Эти поразительные индийцы - Наталья Гусева

Чакрой пользовался бог Вишну, как говорит предание. И она же была излюбленным оружием бога Кришны. В «Махабхарате» подробно повествуется о том, как он однажды срезал своей чакрой голову заносчивого царя Шишупáлы – сеятеля зла, покарав его за неправедную жизнь.

Не думала и не гадала я, когда занималась «Махабхаратой», что встречусь лицом к лицу с чакрой в реальной жизни, в наше время.

Старый ниханг в традиционном высоком тюрбане

Ниханги, ниханги, рыцари смерти… Сколько их собралось в Дамдаме в дни Байсакхи? Трудно сказать. Мне показалось, что тысячи две, а впрочем, может быть, и три. Они группами бродят по дорогам Пенджаба, как цыгане, спят в больших крытых повозках или прямо на земле. По уставу своего ордена они не должны иметь семьи и не должны нигде работать, все получая бесплатно от населения.

Вооруженные до зубов, с лохматыми бородами, в огромных тюрбанах, из которых торчат рукоятки кинжалов, они вызывают боязливое восхищение в душах соплеменников и служат живыми памятниками собственной прошлой славы. Они приходят в деревни и говорят: «Мы голодны», и сейчас же жители выносят им требуемые продукты. Они презирают деньги, не имеют их и даже государственным транспортом пользуются бесплатно.

И горе тому, кто ослушается ниханга, возразит ему или хотя бы посмотрит на него косо, – можно заплатить жизнью за такую дерзость. Ниханги убивают без колебаний, потому что сами не боятся смерти.

Толпа на ярмарке в Дамдаме была переполнена нихангами. Всю первую половину дня они бродили, по ярмарке, спали под деревьями, готовили пищу на кострах, пили свой знаменитый бханг – наркотический напиток из тертых листьев какого-то растения с водой. Они давали бханг и своим коням и собакам. Собаки без нужды ощеривались друг на друга, а кони возбужденно ржали и рвались с привязи.

После того как дневной зной стал спадать, вся толпа оживилась и двинулась к гурдваре и священному пруду возле нее. Я взобралась с кинокамерой на груду каких-то белых горячих камней и приготовилась снимать. Отсюда было видно все – и пруд, и дороги, и вход в гурдвару, и кишащую народом площадь.

Это было лучшее место под солнцем – увы, в буквальном смысле этого слова! – для того чтобы снимать фильм о празднике нихангов. Солнце невыносимо жгло мою спину, но зато камера была надежно укрыта в моей собственной тени, и освещение было превосходным.

Наконец процессия нихангов двинулась вокруг пруда. Какое это было зрелище! Впереди на слоне в золоченом паланкине ехал их вождь. За ним в беспорядке скакали на опьяненных конях всадники, а следом валом валила толпа пеших нихангов во главе с обязательной пятеркой воинов. Процессия была окрашена в синий и желтый – традиционные цвета одежды нихангов, причем в самых разных сочетаниях. И вся была окутана рыжей пылью, сквозь которую сверкали острия копий и чакры.

Ниханги не расстаются с оружием

Вероятно, именно так выглядела хальса в годы Средневековья, когда сикхи собирались на бой, готовый разгореться на этой самой земле, где сейчас ниханги проходят в процессии.

А над всем возвышались купола гурдвары, и издалека была видна картина под ее крышей, изображавшая сцену казни двух малолетних сыновей гуру Говинда – замуровывание их в стену. На картине враги с перекошенными от ненависти лицами торопливо клали кирпичи, а два мальчика, уже замурованные по пояс, спокойно стояли, молитвенно сложив руки, и вокруг их тюрбанов сияли нимбы святости.

Проходя мимо этого изображения, ниханги потрясали оружием и выкрикивали угрозы, затем на миг скрывались в гурдваре для молитвы, тут же выходили обратно и куда-то устремлялись прямо по скошенным полям.

Я кинулась вслед за ними.

– Не ходите, – говорили мне. – Разве вы не видите, что это опасно? Посмотрите, ведь даже другие сикхи следуют за ними в отдалении.

Действительно, все держались на расстоянии не менее трехсот метров от славной процессии. Но мне-то нужен был фильм. Такой возможности больше не будет, видимо, никогда в жизни. И я пустилась догонять моих нихангов.

Почти милю шла я за ними по песчаным полям, сквозь тучи пыли, пока мы не достигли нужного места. По знаку вождя процессия остановилась, и воины мгновенно выстроились квадратом вокруг недавно сжатого поля. Я как-то случайно очутилась в первом ряду и, оглядевшись вокруг, увидела только ряды колышущихся тюрбанов, бороды, да блеск стали. Так женщина попала в ряды нихангов, да еще в момент их воинских состязаний.

