Ребенок на заказ, или Признания акушерки - Диана Чемберлен

На ступенях веранды я нажала кнопку звонка, и по всему дому раздался звон. Кто-то был дома. Я услышала собачий лай. Через минуту дверь открыла девушка несколькими годами моложе Грейс.

– Привет, – сказала она. Она была темноволосая, атлетического сложения. Брови ее слегка приподнялись. «А вы кто такая?» – говорил ее взгляд.

– Привет, – ответила я. – Я – Тара Винсент. Я разыскиваю Ребекку Бейкер.

– Подождите. – Повернувшись на каблуках, она направилась через холл к двери в кухню. – Мама! – позвала она. – К тебе пришли.

Из кухни появилась женщина в спортивном костюме. Она приподняла брови с таким же выражением, как у дочери, но нисколько на нее не походила. Она была блондинка с ярко-голубыми глазами. Никакого сходства с дочерью.

– Простите, что я нарушаю ваш вечер, – сказала я. – Я знаю, что это выглядит странно и навязчиво. Я – Тара Винсент, я была близкой подругой Ноэль Дауни.

Женщина слегка нахмурилась, как будто чего-то не понимая. Я не могла ее за это осудить.

– Я слышала, Ноэль покончила самоубийством, – сказала она.

– Да, – кивнула я. – Я бы… я бы хотела поговорить с вами несколько минут, если у вас найдется время. Я могла бы зайти в другой день, если…

– О чем? – спросила она.

– У вас сейчас есть время?

Она оглянулась через плечо.

– Вы отвлекли меня от уборки в кухне, а против таких отвлечений у меня не бывает возражений. – Она указала на кресло-качалку на веранде. – Присядьте.

– Спасибо. – Кресла оказались пыльные, грязноватые. На мне был белый кардиган, и я с трудом удержалась от желания протереть кресло бумажной салфеткой, прежде чем садиться.

– Должна сказать, я не удивилась, услышав, что Ноэль покончила с собой, – сказала Ребекка, тоже опускаясь в кресло. – Я понимаю, вы – ее подруга, и я сочувствую вам в вашей потере, но я не удивилась.

Ее слова болезненно задели меня. Те из нас, кто был близок к Ноэль, очень удивились. Что знала эта посторонняя женщина, чего не знали мы?

– Правда? – спросила я. – Почему?

– Она была в плохом состоянии, когда я видела ее в последний раз.

– Когда это было?

– Давно. Она принимала моих первых двух детей. Моего сына и дочь, которую вы встретили в дверях. Петру. Хотя Петру, собственно, принимала не она. Это долгая история. Так о чем вы хотели поговорить со мной?

У меня закружилась голова. Ноэль не принимала Петру? Не ответ ли это на нашу загадку?

– Мои друзья и я были потрясены самоубийством Ноэль, – сказала я. – Похоже, в каком-то смысле вы знали ее лучше, чем мы. Мы стараемся понять, почему Ноэль сделала то, что сделала. Она перестала работать акушеркой более десяти лет назад, и мы полагаем, что примерно в это время случилось что-то, приведшее ее к депрессии. – Депрессии, которую мы не распознали, добавила я про себя. – Поэтому мы пытаемся поговорить с кем-то из ее последних пациенток, чтобы понять, что могло привести ее в такое состояние.

Это объяснение показалось мне до нелепости надуманным, но Ребекка кивала головой, как будто ей оно было совершенно понятно.

– Ну, во-первых, должна вам сказать, что она была в прекрасной форме, когда принимала моего сына. Я просто в нее влюбилась и не могла дождаться повторения с Петрой. Но, когда она появилась во время родов, она была, как я уже сказала, в очень плохом состоянии. Да и я не в лучшем на тот момент, – улыбнулась Ребекка. – Роды длились долго, ребенок был в неправильном положении. Поэтому покажись она хоть с двумя головами, я бы этого не заметила. Но мой муж заметил.

– Что вы имеете в виду, «в плохом состоянии»?

– Не в себе.

– Не в себе? – повторила я. Мне показалось, что я отупела.

– Она явно была на каких-то наркотиках и выглядела чокнутой. При рождении моего сына она великолепно владела собой и ситуацией. Но, когда я рожала Петру, она спотыкалась. Глаза у нее были остекленевшие. Если бы я не так тревожилась о себе, я бы забеспокоилась о ней. Честно говоря, я не знала, что делать. Было около трех часов утра, и я подумала, что она еще сонная после внезапного пробуждения, поэтому я терпела час-другой, но ей не стало лучше. Наконец, мой муж сказал, что надо ее отправить. Я знала, что он прав, но мне было страшно. Я подумала, что меня отвезут в роддом, где придется рожать с незнакомым врачом. Я слышала, как мой муж говорил с ней за дверью в холле. Он был вполне откровенен. Он сказал, что она в полубессознательном состоянии, что его беспокоит пребывание ее со мной и что он отправит меня в роддом.

– И что сказала Ноэль?

