Эти поразительные индийцы - Наталья Гусева

В 1838 году его разбил паралич, а в 1839 году он умер.

Жизнь этого человека, его яркая натура, его безудержная страстность во всем, его ум и решительность – все это воспевается современными пенджабцами так живо, как будто он правил всего каких-нибудь десять лет тому назад. Много книг, стихов и песен написано о нем и о годах его царствования. В памяти народа он остался как самодержавный властитель, умный политик и человек, любивший жизнь во всех ее проявлениях: он умел ценить красоту, хотя сам был лицом темен, ряб и одноглаз; он умел любоваться ярким блеском чужих нарядов, но сам носил скромные однотонные одежды; он был привязан к жизни, как к самой любимой жене, но без колебаний рисковал собою в каждом бою; сам был гостеприимен и щедр, но равнодушно относился к дарам и подношениям… Убивая людей в бою, он ни разу не изрек смертного приговора тем, кто представал перед его судом, – так о нем пишут, поют, рассказывают в Пенджабе.

После его смерти начался распад его государства. В армии участились раздоры между выборными старшинами и офицерами, судопроизводство больше не следовало букве закона, крестьяне отказывались платить налоги землевладельцам, потому что те произвольно завышали налоги и враждовали из-за земель и власти.

Шестилетний сын Ранджита, Далúп Сингх, был наконец возведен на трон в 1842 году, а его мать стала регентшей Пенджаба. Но страна была уже обречена. Англичане стали стягивать войска к границам Пенджаба и возводить понтонные мосты на реке Сатледж. В последний раз сикхская армия сделала попытку отбросить врага – отряды сикхов перешли Сатледж и воззвали к своему правительству, прося немедленно прислать подкрепление. Но им никто ничего не прислал. Мать Далипа и ее советники уже сговаривались с английским командованием о сдаче колонизаторам половины Пенджаба. Преданная высокими государственными чиновниками армия была разгромлена в неравной битве. Маленький Далип Сингх попал под «охрану» колонизаторов, и они стали воспитывать из сына непобедимого Ранджита своего преданного слугу и сторонника. Бесславно стал влачить свои дни сын славного отца: повторилась трагедия Орленка, сына Наполеона…

Каким я увидела Пенджаб, когда приехала сюда в первый раз? Что сразу врезалось в память? Золотые поля цветущей горчицы, залитые солнцем; каналы, широкие и узкие, много каналов, полных сверкающей воды; синяя кромка гор по горизонту; глиняные деревни в полях и форты, форты в городах, возле городов и у дорог.

Место работы хозяек – чистый угол двора

Дома с плоскими крышами, почти лишенные архитектурного убранства, города с коленчатыми узкими улицами. Стены выходят из-за стен, стоят под углом к другим стенам, обрамляются невысокими балюстрадами по краю плоских крыш. Часто кажется, что проезжаешь не по улицам города, а по крепости. Только на базарных улицах, где-нибудь в центре города видны балконы, галерейки, резьба по дереву и камню.

Кирпич, кирпич повсюду. Почти все дома красные, но есть и побелка прямо по кирпичу. Старые здания от новых можно отличить по размеру кирпича – у старых кирпичики маленькие, а у новых – большие, толстые. В кирпичных стенах узкие дверные проемы, и за ними узкие крутые лестницы прямо в толще стены.

Внутренние дворики, как и везде в Индии, днем – царство женщин, а ночью – спальня всей семьи. Впрочем, спят и на улицах. Тихо. Темно. Луна плывет над углами и балюстрадами крыш, а на узких затененных улицах сплошь стоят чарпои, и на них мирно спит мужское население города, раскинув усталые руки и обратив к звездному небу бородатые лица.

Выезд сикского гуру. Сикхская миниатюра нач. XIX в.

А из фортов мне больше всего запомнился форт в Бхатúнде, в маленьком городе на песчаном юге Пенджаба. Он грандиозен и выглядит непобедимым. Его стены – метров сорок высотой – расширяются книзу, а от этого кажется, что они туго упираются в землю своим подножием. В щербинах стен гнездятся голуби, летают под солнцем, воркуют. Внизу лежат большие осыпи кирпича. Пыль, сухая колючая трава. И внутри форта пусто, тихо. Говорят, в древности здесь протекала река Сатледж, и форт был обеспечен водой. Были в нем и подземные ходы, которые вели в город и к воде. Были, вероятно, и колодцы. А сейчас – зной, развалины, спекшаяся земля.

Если минуту молча посмотреть на все это, то без особого усилия можно представить себе, какая, жаркая, напряженная жизнь кипела когда-то за этими стенами.

