В горах Таврии - Илья Вергасов

Сейчас дед был в новой гимнастерке, подпоясанной узким гражданским ремнем. Чисто выбрит, седая бородка подстрижена утюжком.

- Здравствуй, дед! Как попал сюда?

- Из Ак-Мечетского отряда перевели за непослухание, - быстро ответил он.

- Он у дружка, лесника Павлюченко, сапоги стащил, - пояснил шофер Малий, часто бывавший в штабе нашего района связным от ак-мечетцев.

- А ну, давай, дед, расскажи, как сапоги оттяпал!

Кравец спрятался в дальнем углу землянки, но как он ни упирался, партизаны вытащили его к столу.

Только теперь я заметил на старике добротные, густо смазанные жиром юхтовые сапоги.

- За эти сапоги и попал сюда?

Дед смущенно кивнул.

- Неужели украл?

- Да он не крал, а так забрал их, - засмеялся Малий. - Видите ли, ему сапоги были нужны, но, чтобы достать их у немцев, на это, конечно, нервы у Кравца слабоваты. Раз послал комиссар его и еще двух партизан в разведку, в сторону Южного берега, а в той стороне живет старый знакомый Кравца лесник Павлюченко. Они двадцать пять лет знакомы, - подчеркнул Малий, поглядывая на сконфуженного деда. - Вот стучатся в домик, и, заметьте, двое наших ребят одеты в немецкую форму, а между ними - босой, связанный партизан. Кто бы это мог быть, а, дядя Федя?

- Ну, чого ты прыстав, я сам можу розказаты. - Помолчав немного, Кравец решительно начал:

- Ходыв я в постолах. Воно, конечно, привычно, но колы бачыш, шо други, особенно розвидчыкы, гарно одиваються, галихве там, чоботы, завидки ж беруть. Галихве достав, бушлат е, а чобит нэма, - вот, значить, идэмо. А тут домик Василия Ивановича Павлюченко. И вспомныв я, шо вин до вийны пошыв соби добри чоботы. "Э, - думаю, - колы б попросить, не дасть! Ни, скупый". Потом думаю: "Все равно отнимуть у нього нимци, так пусть уж лучше мэни достануться". Ну, пидговорыв хлопцив, - щоб воны - вроди фрицы. Вроди пиймалы мэне босого и ведуть. А у хлопцив мундирование пидходяще. Фрицы та и всэ. Ну, хлопци согласылысь. Вот, значить, стучимся, хлопци кричать:

- Русс, хальт, майн гот, айн, цвай, драй. Ауф видерзеен.

Павлюченко открыл двери - нимцы! Хлопцы так мэнэ втолкнулы, шо я аж розтягнувся на полу. Васыль Ивановыч посмотрел на мэнэ, на "нимцив", покачав головою.

Вот, значить, я лежу на полу, а хлопци силы за стил и всэ мовчать. Потим, чую, жинка Васыля шепче на ухо внучке: "Смотри в окно. Может, партизаны придуть. Дай сигнал, а я картошку пиджарю, задержу фрицев. Надо Федю выручать". И так жалостливо вона подывылась на мэнэ, шо мэни плакать захотилось.

Кравец попросил разрешения закурить, сел, затянулся самосадом.

- Ну, вот, значить, пиджарылы картошку. Мои "фрицы" сыдять та так наворачивають, що у мэнэ слюны течуть, а колы Васыль налыв им по чарке самогону, я ужэ ничего не бачыв, голова ходуном пишла. Идять "фрицы" картошку, а мэни невтерпеж, тягне к столу и всэ. А Васыль Ивановыч пидсажуеться до мэнэ, дывыться на мои боси ногы, та и говорить: "Федя, сейчас тоби чоботы дам, хоть и жалко, да не страдать же тоби перед смертью от мороза". Дистав из сундука чоботы и дав мэни. Я натягую, дывлюсь на хлопцив, а воны пидмаргують и смиються. Тильки натягнув я чоботы, як пидбижала внучка и шепчэ бабушке: "Бабушка, идуть партизаны". Та так каже, щоб било чутно мэни. "Эх, думаю, нэладно дило, щэ пристукнуть". Глазами даю "фрицам" понять. Но воны ниякого на мэнэ внимания, продолжають налываться чаем; мабуть по десятому стакану. Тильки успели мы выйти, как и напоролись на своих.

