Дона Флор и ее два мужа - Жоржи Амаду

— Что верно, то верно, я не болтун и не сплетник. Можете говорить, кума…

— Вы, кум, не знаете некой Дионизии? Говорят, она живет где-то здесь.

— И у вашей милости есть к ней дело?

— У меня лично нет, кум. А вот у моей подруги…

Жоан Алвес окинул дону Флор взглядом с головы до ног.

— Дело к Дионизии Ошосси?

— Наверное, к ней… Я слышала, она очень хорошенькая.

Жоан Алвес почесал свою поросшую жесткими, курчавыми волосами голову.

— Хорошенькая? Вы меня извините, кума, но вам следует выбирать выражения. Хорошенькой можно назвать белую, но не мулатку, да еще такую, как Дионизия. Таких красоток, как она, во всем мире, я думаю, найдется не больше полудюжины, и то надо еще поискать.

— У нее недавно родился ребенок…

— Тогда это она, она недавно родила и еще не вернулась к своему занятию…

Дона Флор наконец открыла рот, поинтересовавшись:

— А чем она занимается?

Жоан Алвес снова смерил ее взглядом, но на сей раз с некоторым презрением, явно пораженный ее невежеством:

— Она проститутка, сеньора, это ее занятие.

Дона Норма не хотела отвлекаться от главного.

— И вы, кум, водите с ней дружбу, знаете, где она живет?

— А почему бы мне с ней не дружить, кума? А живет она совсем рядом, на Масиэле.

— Отведите нас туда, кум, моя подруга хочет потолковать с ней об одном деле…

Жоан Алвес еще раз пристально посмотрел на дону Флор и почесал голову, будто что-то в этих словах показалось ему подозрительным и не внушающим доверия.

— А почему бы ей не пойти туда одной, кума? Я покажу дом, где живет Дионизия.

— Будьте рыцарем, кум. Неужели вы допустите, чтобы женщины одни ходили по этому кварталу? А вдруг к нам пристанет какой-нибудь нахал…

Благородство Жоана Алвеса было общеизвестно.

— Ну что ж, я провожу вас, но ручаюсь, никто не позволит себе по отношению к вам никакой выходки, у нас этого не водится…

Он встал и поручил своим крестникам присматривать за ящиком и щетками. Это был стройный, крепкий негр лет пятидесяти с лишним, его курчавые волосы уже начали седеть. На шее он носил ожерелье божества Ориша, красные и белые четки божества Шанго. Только морщины под глазами говорили о его пристрастии к кашасе. Поднявшись, Жоан поинтересовался:

— А что за дело к Дио у этой девицы? — В последнем слове прозвучала насмешка.

— Ничего плохого, кум…

— А иначе при всем уважении к вам, кума, я с вами не пойду… Да это ни к чему и не приведет: ее святой всемогущ. — Он коснулся земли кончиками пальцев, приветствуя божество. — Окэ аро Ошосси! Ничто не может причинить ей зло, и любое колдовство обернется против того, кто его затевает…

— Когда вы меня сведете на макумбу, кум? Я очень хочу побывать на кандомблэ…[17]

Так, беседуя, они вошли в квартал, где жила Дионизия. Поскольку было воскресенье и субботний кутеж продолжался до рассвета, улицы были пусты. Лишь у немногих дверей сидели женщины, но и они скорее наслаждались погожим утром, чем поджидали мужчин. Тишь и благодать царили вокруг.

Дона Норма почувствовала разочарование — неинтересное время выбрали они для своего визита. Сейчас этот квартал ничем не отличался от тех, где живут самые добродетельные люди. К тому же дом Дионизии находился в начале улицы.

Когда они поднимались вверх по шатким ступеням, мимо них в темноте шмыгнула огромная крыса. Отовсюду слышались голоса, кто-то тихо напевал грустную песню. На площадке четвертого этажа до них донесся запах лаванды, курящейся в глиняных сосудах, — верный знак того, что в доме новорожденный. Они пошли по коридору и остановились у одной из дверей.

Жоан Алвес постучал костяшками пальцев.

— Кто там? — откликнулся тихий, спокойный голос.

— С миром, Дио… Это я, Жоан Алвес. Тут со мной две сеньоры, они хотят с тобой поговорить. Одну из них я знаю, это моя кума Норма, достойная женщина.