Воины средневековых фортов не знали пощады, знали они также, что и им не будет, пощады, и стояли в таких стенах насмерть, отбиваясь от врагов.

Единственным слабым местом фортов были ворота. Хотя они и кованые, и усажены железными шипами, и тяжелы, и огромны, но по сравнению со стенами кажутся непрочными. А ведь чтобы их раскачать, на них гнали слонов, и слоны с разбегу били головами по воротам и наваливались на них боками. Они насаживались на шипы и, зверея от боли и обливаясь кровью, бросались иногда и обратно, топча и подминая под себя эту воющую, ревущую толпу людей, которая безжалостно гнала их на приступ. А сверху, со стен, лилась горячая смола, сыпались железные стрелы, катились раскаленные камни, падали кобры, вытрясаемые сверху из корзин, летели горящие факелы. Все это жгло, слепило, пронзало, жалило, терзало.

Каждая пядь земли была в те далекие годы пропитана кровью, каждый город, каждый камень в городе помнит ярость осаждавших и мужество обороняющихся.

У Пенджаба сложная судьба – горькая и кровавая. Народ хранит в легендах и песнях память о каждом событии прошлых веков, о каждой битве, о всех победах и утратах. Так умеют рассказывать о подвигах героев, живших 200–300 лет назад, что кажется, будто рассказчик был дружен с ними и знает не только их воинскую жизнь, но и каждого члена их семьи и рода. Все упомянуто в рассказе – рост, цвет глаз, костюм и украшения, привычки и манеры каждого из них, и перед слушателями встает нарисованное невидимой кистью яркое полотно той ушедшей жизни, той эпохи.

И всюду сейчас – в городах, в деревнях, на дорогах – сикхи – члены воинской религиозной общины.

Большинство таксистов в Дели – сикхи

В завершение следует сказать, что в XX веке – и особенно после освобождения Индии в 1947 году от британского колониального гнета – сикхи, будучи, если только можно так сказать, генетически нацелены на победу в любой борьбе, будь это воинские сражения или конкурентные столкновения – стали упорно стремиться к получению образования, к занятиям, связанным со службой в армии, к разным видам технической и торгово-предпринимательской деятельности и т. п. И не случайно в Индии можно услышать, что многие пилоты, армейские командиры, инженеры и даже водители такси в северных ее областях – это сикхи.

16. НИХАНГИ – РЫЦАРИ СМЕРТИ

Мне сказали, что в дни праздника Байсакхи, праздника весны, все ниханги собираются для проведения воинских игр в Анандпур – священный для каждого сикха город, где родилась хальса, в Амритсар – столицу сикхов и в небольшой городок на юге Пенджаба Дамдамá, где десятый гуру, воинственный Говинд, долгое время скрывался от врагов.

Поскольку ближе всего был Дамдамá, или, как его почтительно зовут сикхи, Дамдамá-сахáб, то есть «господин Дамдамá», я решила поехать туда.

Двадцать миль по жгучей песчаной пустыне, где ветер, где нельзя дышать носом, потому что он сразу пересыхает и трескается до крови, и нельзя дышать ртом, потому что в горло, в легкие и даже в пищевод набивается песок, – по этой пустыне лучше всего было бы ехать в закрытой машине. Но закрытой машины не было, а был открытый «джип», и мы проехали эти двадцать миль, умножая своей скоростью напористый знойный ветер и причиняя этим себе двойные мучения. Проехали и прибыли в Дамдама, где кипела ярмарка и по песчаным улочкам сплошной массой двигалась толпа ярко одетых крестьян из окрестных деревень. Почти все – сикхи. В пестрых тюрбанах, ярких рубахах, в длинных дхоти (которые они надевают как юбку-запашку, завязывая углы узлом на животе) и конечно же с оружием: мечами, кинжалами, ружьями, палками, окованными медью.

И повсюду в толпе – ниханги. Тюрбаны, как башни, достигающие иногда метровой высоты, а в их складках – кинжалы. Спереди на тюрбанах сверкают вырезанные из стали символы сикхизма – изображение различного оружия, а сверху нанизаны, как кольца на палец, одна над другой, чакры.

Чакра – древнейшее оружие Индии, о котором всегда говорят и пишут, что его можно увидеть только на храмовых скульптурах в руках каменных богов и что уже много столетий назад оно полностью вышло из употребления, – эта чакра, оказывается, не только хорошо знакома нихангам, но они ею пользуются как оружием в своих воинских играх. Это тяжелое плоское стальное кольцо, подобное диску с вырезанной серединой, и отточенное по внешнему краю как бритва. Его раскручивают на двух пальцах и бросают во врага. Чакра летит, вращаясь в горизонтальной плоскости, и при метком попадании (в шею) может, начисто срезать голову.