Весенние грозы - Виктор Исьемини

Велитиан ухватил за плечо брата из отряда пеших копейщиков — глаза у того были совершенно дикие, борода всклокочена, шлем съехал набок.

— Что здесь творится?

— Не убивать! — заорал солдат. — Его священство магистр велел: никого не убивать! Но что предателям принадлежало — все нам!

Вырвался и побежал прочь. Из свертка, который крепко сжимал копейщик, торчал клок радужно переливающейся ткани. Нынче пехотинцу повезло, эльфийский шелк очень дорог. Вот брат и спешил — должно быть, торопился припрятать добычу. Визжали женщины, кто-то неподалеку распевал гимн во славу Гилфинга Воина, кто-то надрывно рыдал…

Мимо, шатаясь, брел горожанин в дорогом камзоле. Обеими руками он обхватил голову, между пальцев медленно сочилась кровь. Из дома выскочил воитель в белом с мечом у пояса и шпорами на сапогах. Кавалерист, стало быть. Этот был спокойнее, чем давешний копейщик — хотя вином разило от брата изрядно… У конника удалось разузнать, где можно искать людей викария Лайсена.

Велииан с Кенгелем снова переглянулись. Велитиан пустил коня шагом. Спутнику, возможно, хотелось присоединиться к буйству, но, глядя на флегматичного товарища, он сдержался. Только вздохнул.

ГЛАВА 18 Ливда

Сержант распрощался — ему, дескать, еще работу закончить надо. Арестантов по камерам развести, всех оприходовать, как положено. Давненько не случалось в ливдинской тюрьме столько гостей — с тех самой ночи, когда эльфа Меннегерна господин граф прикончил.

— Да и поздно уже, — заметил Лысый. — Я хочу закончить и податься домой. Эх, Хромой, вот у тебя семьи нет!

— И никогда не было, — подтвердил меняла, — а что?

— Поэтому ты не поймешь, что домой нужно возвращаться вовремя, засветло. Гляди — темнеет уже.

В самом деле, вечерело. Солнце уже скрылось за крышами домов Западной стороны. Мир разделился на оранжевое и серое. Оранжевое — там, куда попали закатные лучи, и серое — в тени.

Хромой распрощался с дорогим другом Колем. Скоро ночь… Ночь — великая властительница, и скоро в свои права вступят ее вассалы, ночные бароны. У ночи — свое время, свои законы, свои слуги и свои доблести. Доблесть законопослушного человека — не шастать по ночам вдали от дома.

Меняла побрел домой. Шагал он не спеша, оглядываясь по сторонам, и ничуть не удивился, когда приметил в конце Львиного переулка две крупных фигуры. Мужчины разгуливали, ничуть не таясь, и явно кого-то ждали. Хромой готов был поставить келат против гроша, что знает, кого. Из Львиного переулка рукой подать до переулка Заплаток, где никак не дождется хозяина скромный домик менялы.

Его тоже заметили и двинулись навстречу.

— Здорово, Хромой! — еще издали окликнул один из встречных.

— Привет, Пуд.

— А мы так и думали, что ты сперва в Большой дом, а потом только домой. Хромой, тебя Обух желает видеть.

— Само собой. Ну, идем. Похоже, мне не судьба сегодня до дому дойти.

— Да брось, — ухмыльнулся Пуд, — не грусти. Мы тебе кое-что покажем — такое, что тебе самому домой расхочется.

Парни привели Хромого в Хибары, к дому атамана Обуха. Разумеется, меняла и сам собирался навестить ночного барона, как-никак в леверкойском дельце Обух принял немалое участие и теперь ему причиталась часть добычи. Однако нынче атаману все, что следует, доложит Хиг Коротышка, а Хромой полагал, что встретится с Обухом попозже, когда начнут поступать деньги — выкуп за юнцов, захваченных в плен. Но если его светлость Обух Первый пожелал увидеться незамедлительно — значит, нужно идти.

Само собой разумеется, с такими провожатыми ждать у входа не пришлось, Хромого сразу повели на второй этаж старого мрачного здания, где обосновался ночной барон. Меняла ничуть не удивился, когда оказалось, что Обух поджидает все в том же большом зале и сидит все в том же массивном кресле. Атаман обожает постоянство и традиции, так что совершенно логично, если Обух не изменяет привычкам.

Кроме Обуха в помещении находился паренек — тот самый, которого Хромой посчитал деревенщиной и к которому отнесся без уважения. Теперь юноша глядел гордо и важно. Что-то случилось, значит — что-то такое, что должно поднять его статус в глазах Хромого.

После первых приветствий заговорил Обух:

— Послушай, Хромой. Такое дело получается, что ты Шнуру задолжал.

И ухмыльнулся. Ага, атаман тоже не забыл, как Хромой отозвался о пареньке после первой встречи. Вероятно, подразумевалось, что меняле следует поразиться.

— Задолжал? — Хромой поднял брови. — Это самое поразительное событие со второго гилфингова пришествия. Если я задолжал, то как раз к третьему пришествию расплачусь.

— Хе-хе! — Обух позволил себе скинуть маску показного равнодушия. — Шнур, покажи, чего нам нынче принесло приливом!

Паренек, все так же гордо скалясь, выволок из угла большущий мешок. Очертания тюка обрисовывали человеческую фигуру. К тому же мешок шевелился и возмущенно мычал. Подтянув поближе, парень выпрямился и вздохнул. От натуги лицо покраснело, но глядел важно. Обух наблюдал с улыбкой.

— Угадай, что там у меня? — предложил юноша по прозвищу Шнур, теперь Хромой знал его кличку.

— Как что? Гилфинг! Третье пришествие, как я и предполагал, — уверенно провозгласил меняла. — Сними же пелены с сего тела, дай полюбоваться вволю. Хотя, конечно, я нераскаянный грешник и не заслужил сей милости.

* * *

Шнур поглядела на атамана, тот кивнул. Получив разрешение, паренек развязал узел и стащил ткань с головы пленника. Хромой подошел поближе. В мешке покоился незнакомый мужчина — разумеется, связанный и с кляпом во рту. Пленник, оказавшись извлеченным на свет из пыльного мешка, стал усиленно моргать, чихать и мычать. Камзол его, хотя выглядел добротным и новым, выдавал в мужчине провинциала. В Ливде таких давно не носят. На шее пленника Хромой приметил свежую багровую полосу — душили веревкой или чем-то в этом роде. Под глазом наливался здоровенный синяк.

— Нет, — меняла покачал головой, — этого Гилфинга я не знаю. А что, должен знать?

— Он тебя тоже не знает, — пояснил Обух, — однако мечтал познакомиться. Убери его пока что, Шнур.

Паренек снова накинул на голову пленнику мешковину и завязал над макушкой.

— Значит, было так, — принялся рассказывать атаман. — Человечек объявился на рынке и стал расспрашивать о тебе. По имени не знал, но уж как сильно хотел выяснить, что за красавец нынче рядом с его светлостью на лошадке в город въехал! И еще очень желал дознаться, как бы этого красавца убрать. Денег обещал. По дурости завел он разговор со Шнуром. Смекаешь?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});