Серебряный Клин - Глен Кук

Плоть воздушного кита походила на губку и издавала резкий неприятный запах, к которому примешивалась вонь паленого мяса. Эту плоть то и дело сотрясала предсмертная судорога. Мне вдруг до слез стало жалко величавого гиганта.

– Ворон! – закричал я. – Поторапливайся! Тут их трое, а позади них все горит!

Рядом со мной раздался хлопок. Небольшой взрыв, но он сбил меня с ног. Внизу по земле расплескались лужицы пламени. Сразу занялась сухая трава.

Если так пойдет дальше, быть беде.

К тому времени, как Ворон кое-как втащил наверх свое бренное тело, старик, единственный из троих, кто держался на ногах, уже привязывал к моим плечам женщину, чтобы та не свалилась, когда я буду спускаться. Завязав последний узел, он тут же вернулся к прежнему занятию: начал приподнимать нечто, напоминавшее громадную ветку папоротника, придавившее кого-то еще.

Тяжело пыхтя, Ворон посмотрел на меня, посмотрел на женщину, потом проворчал:

– Чего и следовало ожидать.

– Послушай, – сказал я. – Эта девка сделана целиком из камня. Либо у нее свинцовая задница. Она будет потяжелей меня.

– Может, все-таки спустишь ее вниз? А то я стал уже староват для таких упражнений, – пробормотал он и повернулся к старику. – Опять ты. Ты-то какого черта здесь делаешь?

А разглядев парня, придавленного веткой папоротника, он опять ничуть не удивился. Будто Молчун, свалившийся с неба, был именно той милой шуткой судьбы, на которую Ворон рассчитывал.

У него ноги ходуном ходили, когда он помогал старику отодвинуть дурацкий папоротник. Старикан сразу принялся суетиться вокруг Молчуна. Черный бугор, прилепившийся к его плечу, вдруг издал звук, похожий на мяуканье котенка.

– Подними его, – приказал старый колдун Ворону, – и тащи вниз. У нас слишком мало времени, чтобы я мог привести его в чувство здесь.

Я уже начал спускаться. Что они еще там говорили, я не слышал. Но они тоже начали спускаться почти сразу вслед за мной.

Над головой что-то прошелестело. Бугор на плече колдуна опять мяукнул. Из темноты ему ответили скрипучие крики. То вернувшиеся манты описывали круги над своим умирающим хозяином.

Что происходит с мантами, когда погибает воздушный кит?

– О черт! – завопил Ворон. – Смотри, куда наступаешь!

Почти одновременно заговорил старик.

– Из вас так и прет самонадеянность, молодой человек, – гремел он. – Убийственная, несносная, самодовольная самонадеянность! Вы, без всякого на то права, требуете объяснений. И от кого? От меня! Ваше высокомерное самомнение далеко выходит за пределы моего понимания. Это я должен спросить у вас, отчего вы постоянно мельтешите где-то поблизости, на один ход опережая Хромого! Может, вы его лазутчик? Его черный лидер? Ну! Вы собираетесь идти дальше? Или намерены ждать, пока мы поджаримся тут, как бекон на сковороде?

Я уже спустился на землю и теперь наблюдал за ними. Ворон писал кипятком. Он даже представить себе не мог, что не так уж велик и могуч, чтобы весь мир подпрыгивал, стоит ему разок гавкнуть погромче. Может, у него просто не хватало воображения? Чтобы остерегаться тех, кого следовало бы остерегаться. Таких людей, как старый Боманц, к примеру. Ведь старикан, разозлись он хорошенько, мог запросто превратить его в лягушку.

Ворон набрал воздуху, но ответить не успел. Очередной взрыв чуть не сбросил вниз их обоих. Конвульсивная дрожь волной прокатилась по телу воздушного гиганта. Стих непрерывный грохот медных барабанов. Чудище испустило дух, издав последний стон, которым было сказано о смерти и отчаянии. Все, чего нельзя сказать словами.

Сверху доносились пронзительные рыдающие крики мант. Похоронный плач. Я спрашивал себя, что они будут теперь делать.

Дрожь, сотрясавшая воздушного кита, стихла.

– Марш отсюда! – закричал колдун – Сейчас здесь все взлетит на воздух!

Когда это произошло, Ворон, пошатываясь, брел к лошадям. Все предыдущие взрывы не шли с последним ни в какое сравнение. Волна горячего воздуха отшвырнула меня в сторону. Ворона бросило вперед. Он ударился лицом о землю, Боманц, хоть и находился ближе других к взрыву, сумел устоять, выделывая ногами кренделя, напомнившие мне танцы моей матушки. На лице колдуна застыло страдальческое выражение.

Когда стих звон в ушах, я снова услышал печальную песню мант. Воздушный кит превратился в свой собственный погребальный костер.

Разлетавшиеся далеко в стороны куски пылающей плоти подожгли всю траву вокруг. Лошади волновались. Нам все еще грозила опасность.

Ворон ползал в пыли, все никак не мог подняться. Я стоял, ничего не делая, чтобы помочь ему, и чувствовал себя полным дерьмом, но меня просто не слушались ноги.

Колдун догнал Ворона, поднял его. Они тут же снова принялись поливать друг друга бранью, словно пара пьянчуг. Я наконец заставил свои ноги сдвинуться с места и вклинился в их свару.

– Кончайте, ребята. Хватит. Лучше помогите погрузить эту курицу на лошадь. Надо убираться отсюда, пока мы еще не превратились в свиные шкварки.

Женщина, словно мешок с рисом, уже свисала поперек седла. Мне пришлось так долго бежать, перебросив ее через плечо, что ее лицо превратилось в сплошной синяк.

– Пошевеливайтесь! – закричал я. – Поднимается ветер!

Я метнулся к лошадям, успев придержать их прежде, чем те решили, что они умнее нас, и надумали самостоятельно удрать повыше, в холмы.

Пока мы с Боманцем поднимали Молчуна, Ворон первый раз взглянул на Душечку. На той живого места не было. Изо рта, носа, ушей сочилась кровь. Вся она была покрыта синяками и запекшейся кровью. Молчун выглядел почти так же, да и колдун немногим лучше. Но на последних Ворону было наплевать.

– Их можно подлечить, – быстро вставил Боманц, прежде чем Ворон успел затеять новую свару. – Но только если мы выберемся отсюда раньше, чем до нас доберется степной пожар.

Эти слова да еще то, что я тронулся в путь, не дожидаясь его, наконец заставили Ворона сдвинуться с места. Он побрел за мной, ведя в поводу лошадь, на которой лежала Душечка.

Боманц тем более не собирался никого ждать. Старик уже обогнул ближайшую полосу степного пожара. Ветер гнал языки пламени по направлению к сонным горбатым холмам.

Ворон снова принялся ворчать и бормотать себе под нос ругательства. Боманц шел на север, баюкая на ходу детеныша манты, который радостно пищал, приветствуя своих невидимых родичей, скользивших в темноте над нашими головами. Ворону по-прежнему не терпелось догнать своего бывшего друга, но мне показалось, что он слегка поумнел и решил не злить лишний раз колдуна, который и без того был в самом скверном расположении духа.

Я то и дело оглядывался через плечо на горящие останки воздушного кита. Пока мы не углубились в лес настолько, что огонь пропал из виду. Мне все казалось, что нам был дан некий урок. Но дан в виде символа, смысл которого я все никак не мог разгадать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});