— Так входите и извините за беспорядок, я еще не успела убрать…

Женщины вошли вслед за негром. В тесной комнатушке стояла двухспальная кровать, покосившийся шкаф, железный умывальник с эмалированным тазом и ведром. Все сияло чистотой. На стене висели зеркало с трещиной и гравюра, изображающая святого Бонфима, украшенная лентами. Через окно, выходившее во двор, лился солнечный свет вместе с грустной песенкой. Облокотившись на подушки, до половины прикрытая простыней, мулатка Дионизия приветливо улыбалась нежданным гостям. Декольте ее кружевного пеньюара обнажало пышную грудь к которой она прижимала спящего младенца — крупного и очень смуглого. В сосуде под стулом курилась лаванда, и ее ароматом пропитывалась одежда новорожденного, положенная на плетеное сиденье. Два ящика из-под керосина, покрытые шелковистой бумагой, заменяли табуретки. В заднем углу комнаты были развешаны лук и стрелы Ошосси, изображение Георгия-победоносца, поражающего дракона, зеленый камень — вероятно, фетиш Йеманжи, четки из бирюзы.

— Сеу Жоан, — сказала мулатка своим спокойным голосом, — сделайте милость, снимите со стула детские вещи и положите в шкаф: я приготовила их, чтобы переодеть малыша после купания. Дайте стул этой девушке… Она указала на дону Норму и, повернувшись затем к доне Флор, сказала с улыбкой: — А сеньора, что помоложе, пусть меня извинит, ей придется сесть на ящик.

Продолжая оставаться в кровати, она следила, как чистильщик выполняет ее распоряжения. Невозмутимо улыбающаяся, Дионизия не выказывала ни малейшего любопытства по поводу появления непрошеных гостей. Теперь было понятно, почему художник Карибэ изобразил ее в костюме королевы на троне афошэ.

Опередив негра, дона Норма взяла распашонку и пеленки и открыла шкаф, чтобы заодно выяснить, сколько у мулатки платьев, блузок туфель и сандалий.

— Возьмите ящик и для себя, сеу Жоан, и садитесь.

— Я постою, Дио, мне и так хорошо.

— Лучше разговаривать сидя и не спеша, сеу Жоан, стоя, труднее договориться.

Негр, однако, предпочел встать у подоконника, заслонив собой ослепительно сияющее солнце. В комнату лилась грустная песенка.

Я в страстях — как в цепях,

я рабыня твоя,

господин!

Когда дона Норма и дона Флор уселись, наступила короткая пауза. Дионизия своим приятным голосом первая нарушила молчание. Она заговорила о том, какой сегодня прекрасный день, и пожалела, что не может еще выходить на улицу:

— Трудно оставаться дома, когда умытое дождем солнышко еще радостнее сияет в листве…

Дона Норма согласилась с ней, и они стали мирно беседовать о солнце, о дожде, о лунных ночах в Итапоа, в Кабуле и не известно каким образом добрались до Ресифе, где жила сестра доны Нормы, вышедшая замуж за тамошнего инженера, и где Дио пробыла несколько месяцев.

— Больше полугода я таскалась повсюду с одним типом, который скрывался от полиции. Этот сумасброд вскружил мне голову, а потом бросил меня в Ресифе…

Они б, наверное, долго еще говорили, ибо обе любили поболтать, если бы дона Флор, услышав звон церковных колоколов, оповещавший, что наступил полдень, не встревожилась, прервав их оживленную беседу:

— Мы очень задержались, Норминья…

— Не беспокойтесь, мне очень приятно поговорить с вами… — сказала Дионизия.

— В следующий раз мы посидим подольше, — пообещала дона Норма. — А сегодня мы зашли по делу…

— Я к вашим услугам.

— У моей подруги, доны Флор, нет детей, она не может рожать, и, к сожалению, это неизлечимо.

— Знаю, это бывает, но Марилдес, одна моя знакомая, вылечилась.

— У Флор ничего не получится, врач сказал.

— Врач?! — Дионизия расхохоталась. — Врачи только и умеют, что красиво говорить да неразборчиво писать. Если барышня обратится к Пайзиньо, он ей в два счета поможет. Как, по-вашему, сеу Жоан?

Жоан Алвес поддержал ее:

— Пайзиньо сделает пассы над ее животом, и дети пойдут каждый год.

Однако дона Флор пренебрегла этим советом обратиться к знахарю, хотя тот и пользовался отличной репутацией. Она бросила взгляд на спящего младенца. Не лучше ли сразу объясниться начистоту, узнать, действительно ли это сын Гуляки. Ребенок, такой чернокожий, совсем не похож на него. Дона Флор предпочла сразу приступить к самой неприятной части переговоров, и, как все робкие люди, слишком громко и решительно сказала:

— Я пришла к вам по очень серьезному делу, хочу кое-что предложить и выяснить, не придем ли мы к соглашению.

— Так говорите, барышня, я внимательно вас слушаю.

— Мальчик… — начала дона Флор и тут же смолкла, не зная, как продолжать.

Дона Норма пришла ей на помощь:

— У вас ребенок родился всего несколько дней назад?

Дионизия взглянула на сына и улыбнулась в подтверждение.