Ребенок на заказ, или Признания акушерки - Диана Чемберлен

– Может быть, перед смертью она уничтожила некоторые свои записи? – предположила я, листая страницы журнала. – Может быть, она не хотела, чтобы мы что-то узнали? – Мне попалась страница, полностью вымаранная черным маркером. – Может быть, здесь есть что-нибудь, как ты думаешь?

– Мне тоже так кажется, – сказала Эмерсон. – Вот посмотри. – Она взяла у меня журнал и разложила его на столе, распрямив и разгладив страницы. Наклонившись, я увидела, что одна страница была вырвана.

– Это непосредственно рядом с вымаранной страницей? – спросила я.

– Ну да, – сказала Эмерсон.

– Вот это оно и есть. Ты не пыталась разобрать что-то под замазкой?

– Там невозможно ничего прочесть.

– За какой это год? – спросила я.

– До этой записи и после нее она регистрировала детей, родившихся в 1997 году.

– Почему она не вырвала и эту страницу?

– Я думаю потому, что на обратной стороне были заметки о каком-то другом случае.

– Может быть, этот мальчик не был последним ребенком, которого она принимала? – сказала я. – Может быть, она вырвала еще и другие страницы?

– Нет, – сказала Эмерсон. – После рождения этого ребенка больше не было вырванных страниц.

– А можно я вырву эту? – Я указала на страницу, вымаранную черным маркером.

– Вырывай.

– Постой, я возьму нож. – Я вскочила на ноги. На кухне я достала с полки кривой нож и вернулась с ним в гостиную. Эмерсон взяла его у меня и осторожно провела лезвием с внутреннего края страницы. А потом аккуратно вынула листок из книги. Она проделала это так, словно каждый день занималась подобными делами.

Я взяла у нее листок, поднесла его к окну и прижала к стеклу. Было очень трудно что-то разглядеть из-за черного маркера, и буквы сливались с тем, что было написано на обратной стороне.

– Мне кажется это Р-е-б-е-а… это, должно быть, Ребекка?

Эмерсон стояла так близко ко мне, что я чувствовала ее дыхание у себя на шее.

– А фамилию ты можешь разглядеть? – спросила она.

От усилий у меня слезились глаза.

– Первая буква Б? – Я отступила и дала Эмерсон занять мое место у окна.

– Бейкер? – сказала она. – Ребекка Бейкер.

– Молодец! – похвалила я. – Конечно, теперь нам нужно решить, что делать с этой фамилией.

– Адрес я не могу рассмотреть. – Эмерсон все еще изучала листок, прижав его к оконному стеклу.

– Мы можем найти ее в Интернете. – Я еще раз взглянула на журнал. – Я по-прежнему думаю, что Ноэль прекратила практиковать после того случая. А ты что скажешь, Эм? А после Ребекки родилось еще много детей. Ты читала о последней родившейся девочке?

– Да, – сказала Эмерсон. – Последний ребенок был мальчик, а перед ним была еще девочка. Записи там читаются нормально, но почерк какой-то… нечеткий.

Я прочла фамилию предпоследней пациентки Ноэль.

– Дениз Абернети. Это мать девочки. Я думаю, мы и ее проверим вместе с Ребеккой.

Эмерсон снова села на диван, все еще держа в руках листок. Она слегка постучала по губам кончиками пальцев.

– И что именно мы будем делать? – спросила она. – Постараемся встретиться с этими женщинами и посмотреть, похожи ли на них их дочери, или что?

Я пожевала губу. Что нам делать?

– Я полагаю, нам нужно придумать повод для встречи с ними. Я понимаю, что это как-то… жутковато, а что еще остается?

Эм кивнула.

– Я постараюсь найти эту Дениз, а ты поищи Ребекку. – Голос ее звучал неуверенно, но, несмотря на стоявшую перед нами безрадостную задачу, я опять загорелась, наметив этот проект. Но тут я вспомнила слова Грейс. «Ты постоянно занята, чтобы ни о чем не думать, – сказала она. – Чтобы забыть о том, во что превратилась твоя жизнь».

Ну и что в этом плохого, подумала я.

