Капитан госбезопасности. Ленинград-39 - Александр Логачев

– Очень высокая, – в голосе инженера послышалась гордость за своего стального питомца. – Берет стенку в метр, ров до двух с половиной метров, подъем до сорока градусов. Пройдет вброд на глубине в полтора метра. Удержится при крене…

– Ладно, это неважно, – прервал командир. – Как его остановить, инженер?

Лоб «кэвэшки» вмялся в борт грузовой платформы. Танк выбил платформу с рельсов и потащил впереди себя. Из-под колес, скребущих по асфальту, кометными хвостами летели искры.

Машинист мотовоза, когда до него дошел смысл происходящего – а это случилось за мгновение до столкновения – схватился обеими руками за низ сидения, изо всех сил сжал его пальцами и закрыл глаза. Машиниста перевернуло вместе с легким мотовозом, который от удара бросило в противоположную движению танка сторону, закрутило на сцепке и опрокинуло. И протащило за платформой (еще какое-то время живой машинист, лежащий на стекле и заваленный стеклом, видел, как проползает под ним в разбитом оконном проеме диабаз, которым вымощено междупутье).

А платформу уводило, как бы стаскивало с танка, и наконец машина, на прощание зацепив гусеницей и сорвав задний борт платформы, избавилась от нее.

– Вот он, с-сучара, – то и дело повторял себе под нос шофер Егор. Гигантскую машину он (а вместе с ним командир и прихваченный им пассажир интеллигентского вида) разглядел, когда та уходила от улицы Трефолева по Стачек к следующему перекрестку. Изувеченный мотовоз Егор на всякий случай обогнул с запасом.

– Что ж это он делает, гнида? – не выдержал шофер. – Зачем?

«Эмка» стала быстро догонять танк.

– Я повторяю, как его остановить? – Командир словно и не заметил покореженного транспорта.

– Вы видели! – Зато заметил инженер, и это вновь ввергло его в состояние сильной душевной неустойчивости. – О чем вы говорите! Остановить! Чем хотите останавливать? Руками?

– О том, инженер, говорю, – Шепелев, с трудом сдерживая себя, показал пальцем на лобовое стекло, за которым укрупнялись очертания догоняемого танка, – что он скоро окажется в центре. Там полно людей и машин. А он прет напролом. Что можно сделать?

– У него броня толщиной в семьдесят пять! Его не пробьешь рядовым ПТО, – с остатками истерии в голосе говорил инженер, но волна неспокойствия вновь пошла на убыль. – А в лоб его не возьмет и сто пятьдесят второй калибр.

Автомобиль догнал танк «Клим Ворошилов» и пристроился сзади метрах в двадцати от танкового зада, окутываемого сизыми выхлопами. Грохот и рев ворвался в салон «эмки».

– Вот такую дистанцию и сохраняйте пока, Егор, – распорядился командир. – Товарищ инженер, забудьте об артиллерии. Как без нее остановить?

– Без нее? То есть вы хотите, как вы есть сейчас его остановить? – инженер криво ухмыльнулся и показал головой почему-то на Егора. – А знаете, – Тихонов вдруг ушел глазами в сторону, как бывает с людьми, погрузившимися в задумчивость, – есть способ. Правда, тоже требует оснащения.

– Ну? – не мог сдержать нетерпения командир, который здорово устал от перепадов настроения инженера.

– Можно ослепить танк…

– Вы хотите, чтобы я теперь раздавил троллейбус, изобретатель? – нажимал Навроцкий на конструктора, понимая, что представление получилось не слишком впечатляющим. – Говорите, как нам спастись! Живо!

– Хорошо, – произнес Котин. Он сполз на днище танка и сидел, касаясь плечом сидения механика, одним коленом упираясь в рычаг переключения скоростей. – Я скажу. Вам надо повернуть назад и прорываться в Эстонию. Топлива хватит. Баки заправлены полностью. Все шестьсот пятнадцать литров.

– Отлично! – воскликнул Навроцкий, направляя танк к обочине. – Замечательно! Этого и ждал! Чтобы меня встречала вся артиллерия всех воинских частей на долгом и трудном пути!

«КВ» достигла тротуара и въехала на него.

«Геройствует ученый, – думал граф Денис Александрович. – Геройской дури много накопилось. Ну ничего, в гестапо от нее ничего не останется. Он еще не знает, кому его передадут в подарок, а скажи – не поверит. Даже когда он как ходячий чертеж лучшего в мире танка окажется в Германии, то еще будет думать, что сумеет всех перехитрить, наговорить не то и не все. От его геройства ничего не останется после первой же встречи с Мюллером. Баварский мясник знает свое дело, я не знаю никого, кто бы мог с ним в сравниться в усмирении строптивых. А я доставлю изобретателя в Германию, клянусь, лично доставлю».

– Я виноват, признаюсь, – сказал Навроцкий, – плохо умею объяснять. Смотрите!

И граф снова притянул конструктора к смотровому люку.

Котин сначала не понял, что перед ними, какая-то стена с пятном. А где улица? Потом пришло понимание.

– Не надо! – закричал он.

