Зеркальные тени - Нина Дьяченко

Стало ещё неприятнее и тягостнее. И это притом, что общение с Юико всё равно доставляло мне светлую радость и покой, только эти ощущения остались едва заметным фоном затопившей душу горечи и тоски.

Порывисто обняв хрупкого мальчика, который тоже стиснул меня тонкими ручонками и прижался щекой к моей щеке — мне пришлось присесть на корточки перед кроватью, где он продолжал сидеть, обнимаясь с синим медведем.

— Если ты не заберёшь мою магию, то она убьёт меня, — тихо произнёс он мне на ухо.

— Кто? — резко спросил я, отодвигаясь и глядя в расширившиеся тёмные глаза.

— Богиня, — тихо произнёс он. — Она сказала, что должна, хотя я видел, что ей не очень хочется. Это её работа, понимаешь? Как у тебя спасать людей, так и у неё — убивать.

— Работа, — я уткнулся носом в его волосы, вновь обнимая. Мне хотелось и смеяться, и плакать.

— Угу, — тихо произнёс он, зарывшись ладошками в мои волосы. Ему безумно нравилось играть с ними. — Она красивая леди, но уже давно мертва. Я это почувствовал. Иногда я кое-что могу ощущать. И она сказала, что передаст приказ на моё убийство, значит, она работает на богов смерти, но сама… другая, — он забавно сдвинул бровки. Я уже отстранился и наблюдал за гримасками этого очаровательного личика.

— Другая говоришь, — я снова утомлённо положил подбородок на его плечо, прижимая к себе это чудо… или чудовище?

— Ты ловишь богов смерти?

Этот вопрос заставил меня буквально дёрнуться.

— Ага, как бабочек… сачком, — хмыкнул я. — Только ещё ни одного не поймал.

— А ты их… видел? Они страшные? — сыпал вопросами Юико. — Чтобы я знал, бояться мне их или нет, когда они за мной придут.

— Выглядят как люди. По крайней мере, тот, кого я видел. Ладно, — ещё один вздох. Кажется, пора коллекцию собирать. — Мне уже пора, извини.

Вот так мы и договорились, что я его убью.

* * *

Эту ночь мне приснился сон. Я стоял на площади — одной из старинных площадей, напоминающую любую столицу, сохранившую старинные здания: Прагу, Лондон, Будапешт — и смотрел на высокую, мрачного вида башню. Она была стройной и стремилась ввысь, словно стрела, пущенная из лука. Смелые очертания, желтовато-коричнево-серый камень на фоне тускнеющего солнца — небо словно горело оранжевым пламенем с лимонным оттенком, и сами часы. Большие, округлые, со стрелками, каждая из которых казалась произведением искусства, с чёрными цифрами, каждая из которых была помещена в белый кружок. И я увидел, как выезжают фигурки — словно маленькие куклы, изображающие святых в Пражских курантах на Староместской площади. Только этих фигурок было несколько — мой брат, женщина, которую я убил, и Юико, которого я собирался убить. А сверху медленно двигалась смерть. Не какой-нибудь японский шинигами, а смерть в чёрном балахоне, с лицом-черепом и косой. Всё как надо. Часы звонили, не переставая, и каждый раз из невидимых отверстий в часах выплёскивалась кровь — и стекала вниз.

Проснулся я не с воплями, а обыденно открыв глаза, только содрогнулся всем телом.

Я глянул на каштановые волосы Агояши, которые чуть золотились от первых солнечный лучей, и подумал о собственной слабости. Презрение заливало душу, словно та самая кровь из сна. Я много читал, особенно увлекался историей, поэтому знал, на что способны люди. Ещё средние века убить человека жестокой смертью было почти так же обыденно, как поесть. Кровавые войны, кровавые казни, безумно-жестокая Инквизиция. Пытки, которые в Китае и Японии были доведены буквально до изысканности, чтобы жизнь жертвы продолжалась как можно дольше, усугубляя страдания и муки несчастных жертв.

А я лишь убил одну женщину, и собирался убить одного мальчика. И связал своими заклятьями множество своих пациенток, которые должны будут умереть, когда я решу воспользоваться их силой. Умереть без боли — просто потеряв все свои силы, когда я их отберу, выкачаю, словно драгоценную нефть из глубин Земли.

Неужели я ослабну ещё до того, как совершу свою месть?! Неужто я сломаюсь на середине пути?

Нет, этого не будет. Я соберу всю силу воли — и заставлю себя сделать это, подчиню тело приказам рассудка. Заставлю слишком человечное сердце не вмешиваться. Лучше смерть, чем позор. А не исполнение собственного обета обрекло бы меня на самое унизительное существование труса и предателя.

* * *

Год проходит слишком быстро. Я часто навещаю мальчишку, дарю ему игрушки, покупаю сладкое, балую, как могу. И всё это оставляет неприятнейший привкус предательства.

Юико становится всё более тихим и отстраненным в конце года, да, он смирился, но ему страшно умирать, тяжёло уходить. Самое ужасное, что мальчишка не хочет уходить от меня.

Но я знаю, что, даже реши я оставить его в покое, он всё равно умрёт, так как боги смерти сообщили ему дату его гибели. Точнее, он сам глупо выбрал её — и теперь ему не отвертеться. Если его не убью я, то случится то, что приведёт Юико к гибели: обрушиться потолок в его палате, больницу неожиданно захватят террористы, его подстережёт педофил-убийца. Смерть уже написана на его челе кровавыми буквами.

В этот день я загипнотизировал медсестру Юико Сато, внушив ей, что я ушёл после полудня, когда на самом деле я остался на ночь.

Мальчишка спокойно разделся до трусов и следил за движениями моих рук, слушал слова заклятья — и красная линия рун появилась на его теле. Я начал забирать у него силы и энергию, его магию.

Мальчишка закричал, и страдание наполнило чёрные глаза, которые вскоре остекленели, а красные руны поблекли и исчезли.

Я вновь переодел его в пижаму, закрыл ему глаза и телепортировался из палаты.

В эту ночь Юико ушёл не только из моей, но и вообще из жизни.

Я не хожу на его могилу, но мне очень неприятно вспоминать об этом случае.

Больнее не из-за совершённого преступления, а из-за моей слабости, которая едва не заставила меня бросить благородную месть, отступить, оступиться.

* * *

Ещё год жизнь проходила в каком-то неспешном темпе, была наполнена, как ни странно, тихими любовными радостями — это когда мне удавалось оторвать самого себя от работы и провести вечер в ресторане и поужинать с Агояши и Сае, а затем провести ночь в постели с Тензо. Как ни странно, Сае очень быстро разобралась в наших отношениях, и, как и предсказала моя мудрая подруга, восприняла их довольно спокойно.

«Вы любите друг друга?» — только и спросила она, когда вопрос встал ребром, то есть, она застукала нас в объятиях друг друга. Хорошо хоть мы ещё были одеты.

Её чёрные глаза смотрели то на меня, то на застывшую Агояши — и мы не могли ей лгать.