25

Анна

Александрия, Виргиния

В воскресенье утром Хейли делала за кухонным столом домашнее задание, а Брайан и я убирались после позднего завтрака. На голове у нее была ее любимая бандана в голубой и желтый горошек. Весь уик-энд Хейли провела дома, каталась с Брайаном на велосипеде, помогала мне в офисе и смотрела с подругой кино в нашем домашнем кинотеатре. Сегодня приезжают кузины Колльер, они всегда приезжают на осенний фестиваль в Александрии, и Хейли пребывала в радостном возбуждении. Улицы старого города станут пешеходными, будут установлены ларьки с едой и разными художественными изделиями. Мой городской дом всего в каких-нибудь двух кварталах от центра, и девочки могут легко добраться туда пешком, а Мэрилин, Брайан и я останемся дома. В прошлом году мы были с Мэрилин одни, и я не знала, как будет чувствовать себя с нами Брайан. Мэрилин тоже была разведена, и мы с ней прекрасно ладили, разговаривая преимущественно о детях. Первое время мы вспоминали о Брайане и как гнусно он поступил, покинув Хейли и меня, но через какое-то время он уже не возникал ни в наших разговорах, ни в нашей жизни. Мэрилин была так же поражена, как и я, когда два месяца назад он внезапно появился. Она все еще таила недоброжелательность по отношению к нему, но я сказала ей, что я с этим покончила. Жизнь слишком коротка, написала я ей на прошлой неделе. Он вернулся, и он прекрасно относится к Хейли. А это единственное, что имеет значение.

Первые поиски донора оказались безрезультатными, но доктор Дэвис сказал нам, что это в порядке вещей и паниковать не следует. Я только один раз в жизни впала в панику – в настоящую панику – и это было, когда я поняла, что Лили исчезла, как будто ее никогда и не было на свете. Я не паниковала, когда у Хейли первый раз нашли лейкоз и когда ей второй раз поставили тот же диагноз. Казалось, с исчезновением Лили я истощила свою способность переживать. Теперь я боялась, это правда, но мы жили каждым днем, и то обстоятельство, что Хейли чувствовала себя хорошо, облегчало нам жизнь.

Анализ крови был у нее хороший. Она хорошо выглядела. Иногда я думала, что диагноз ошибочный. Я понимала, что эта надежда напрасна, но, когда Хейли выглядела и вела себя как здоровая, трудно было поверить, что она была больна.

– Посмотри на кардиналов, – сказал Брайан, стоявший у раковины. Хейли и я взглянули сквозь стеклянные двери на парочку этих птиц у кормушки.

– Круто, – сказала Хейли. Она встала из-за стола и подошла к дверям. – Кардиналы никогда сюда раньше не прилетали, – добавила она. – Их, вероятно, привлек новый корм.

– Возможно, – согласилась я, но я не смотрела на птиц. Я смотрела на Брайана, поглощенного этим зрелищем. Со времени его возвращения я почти не замечала, как он выглядит, разве только обратила внимание на появившиеся у него морщины и седеющие волосы. Но сейчас его глаза были полны солнцем, и впервые после рождения Лили и крушения моего мира я испытала прилив желания, желания мужчины. Я желала его. Прошло так много времени с тех пор, как я испытывала нечто подобное, что я с трудом могла узнать это чувство.

После его ухода от нас моя жизнь была тесно связана с детьми – заботой о Хейли и поисками пропавших детей, как способом справиться с собственной потерей. Мужчинам в этой жизни не было места. Моими друзьями были женщины, замужние и незамужние, и они постоянно говорили о мужчинах. Они качали головами, видя у меня полное отсутствие интереса. Все, чего я хотела, это благополучно вырастить Хейли и сделать деятельность Бюро розыска пропавших детей более эффективной.

Однако женщина во мне умерла не совсем. При виде некоторых знаменитостей я ощущала дрожь в коленях. Просто я не хотела никаких встреч с реальными мужчинами, слишком часто не заслуживающими доверия.

Но вдруг вернулся Брайан. За последние несколько недель, по мере того, как мое сердце смягчалось к нему, я поняла, что он мне нравится. Он уже не был тот молодой красивый мужчина, в которого я влюбилась в двадцать один год, но он уже не был и тем человеком, который покинул меня, когда заболела Хейли. Это был какой-то совершенно другой человек. Старше, мудрее, мужественнее. Он очень заботился о Хейли, и с ним она все больше чувствовала себя в безопасности. Теперь мне пришло в голову, не было ли между нами чего-то еще. Не то, что было раньше, а нечто иное. Лучшее.

Он действительно не собирался никуда уезжать. Несколько дней назад у него было собеседование по поводу работы в округе Колумбия, и теперь заинтересованная компания предложила ему слетать в Сан-Франциско на собеседование в главном офисе. Он согласился, при условии что местом работы будет округ Колумбия. Нет, уезжать он не собирался.

– Который час? – спросила Хейли, снова усевшись за стол.

– Почти одиннадцать, – сказала я. – Они должны быть здесь с минуты на минуту.

– Поскорее бы! – Она закрыла учебник истории и встала. Она была сегодня беспокойна. Завтра ей предстояло вернуться в больницу для продолжения поддерживающей химиотерапии, и я знала, что она все время об этом думала.

– Трудно думать о завтрашнем возвращении в больницу, – сказала я, наливая воду в кофейник.