«Хорошо, – подумала я, – что надела сине-желтое платье да волосы догадалась прикрыть синей косынкой. Ух! Как они на меня косятся. Что-то будет?» Но раздумывать было поздно я уже была тут и надо было снимать.

Как они джигитовали! Они скакали с копьями наперевес и сидя, и свешиваясь, и стоя на седле; подхватывали копьями разложенные пучки травы, поражали на скаку любую цель По полю носились молодые неоседланные лошади, выпускаемые на состязания для «обучения примером». В разных концах поля ниханги исполняли обрядовые воинские пляски, обязательные перед началом рукопашных схваток, затем, прошептав краткую молитву, преклоняли колено перед разложенными на чистых полотнах мечами и кинжалами, брали их в руки и вступали в поединки друг с другом.

В воздухе описывали сверкающие траектории стремительно летящие вращающиеся чакры и, куда ни посмотри, всюду сталь звенела о сталь, раздавались боевые возгласы, вздымалась пыль под босыми ногами воинов.

Одна из лошадей вдруг поскакала прямо в мою сторону. «Эффектный кадр!» – подумала я, поспешно нажимая спусковую кнопку аппарата, не сообразив, что видимое в кадровом окошке кажется более удаленным, чем оно есть на самом деле. Отброшенная в сторону чьей-то сильной рукой я отлетела вместе с камерой метра на два, и в тот же миг копыта опустились на то место, где я только что стояла.

И до сих пор, прокручивая эту пленку, я восхищаюсь видом вздыбленной лошади на кадре и вспоминаю, как ниханг спас мне жизнь, как ни парадоксально это звучит.

А затем меня пригласил через посланца один из их вождей и милостиво позволил мне сесть на землю справа от себя. И сам подал мне стальную чашу с водой, поговорил со мной – по-английски! – о нашей стране, снял с руки стальной браслет и, надев на мою, сказал:

– Теперь ты моя сестра. И всегда своей рукой ты должна делать только добрые дела. Запиши, как ты можешь меня найти, если понадобится.

– Для чего, брат мой, вы можете быть мне надобны?

– Мало ли для чего. А вдруг тебя кто-нибудь обидит.

– Так что я должна тогда сделать?

– Немедленно напиши вот в эту гурдвару. И мне передадут.

– И что будет?

– Я сразу же приеду.

– Для чего?

– Убью, – спокойно сказал он так, как мог бы сказать «пойду пообедаю» или что-нибудь в этом роде.

«А ведь и впрямь может убить, – мелькнула у меня мысль. – Для многих сикхов это не проблема, а уж для нихангов и тем более».

Сикхи пришли на свой праздник

Поблагодарив его за желание оказать мне в жизни такую, я бы сказала, решительную поддержку, я сразу ощутила себя в полной безопасности – здесь, по крайней мере. И когда кончился праздник, я купила ему в лавочке подарок – несколько отрезов на тюрбан, и он сам довел меня до автобуса. Автобус – это был последний рейс из Дамдама. Я бы никогда не смогла протиснуться внутрь, если бы не мой брат. Он кончиком кинжала в ножнах только слегка прикоснулся к плечам тех, кто висел на дверцах, и они, оглянувшись и увидев, с кем имеют дело, осыпались на землю, как листья. Он вошел и ввел меня за руку за собой. Затем без слов, снова так же выразительно попросил освободить мне место и, только усадив меня с удобствами, сложил руки, прощаясь.

– Так не забудь, как меня найти, сестра. Да славится Бог.

– Да славится Бог, – ответила я ему общепринятой сикхской формулой, и автобус тронулся.

17. ВСЕГДА В БЕЛОМ

Началось с того, что я спросила одного моего студента из Пенджаба, Свáран Сингха, почему он всегда одет в белое и повязывает тюрбан не так, как все сикхи, – не делает острого уголка над лбом.

– Это потому, мэдам, что я не просто сикх, я намдхáри-сикх.

– Чем вы отличаетесь от них?

– Мы строгие вегетарианцы, а сикхи едят мясо, хотя и они, конечно, коров никогда не убивают и говядины не едят. Мы никогда не пьем алкогольных напитков, а некоторые сикхи-сахадждхари любят выпить. Мы не признаем никакого насилия, а сикхи всегда вооружены и любят драться. Они часто ссорятся, а мы никогда не повышаем голоса.

– Сколько же вас?

– Очень много. Наши старики говорят, что не меньше миллиона, хотя в газетах пишут, что только один лакх.

– То есть сто тысяч?

– Да.

– А где вы все живете?

– В Пенджабе. Но и в Дели тоже.