– Она говорила так тихо, что я не расслышала, но муж сказал, что она не стала возражать. Она вроде как согласилась с ним. Она сказала, что у нее болит спина и она, возможно, приняла слишком много обезболивающих таблеток. Она была очень расстроена, извинялась, и кончилось тем, что мой муж стал успокаивать ее. Ноэль вызвала другую акушерку, Джейн Роджерс, объяснила про свое нездоровье и попросила ее заняться мною. Джейн тут же явилась и оказалась на высоте.

– Иногда ей приходилось принимать обезболивающие средства, – сказала я. – Жаль, что она произвела на вас такое впечатление.

– Мой муж подумал, что она стала наркоманкой.

– Не думаю, – сказала я. Хотя откуда мне знать? Наша теория, что вымаранная фамилия принадлежала женщине, чьего ребенка подменили, рассыпалась в прах. Ее фамилия была вымарана потому, что Ноэль вообще не принимала у нее ребенка. И все же Петра не выглядела так, как будто она появилась на свет из чрева этой утонченной блондинки. Может быть, что-то случилось, когда ребенка принимала Джейн, и Ноэль помогла ей это скрыть? Может, Джейн отвлеклась на какое-то время? Может, Ноэль вернулась? Но в свете изложенной мною причины посещения эти вопросы не имели смысла.

– По крайней мере, у Ноэль хватило здравого смысла позволить кому-то другому занять ее место, – сказала я.

– Это правда, – согласилась Ребекка. – Тогда я рассердилась. Муж считал, что нужно жаловаться. Но она поступила правильно, и у нас родилась прекрасная здоровенькая девочка, так что мы на этом и успокоились.

– Она восхитительна, – сказала я. – У меня самой дочь-подросток.

Ребекка улыбнулась.

– Ну, тогда вы знаете, чего это стоит.

Меня успокоили эти слова. Я оказалась не единственной матерью, пытающейся справиться с подростком. У Эмерсон было так мало проблем с Дженни, что она меня не понимала.

– Да уж, – сказала я, вставая. – Спасибо, что вы уделили мне время для разговора.

– Помогла я вам чем-то?

– Да, пожалуй. Мы все упустили то, что удалось заметить вам.

– Я понимаю, – сказала она. – Одна из подруг Петры в прошлом году тоже покончила с собой, и Петра с тех пор испытывает чувство вины, но никто тогда не заметил никаких признаков неблагополучия.

Отъезжая, я думала не о Ноэль, а о словах Ребекки по поводу подруги Петры. Подростки кончают с собой. Я подумала о настроениях Грейс. О ее кошмарах. Я тратила все это время, пытаясь понять, что происходило с Ноэль, тогда как моя дочь представляла собой большую и более близкую для меня загадку. Внезапно я испугалась. Может быть, я не замечаю чего-то, происходящего с ней, под самым моим носом? Как мне об этом узнать? Откройся мне, Грейси, просила я по дороге домой. Прошу тебя, пожалуйста, откройся мне, детка.

27

Эмерсон

Джексонвиль, Северная Каролина.

Когда я вошла в его палату в хосписе, дедушка выглядел лучше. Или я просто привыкла к его изможденному лицу с заострившимися чертами.

– Здравствуй, детка, – сказал он, протягивая худую слабую руку, чтобы обнять меня, когда я к нему наклонилась.

– Ты хорошо выглядишь, – улыбнулась я, придвигая стул.

– Я позволил им побрить меня. – Дрожащей рукой он провел по подбородку. – В твою честь.

– Я привезла тебе хлеб с тыквенными семечками, – сказала я. – Я оставила его у твоей помощницы, и она принесет тебе его к обеду.

– Всегда любил твой хлеб с тыквенными семечками, – произнес он.

– Это потому, что ты сам научил меня его печь.

– Вздор! – Он с улыбкой покачал головой. – К десяти годам ты уже обогнала меня в приготовлении выпечки.

Он взглянул прямо на меня, и мы оба посерьезнели.

Медсестра сказала, что он хочет видеть меня одну, без Дженни и Теда, и я поняла, что дедушка относится к этому моему посещению как к своего рода прощанию. От одной этой мысли у меня на глазах выступили слезы.

– Не плачь, – сказал он. – Я ведь тебе еще ничего даже не говорил.

– Ты хотел видеть меня одну. – Я взяла его за руку.

Он кивнул.

– Мне нужно поговорить с тобой, и я боюсь, что для тебя это будет шок.

Я сжала губы, не представляя, к чему он клонит. Он казался озабоченным.

– Я в отличной форме, – сказала я. – Ты можешь сказать мне все.

– У тебя есть хорошая подруга, – начал он. – Ноэль Дауни.

За прошедшие годы он встречал Ноэль несколько раз, но я не могла понять, почему он заговорил о ней сейчас. Я не говорила ему о ее смерти. Казалось, для этого не было оснований, и что-то в его голосе подсказало мне не делать этого и сейчас.