Но было поздно. Да и Навроцкий не собирался отступать от задуманного. И танк ударил в стену жилого дома на улице Стачек.

Без приказа Егор остановился, вдавив тормоза до упора. Сидевших на заднем сидении бросило вперед, на кресла. Но в свой адрес шофер ничего не услышал. Инженер Тихонов закрыл лицо ладонями, когда темный танковый силуэт слился со стеной. Он не желал видеть, что произойдет.

От сотрясшего дом удара вылетели стекла из окон на нескольких этажах. А вокруг танкового корпуса поднялось облако кирпичной пыли. Стена вокруг броневой машины стала распадаться. Танк дал задний ход, стал виден пролом, и в него сыпались сверху доски, кирпичи, куски штукатурки, похожие на карандаши паркетные рейки, мелькнула кровать, с которой съезжало белье, а по нему колотили чьи-то руки, упал шкаф, разметав створки, как птица крылья. Пролом полностью закрыла от взглядов кирпичная пыль.

Навроцкий дал танку задний ход. Потом снова стал выводить его на улицу Стачек.

– Говори, изобретатель, говори, как нам спасаться!

Котин взвыл и мотнул головой, метя в кадык этого сумасшедшего «майора».

Навроцкий откинулся в кресле и локтем ударил ученого в подбородок. Засмеялся.

– Ты, я вижу, ничего не понял, изобретатель! Придется повторить таран!

– Нет! – закричал конструктор. И, слизав языком кровь с прокушенных губ, добавил: – Хорошо, только прекратите. Я скажу вам. Это должно закончиться. Аэродром… военный аэродром в Сосновке…

– Знаю, – сказал «майор».

– Там всегда дежурит эскадрилья, готовая к вылету. Самолеты заправлены и отлажены. Я знаю, в какой части аэродрома она располагается. Если вы не умеете водить самолет, то ничем помочь вам больше не могу.

– Умею. – Повернул к конструктору испачканное лицо «майор». – Представьте себе, умею. Ну, наконец-то, черт побери, наконец-то. Вы мне начинаете нравиться, изобретатель. Вот это уже толковый план…

Капитан подумал, что теперь инженеру не помогут ни пощечины, ни приставленный к груди ствол. Но когда Тихонов оторвал от лица ладони, Шепелев увидел на лице инженера злую решительность и сосредоточенность. Тогда командир задал ему неожиданный вопрос:

– Вы уверены, что танком управляет не Котин?

«Эмка» вновь продолжила свое преследование, больше пока что напоминающее почетный эскорт.

– Вы же сами видели? – устало отозвался Тихонов. – Да Жорес Яковлевич бы никогда…

– Предположим, его заставили, приставив к виску пистолет. Как мы можем убедиться, что не Котин на месте механика? Подумайте!

– Он бы вел машину не так, – сказал инженер, к которому вернулось хладнокровие. – Почерк вождения не тот. И не только и не столько в стиле дело. Видите ли, чтобы манипулировать фрикционными рычагами, требуется немалая физическая сила. Нужны очень сильные руки. Жорес Яковлевич не слабый человек, нет, но… я ездил с ним вместе на полигоне, он наваливается при переключении на рычаг всем весом тела. То есть ему бы не удалось вести машину так плавно, совершать маневры, что мы наблюдали, а выполнялись они мастерски, виртуозно…

– То есть вы исключаете, что за рычагами сейчас находится Котин?

– Абсолютно, – и инженер даже улыбнулся. – Вдобавок он бы фару включил, так, чисто автоматически. А чего этот едет при выключенной фаре, я не знаю.

– Обходите его, Егор. Надо посмотреть на чудо-танк со всех сторон.

«Кэвэшка» держалась середины правой полосы движения. Те машины, что решались на обгон, а находились и такие кроме их «эмки», выезжали чуть ли не на встречную полосу, спуртовали, врубив предельную скорость, и переходили на нормальную, только когда танк оказывался далеко позади. «Эмка» же, когда ее правые дверцы оказались напротив танкового «борта», уравняла скорости с дизельной махиной. Командир поменялся местами с инженером и, открыв окно, какое-то время изучал творение конструктора Котина. Так, наверное, снизу вверх лилипуты рассматривали Гулливера, опасливо держась подальше от его каблуков.

Навроцкий ничего не слышал кроме рева двигателя, лязга движущегося железа и раздражающего стука над головой – что-то там было не закреплено и болталось. В смотровом отверстии тянулась цепочка фонарей, лента асфальта, иногда, когда в обзор попадал тротуар, можно было видеть идущих людей. «Жаль, не поглядеть на их физиономии и не заглянуть в их мыслишки, – подумалось графу Навроцкому. – А в центре будет повеселее». Хотя, понял он, подходит пора закрываться, опускать крышку смотрового люка, пора наглухо закупоривать себя в движущемся металлическом ящике. Нет, никто не выкатывал орудия на прямую наводку, не бежал со связкой гранат наперевес, и разведчик был уверен – еще не скоро красные оправятся от потрясения и попробуют что-то предпринять. И предпринять-то им особо нечего – в танке главный танковый конструктор, надежда страны, надежда Сталина. Так что, кто решится подбивать танк без приказа от самого вождя народов?