- Это я со своими ребятами возвращался по приказу комиссара в лагерь и, как всегда, проходя мимо Василия Ивановича, решил зайти погреться, рассказывал дальше командир группы Черников. - Смотрю, в снег воткнута метла. Сигнал! Означает - "опасно". Я рассыпал партизан и - туда. Ну и поймали двух "фрицев" с дедом. Повели в хату. Василий Иванович рассказал мне, что он пережил, когда подумал, что деда Кравца сцапали немцы, продолжал командир. - Я посмотрел на деда, а он сидит на полу, снимает сапоги и плачет, сам себя ругает: "Щоб тэбэ, старый гриховоднык, перва нимэцка пуля погубила! Щоб каминь с Ай-Петри на твою голову звалывся..."

- А як жэ, я дурыть надумав, а воны жизнью рисковали, щоб мэнэ выручить, - вздохнул Кравец.

- Сапоги, что ж, не отдал?

- Василий Иванович от радости, что дружок к немцам не попал, подарил ему те сапоги. За всю эту историю дед зачислен на исправление, - закончил рассказ Черников.

- Ну как, исправляешься? - спросил я, строго оглядывая деда.

- Добре воюет, добре, - ответило сразу несколько голосов.

...Только к вечеру пришел Красников. Он уже знал о моем назначении.

- Когда будете принимать отряды? - спросил он.

- Отряды принимать буду с утра, - я крепко пожал ему руку. Выглядел он очень занятно: в красивой, лоснящейся армейской шинели, опоясанный всевозможными ремнями, и в пенсне в золотой оправе. Его многие зовут "комбригом". Позже я узнал, что он сам установил себе такой титул.

- А где сейчас отряды?

- Недалеко. Собственно, налицо около двухсот партизан. Первый Севастопольский с Пидворко еще не вернулся с задания.

- Сколько дней прошло? Может, что случилось?

- Я тоже обеспокоен их долгим отсутствием. Правда, народ там крепкий, надежный, пошли самые здоровые, и на них возложены все наши надежды...

...Дождливым туманным утром мы подошли к скале Орлиный залет, где расположилась стоянка партизан пятого района.

Нас встретил высокий человек с крупными чертами лица, в красноармейском шлеме и ватнике, представился:

- Я Виктор Домнин, комиссар района. Я прислан сюда шесть дней назад, - пояснил он. - Здесь придется все начинать снова.

В это время послышались крики.

- Товарищи, товарищ начальник, идут... идут!

- Кто идет?

- Иваненко, начальник штаба района, и с ним партизаны.

- Значит, все в порядке! - потирая руки, обрадовался Красников.

- Хорошего что-то не видно. Людей мало, и идут с пустыми руками, приглядевшись, встревоженно сказал комиссар.

- Иваненко, где же люди? Где Пидворко? Где продукты? - посыпались вопросы.

Начальник штаба Иваненко, низенький, худой, с мышиными глазками, отвечал тихим, до тошноты спокойным голосом:

- Разрешите доложить. Мы два дня шли к Алсу, это почти на линии фронта... Благополучно добрались до базы. Если помните, там есть три ямы, вроде колодцев. Вернее, вход в ямы напоминает колодец, а внутри они расширяются до четырех метров в диаметре. Продукты были на месте. Я выставил часовых. До утра я не мог поднять людей. Устав от ходьбы, они спали. А на рассвете гитлеровцы напали на нас, - рассказывал Иваненко, словно докладывал о дебетах и кредитах на балансовой комиссии.

- Что ты тянешь, где отряд? - не выдержав, крикнул Домнин.

- Когда напали, да еще внезапно, понимаете, люди спросонья выскакивали кто куда... Многие, подбитые, падали... Мне удалось выскочить и ползком добраться до кустов. Три дня я потратил на то, чтобы уйти из этого ада. Три дня фашисты шарили кругом. На четвертый день я встретился у деревни Коклуз* вот с этими партизанами. Они сами могут рассказать, Иваненко замолчал, словно замок повесил на губы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});