Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе - Алексей Щербаков

А Булгакову был дан покой. Последние десять лет его никто не беспокоил. Он спокойно работал сперва во МХАТе, потом в Большом театре. «Дни Турбиных», вслед за стихами Маяковского, стали советской классикой – произведением, критиковать которое не положено.

Пьесы Булгакова не так чтобы особо, но все-таки ставились. Тем более что сам писатель в последние годы жизни сосредоточился на «Мастере и Маргарите». Благо о куске хлеба заботиться не приходилось. Можно было спокойно и обстоятельно, хотя бы на бумаге, рассчитываться со всеми, кто когда-то обидел писателя – или просто не нравился. Вся жутковатая кутерьма тридцатых прокатилась мимо него. И дело-то даже не в рублях. Булгаков был, безусловно, высокого мнения о своем таланте. Он создавал роман если не на века, то уж в любом случае – рассчитывал, что он будет интересен достаточно долгое время. И он получил возможность его написать.

Читатель, наверное, уже догадался, куда я клоню. Многие, возможно, уже возмущаются. А почему? Воланд – это, конечно, не Сталин. Или, точнее, – это Сталин лично для Булгакова.

О таком покровителе писатель всегда мечтал. Вот что он писал в двадцатых годах:

«Ночью я зажег толстую венчальную свечу. Свеча плакала восковыми слезами. Я разложил лист бумаги и начал писать на нем нечто, начинавшееся словами: председателю Совнаркома Владимиру Ильичу Ленину. Все, все я написал на этом листе: и как я поступил на службу, и как ходил в жилотдел, и как видел звезды над храмом Христа, и как мне кричали: «Вылетайте как пробка!..» Ночью я заснул и увидал во сне Ленина. Я рассказывал про звезды на бульваре, про венчальную свечу и председателя... «Так... так... так» – отвечал Ленин. Потом он позвонил: «Дать ему ордер на совместное жительство с его приятелем. Пусть сидит веки вечные в комнате и пишет там стихи про звезды и тому подобную чепуху».

Вот. Все тот же покой. Принцип не нов. Еще до революции похожую жизненную позицию ехидно спародировал Саша Черный в стихотворении «Мечта».

Жить на вершине голой.Писать простые сонеты.И брать у людей из долаХлеб, вино и котлеты.

Только Булгаков в изменившейся исторической ситуации понимал: лучше договариваться не с какими-то «людьми из дола», а одним человеком с более высокой властной вершины...

Что тут сказать? Так уж сложилось, что многие талантливые писатели – законченные эгоисты. Именно потому, что для них главная ценность – это собственное творчество. А остальные... В «Мастере и Маргарите» Булгаков с живым задорным юмором описывает, как вассалы Воланда изгаляются над москвичами. Принято считать, что их жертвы страдают «за дело». Вот, к примеру, Воланд – Олег Басилашвили в интервью утверждает: его герой карает зло? Да? Какое? В чем виноват человек, желающий переехать из Киева в Москву?[28] Работники валютного универмага, в котором устроили погром? Соседи, живущие под квартирой Латунского, залитые Маргаритой? Шофер такси, которому из своего кармана придется выплачивать «растаявшие» червонцы? Зато весело было. В этих эпизодах видно презрение человека, полагающего себя представителем духовной элиты, к этим «обывателям». За это «Мастер и Маргарита» и стал культовым произведением интеллигенции. «Мастеров» нужно холить и лелеять, потому что они – соль земли. Булгаковский Мастер – это «реабилитированный» Васисуалий Лоханкин[29].

«Значит, дар, полученный Мастером, мог бы ему вручить и Ленин. Значит, Воланд вручает Мастеру Ленинскую премию», – полагает отец Андрей Кураев. Но нет, для того чтобы получать Ленинские, Сталинские, а позже Государственные премии, гарантированные тиражи, ордена и все такое прочее, требовались другие качества. Нужно было активно дружить с властью. А эта дружба опасна.

* * *

В отличие же от большинства своих именитых современников-литераторов, Булгаков не стремился играть с огнем. Не пытался лезть в мрачные игры XX века. Не дружил с чекистами, не рвался печататься в «Правде» или, наоборот, – не пер с кулаками на танк. Он хотел покоя – и покой ему дали. Он хотел написать «сверхроман» – и он его написал. Он не стал ни героем, ни жертвой – просто писателем. А вот кто рвался играть... Там уж как сложилось. Одним повезло, другим – не слишком.

Фасад империи

Кровавое межвременье

Эта книга о литературе – но без рассказов о политике не обойтись. Начало тридцатых годов было мрачным временем. Его называют «началом репрессий». Что верно, но не совсем точно. Начало тридцатых – это время бешеных и кровавых политических разборок, в результате которых под каток попадали правые и виноватые.

К началу тридцатых стало понятно, что революция завершилась. Перспективы замутить мировой пожар скрылись в тумане. И начался процесс, который всегда происходит на финальной стадии революции: вожди начали пожирать друг друга. Сталин в те времена отнюдь не обладал неограниченной властью. Потому что вокруг «трона» стояли сплоченные кланы представителей «ленинской гвардии». Эти люди обладали огромным влиянием – в партии, органах и армии. Шутить с ними было опасно.

А кто они были, «ленинские гвардейцы»? Публика, прямо скажем, своеобразная. Это были яркие, сильные и не стесняющиеся в средствах люди, которые всю жизнь занимались революцией. То есть разрушением. Больше они ничего не умели. При этом данные товарищи, посидев у власти, довольно быстро приобрели широкие привычки, соответствующие представителям элиты. Никакого закона они не признавали и признавать не желали.

К качестве иллюстрации можно вспомнить фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем». Вот перед нами герой Гражданской войны комбриг Котов. Хороший мужик... Режиссер симпатизирует своему герою и ставит его в выигрышные ситуации. Но если отрешиться от обаяния любимого народом артиста? Перед нами эдакий «красный барин». Он живет по принципу «Что хочу, то и ворочу», и никакой закон ему не писан. А на самом деле все эти комбриги, а уж тем более партийные лидеры, были далеко не такими милыми и обаятельными. Все они были объединены в кланы, связанные личной преданностью. Они-то и начали схватку всех со всеми. Вот тут-то и пошли косяком политические дела... Потребуется титанический труд историков, чтобы разобраться, кто против кого копал в том или ином деле. Где в них была правда, где фальсификация. Потому что – это доказано уже сегодня – имелись и реальные заговоры, и сотрудничество с разными иностранными разведками, и вульгарная коррупция, которую по моде того времени объявляли «вредительством». И реальное вредительство тоже имелось. Есть, к примеру, очень серьезные данные, позволяющие полагать, что знаменитое «шахтинское дело» 1928 года не было сфальсифицировано, что там и в самом деле существовала антигосударственная организация.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});