Песни вещих птиц - Валерия Скритуцкая

кружева судьбы – так объяснила Дивья.

На подозрение Недоли она лишь пожала плечами и сказала:

– Я могу помочь развесить кружева.

Её голос принадлежал этому миру. Он звучал в такт веретену, отражался эхом, светляки будто отвечали плавным танцем ей – своей, той, кто не нарушит покоя пещеры. Дивья наверняка знала какие-то особые правила ведения беседы с рукодельницами. Сам Лёша точно спросил бы напрямую, как они с сёстрами и делали раньше. Но сейчас он не решался заговорить. Казалось, от его голоса реки на ковре выйдут из берегов, а светляки попадают замертво.

– Почему бы и нет, – просто ответила Недоля. – Что скажешь, сестрица?

– Забирай кружева, Дивья, – кивнула Доля. – Все на один лад, развесишь – загляденье будет.

– А точно ли все кружева на месте? – Дивья пересчитала невесомые ткани будто со знанием дела.

– Ох и хитра девица! – покачала головой Доля. – Не все, милая Дивья, потому что одно испорчено, узел на нём лишний, негодный.

– Бери пока эти и иди, лисица, – отрезала Недоля.

Дивья махнула Лёше, подзывая. Тот, наконец, решился, неуклюже запрыгал через реки. Коровы и лошади разбежались из-под его ног, и он чуть не упал из-за устроенного им самим хаоса. Доля и Недоля даже внимания не обратили, будто для них его вовсе не существовало, а Дивья снова хихикнула в кулак.

– Держи, – она по-хозяйски вручила ему стопку кружев. – Только осторожно, не урони!

Таким тоном обычно раздавала указания мама, когда речь шла о чём-то важном. Лёша оторопел. Дивья открыла дверь, которая, на первый взгляд, была нарисована на стене, в стволе дерева. Он думал, что, выйдя из дерева, снова окажется в пещере, и не был готов к порывистому, сбивающему с ног ветру. Глаза, нос и рот наполнились пылью и сухой травой. Прищурившись, Лёша разглядел, что стоит посреди поля. Оно простиралось на все стороны без конца и края, лишь за спиной возвышалась гора.

– Ты когда-нибудь думал о том, где твой дом?

Дивья подставила лицо ветру. Он не беспокоил её, только трепал волосы, да и то слишком ровно и плавно, будто был с ними в сговоре.

– В смысле… дом?.. – Лёша смекнул, что у земли порывы ветра ещё можно терпеть, и сел в траву. – Я знаю, где мой дом. Там маленькие комнаты, в них живёт куча девчонок, а на крыше – странный деревянный петух.

Дивья улыбнулась, в глазах снова блеснула хитринка.

– А ты не думал, что… Нет, конечно же, ты не думал. Прости, забудь.

– Эй, так нельзя! Договаривай, раз начала. В последнее время так много загадок, что можно тронуться.

Улыбка сползла с лица Дивьи, и она сказала уже серьёзно:

– Тебе предстоит пройти много дорог, чтобы понять, где твой дом. Эта лишь первая из них. Понимаешь? Ты больше никогда не вернёшься туда, где на крыше петух. Точнее, вернёшься, но уже не ты.

Лёша сглотнул. Жаркая волна от макушки до пяток сменилась ледяной. Только сейчас он до конца осознал: та, кто стоит перед ним, не девушка-ровесница. Она жила, когда его предки ещё только знакомились с миром, осторожно и бережно, не губя и не порабощая. Дивья была другой. И звёздное сияние её волос не киношный спецэффект. Это её связь с природой. Она сама – природа. Смотрит пристально, снимая с него слой за слоем, в самую суть, видит, какой он пустой и примитивный в этом полном глубокого смысла мире. Захотелось сжаться до размеров травинки, а потом… просто расти – и вырасти, и стать шире самого неба. А ещё отчаянно, почти до смерти захотелось прикоснуться к звёздным волосам. Он стиснул зубы.

– И зачем ты мне всё это говоришь?

Дивья смутилась. Конечно, на что ты ещё способен? Только ляпнуть какую-нибудь грубость, чтобы смутить. Чтобы не выдать собственную жалкость. Чтобы звёзды в её волосах перестали так сиять.

– Я… – Дивья замялась, снова став такой, как раньше. – Я не знаю, честно говоря. Хотела дать понять, что всё происходящее вас изменит, но не только это…

Лёша усмехнулся, недослушав:

– Знаешь, думаю, если вернусь домой живым, то запрусь в своей комнате и буду смотреть глупые сериалы до конца своих дней.

Дивья улыбнулась и отвернулась.

– Нет, не будешь, – бросила она из-за плеча и взмахнула руками. В воздухе возникли тонкие верёвки и растянулись в стороны, тугие, крепкие, неясно, к чему привязанные. – Давай кружево.

От смущения не осталось и следа. Она снова командовала, а он поспешил вручить ей стопку. Дивья стала развешивать тонкие кружева так же обыденно, как мама и сёстры вешали выстиранные футболки на бельевую верёвку. Лёша поленился спрашивать, зачем. Он просто сидел и смотрел, ёжась под порывами ветра. Потом лёг – стало намного легче, тише, спокойнее. Он закрыл глаза, но и так ему виделись одни кружева. Они укрывали, словно шатёр. Нити превратились в людей, люди танцевали, взявшись за руки, их руки сплетались, тела соединялись и расходились. Они говорили и говорили. Всё слилось в круговерть из лиц и голосов.

В памяти стали всплывать обрывки жизней, увиденные на камнях в Пещере памяти: события, образы, словно вспышки… Вплетались и собственные воспоминания, родные места, дом – и сёстры. Марьяна сидела в своей комнате за прялкой, из-под её пальцев вылетали снежные хлопья. Ксюша ловила их и сажала в горшки, там они прорастали. Янина собирала ярко-красные гроздья, отдавала их Наде. В руках младшей ягоды тут же высыхали и рассыпались, но это никого не огорчало. С отрешёнными лицами девушки занимались каждая своим делом. Всё остальное исчезло. Теперь Лёша видел только сестёр и удивлялся, как же он раньше не замечал, что они… такие.

Руке стало щекотно. Это ощущение вывело из вязкого забытья, но и придя в себя, он не решался открыть глаза. Наверняка травинка щекотала тыльную сторону ладони, думал он, а невесомое дыхание рядом говорило о другом. Дивья лежала слева от него. Распущенные волосы касались его руки. Лёша осторожно повернул голову – она смотрела вверх, туда, где в его мире звёздное небо, а здесь только колышется синяя муть и плывут силуэты огромных рыб. Рыбы двигались в разные стороны, исчезали в пастях китов, потом отделялись от их тел и плыли дальше. Ветер развевал кружева, они опадали, как стены шатра, что привиделся Лёше. Мир двигался в своём ритме, затягивая, усыпляя.

– Нам надо идти, – сказала Дивья.

– Надо. Надо идти, – тихо повторил Лёша, но пошевелил только рукой, накрыв ладонью волшебные волосы. И Дивья замерла, хотя не могла ощутить прикосновение. Или могла? Лёша отдёрнул руку и поднялся.

– Нужно