, конечно, тоже имело значение и порой могло брать верх над ритмами естественного и психологического времени. Все сообщества, полагаю, использовали астрономические данные и сезонные изменения для создания календарей, в которых отмечались даты социальных мероприятий и ритуалов. По словам американского археолога Александра Маршака, предметы возрастом тридцать тысяч лет могут быть ранними формами календарей174. Но социальные ритмы никогда не доминировали над ощущением времени в той степени, которая характерна для наших дней. Вот описание Ричардом Ли ритмов повседневной жизни в сообществах, которые он изучал в Калахари в 1960-х годах.

«Женщина собирает за день достаточно еды, чтобы прокормить свою семью на три дня вперед, а остальное время проводит, отдыхая в поселении, вышивая, навещая другие поселения или развлекая гостей оттуда. Каждый день домашние дела – приготовление пищи, раскалывание орехов, сбор дров и воды – занимают от одного до трех часов ее времени… Как правило, охотники трудятся больше женщин, но расписание у них нерегулярное. Нет ничего необычного в том, что человек неделю жадно охотится, а затем две или три недели подряд откровенно бездельничает. Поскольку охота – занятие непредсказуемое и подвластное магическому воздействию, охотники порой сталкиваются с периодом неудач и тогда перестают охотиться на месяц или дольше. В эти периоды походы в гости, развлечения и особенно пляски становятся для мужчин основными занятиями»175.

В древних сообществах охотников-собирателей люди, насколько можно судить, благополучно уживались со многими различными ритмами жизни окружающего мира, ритмами сна и тела, собирательства и охоты, солнца, луны и приливов, миграций животных и общественных ритуалов. Эта картина радикально отличается от сегодняшнего мира, в котором единое время «по часам» создает единую сетку для большинства окружающих нас ритмов.

В-третьих, можно допустить по многочисленным намекам, что люди той поры, обитая, как и все мы, в потоке времени А-серии, воображали время как нечто принципиально стабильное, скорее похожее на время В-серии. За переменами повседневной жизни и личного опыта скрывался стабильный, по большей части неизменный парменидовский мир. Вот почему, возможно, многие малые сообщества не проявляли особого интереса к детализированным историческим описаниям. Исследователь устных культур Линн Келли так характеризует понятие времени среди йолунгу из австралийского Арнемленда: «Время не хронологично. Мифологические события рассматриваются как происходящие в далеком прошлом и как часть непрерывного настоящего»176.

Антропологические данные говорят о том, что прошлое не воображалось единой временной шкалой, уходящей все дальше и дальше от настоящего. Нет, оно довольно быстро растворялось в туманной изначальной эпохе «сновидений» [58], если воспользоваться метафорой, часто употребляемой при описании верований коренных австралийцев. Слово «сновидения» отсылает к терминологии племени аррернте (аранда. – Ред.), проживающего недалеко от Алис-Спрингс. Но перевод вводит в заблуждение. По замечанию антрополога Рослин Хейнс, это слово в своем первоначальном значении относится к «вездесущей реальности, измерению более реальному и фундаментальному, чем физический мир, темпоральный и случайный»177. Австралийский антрополог У. Э. Стэннер [59] описывает эту реальность как «всегда-когда». Слово аррернте также можно перевести как «закон», как обозначение того порядка, в котором все было, есть и всегда будет. Тогда обнаруживается сходство с идеей дхармы [60], основополагающей для многих индийских учений. Историк Энн Макграт пишет: «Во многих языках аборигенов есть выражение, передающее понятие о том, что было давным-давно, и эта эпоха совпадает со временем сновидений, эпохой творения, которая на самом деле вовсе не дискретна, которая представляет собой непрерывный процесс»178. Прошлое воспринимается не столько как континуум, сколько как запас знаний и истин для настоящего.

В парменидовской вселенной прошлое и будущее теряют свою отчетливость и значимость. Важно настоящее. В австралийской традиции действительно нужно знать, где вы были, а не когда вы были179. Что такое ваша страна? Предметы, привязанности, истории и знания исходят из мест, а не из времени. В таком мире карты важнее временных рамок. Джек Гуди пишет: «В бесписьменных культурах идеи и отношения к прошлому отражают, как правило, текущие заботы о настоящем. В какой-то степени это происходит во всех обществах, особенно когда мы полагаемся на память. Но там, где передача культуры полностью зависит от устного общения… прошлое неизбежно поглощается настоящим… До (отчасти и после) повсеместного использования письменности прошлое – это обратная проекция настоящего, восходящая прямиком к мифической эпохе, когда возникли само человечество и его нынешний образ жизни»180.

Толика такого парменидовского восприятия времени сохранилась и в письменных культурах, подтверждением чему выступают прекрасные строки Екклесиаста:

«Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки… Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: “смотри, вот это новое”; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после» [61].

В парменидовской вселенной будущее не должно казаться таинственным или угрожающим, ибо мало что меняется под рябью поверхностных перемен. Быть может, вот причина недоумения антропологов конца двадцатого столетия, которые гадают, почему современные охотники-собиратели как будто совсем не беспокоятся о будущем. Новое поколение антропологов доказало, что лень или безответственность, которые виделись в таком поведении их предшественникам, проистекают из восприятия мира как известного и привычного. В будущем все окажется так же, как было в прошлом181. Жители пустыни Калахари спрашивали антрополога Ричарда Ли: «Зачем нам что-то сажать, когда в мире столько орехов монгонго?»182

При всем этом краткосрочное будущее (в пределах недель, месяцев или нескольких лет) всегда важно, и основы выживания требуют способности предсказывать рождение ребенка, миграцию оленей или кенгуру или пору сбора орехов монгонго. На этом уровне предсказание столь же прагматическое, эмпирическое и учитывающее закономерности, как и во всех известных обществах. Астрономия везде и всюду считалась надежным индикатором годовых циклов и важным помощником в навигации, поэтому все известные общества ценили астрономические знания. Как замечал европеец, прибывший в Австралию в девятнадцатом веке, местные знания о небе «значительно превосходят знания большинства белых людей. Для аборигенов умение читать звезды при ночных переходах и различать их положение на небе в то или иное время года настолько важно, что астрономия признается у них одной из основных отраслей образования»183. Да, астрономия была значима для всех обществ «основополагающей» эпохи, однако учила она тому, что в реальности мало что изменяется.

В-четвертых, большая часть мышления о будущем в ту эпоху исходила из предположения, что мир полон духов и оккультных сил, едва уловимых обыденным восприятием. Большинство известных