Игра Льора - Мария Токарева

же он сам себя терзал и жалил, пробивая панцирь, будя янтарных мух, увязнувших в смоле на сотни тысяч лет.

Сбежала или похитили? Вернуть и отпустить? Помиловать или покарать за уязвленную гордость? Но толку-то? Но толку! Жизнь и стремленья не купить, и, может, слишком много лет он все мерил самоцветным дождем, который при падении на землю не оставляет всходов. А что теперь? Она сбежала прямо в лапы врагов!

Зеркало терзалось помехами, теряя ясность видения в чужих владениях. Чародей хмурился, и тени лезли из углов, вползая дурными предчувствиями в затуманенный возмущением разум.

«София, смерть моей печали, палач моей скуки, жар моего тела, тернии моего сердца, весна моей осени… Где ты? – негромко шептал кто-то из подсознания, но ткал призрачный сизый барьер от себя самого: – Что она делает над Жемчужным морем? Кто и куда ее несет? Если великаны, то как им вообще удалось это провернуть?»

Льор вспоминал, какие опасности ждут на другом материке; рассчитывать на чью-то искреннюю помощь не приходилось. Между камней застывшего мира ползали, извиваясь кольцами, ядовитые змеи в человечьем обличье. Небо Эйлиса не доносило вестей о спасении, никто не обещал вечной жизни и жизни вообще. Или блеск драгоценностей ослепил зрячий слух, тонкий голос иных материй? Подозрения и домыслы, взгляд с разных сторон на похожие вещи, умение просчитывать ходы – вот что отличало янтарного льора от остальных чародеев, но пред Софией он казался себе слепым. Она хранила тайну, как орех в скорлупе, как затворенная раковина. И подступал смутный страх: а жемчуг ли в ней или земной мусор? Но порой достаточно веры, в кого-то или в себя. Не хватало ни того ни другого, чтобы сдвинуться с места и покинуть башню, отправляясь на поиски. Раджед просто застыл перед зеркалом, царапая раму с узорами колючих зарослей. Казалось, орнамент с барельефами воплощал творившееся в душе, все темное и неспокойное, точно море в грозу.

Но порой мирозданье вносит свои коррективы в созерцание недовольства собой и окружающим: из-за спины раздался глухой звук падения чьего-то тела с немалой высоты. Земной портал находился прямо перед Раджедом, а появляться из воздуха умел только один гость. Похоже, с ним опять что-то стряслось.

В этом пришлось убедиться, когда льор порывисто обернулся: посреди тронного зала, отхаркивая кровь и отодвигая слипшиеся пряди с избитого лица, тихо охал Сумеречный Эльф собственной персоной. Бессмертный и неуязвимый Страж Вселенной, превращенный чьими-то стараниями в одну сплошную гематому, вывихи плеч и пальцев да сломанные ребра.

– Святые самоцветы! – остолбенел Раджед, тут же проворными шагами подлетая к другу. – Эльф! Что с тобой стало?

Вопросы посыпались сами собой, как ни хотелось убедить себя, что они в обиде друг на друга за то, что пропала София. Но Раджед как-то незаметно для себя осторожно подхватил Сумеречного Эльфа, стремясь усадить или уложить на что-нибудь более мягкое, чем каменный пол. Однако друг, тяжело дыша, отстранился, вновь выплевывая кашлем ошметки отбитых легких. Льор не задумывался о том, что его драгоценный камзол уже весь испачкан чужой кровью, пытаясь с помощью магии определить, что причинило такой вред бессмертному созданию.

– В какой мир тебя занесло? Там случился конец света? – предполагал Раджед, но Сумеречный Эльф с виноватой улыбкой сам поднялся на ноги, однако стоял кособоко и неуверенно, как падающая прогнившая избушка.

– Представь себе, нет, – со скрытым смехом над собой просипел друг. – Это был всего лишь небольшой архипелаг из десяти островов.

И без того тонкие губы Раджеда вытянулись в одну недовольную строгую линию, чародей скрестил руки на груди. Его-то здесь терзало возможное нападение других сильных чародеев, а друг-приятель своеобразно развлекался в далеких мирах, заставляя понервничать за себя.

– Ну-ну, тогда будь добр объяснить, почему ты в таком виде? – категорично потребовал уточнений Раджед, отступая на несколько шагов и только тогда с неудовольствием замечая, что придется переодеваться, а один из любимых камзолов испорчен. Конечно, магия сумела бы его очистить, но на нем уже навечно запечатлелся след обиды и обмана. Раджед посмел показать свою слабость, в очередной раз выставил себя человеком перед заклятым другом. Человеком, а не холодным правителем янтарной башни. А Эльф-то этого и добивался!

– Напоролся на одного упрямого типа с крепкими кулаками, оборотня-дракона, – усмехнулся Сумеречный Эльф, стирая кровь с разбитых губ, но чуть не упал. И льор снова забыл о камзоле, все же поддерживая своевольного бессмертного странника.

– Упрямее меня? – хохотнул Раджед, ныне почти не питая никакого сочувствия к Стражу Вселенной, поступки которого не поддавались логическому объяснению.

– Представь себе, похоже, моя помощь им там не сильно нужна, – отзывался Сумеречный Эльф, шаря мутным взглядом среди витых каменных лепнин, побитых следами гнева хозяина башни.

– Возмутительно! Кто-то смеет быть упрямее меня. И зачем же ты подставился под его кулаки? – любопытствовал Раджед, недовольно постукивая квадратным каблуком сапога по полу. Веселым тоном он вечно давил в себе цепкие корни грусти, тревоги, а порой и паники. Хотя страх и беспомощность редко становились его спутниками, за что он благодарил судьбу. Но теперь беспокойство о Софии терзало острым шипом, пронзавшим сердце. Неизвестность – главный враг сильных.

В какой-то мере он теперь понимал, что чувствовала девушка, когда он утащил ее маленькую сестру… да еще наговорил неизвестно чего. Глупо, нелепо, даже подло! На тот момент план казался безупречным, теперь же он видел, что подвергал сердце гостьи неизмеримым мукам, вытеснявшим ростки всех других возможных чувств. Может, и сам не сознавал сначала, чего желал добиться: завладеть ее телом или найти ключ к душе и сердцу. Да и знал ли, что значат все эти красивые слова?

Яркий янтарь бился в его груди, но оставался при этом камнем, а не живой искрящейся смолой, способной таять и плакать под лучами солнца.

Но от мыслей решительно отвлек Сумеречный Эльф, ноги которого все же подкосились. Раджед счел, что лучше уж усадить или уложить нерадивого приятеля. Ближайшим предметом мебели по иронии оказался трон.

– Там еще аккумулятор был с током… – шептал в полузабытьи Сумеречный Эльф. – Впрочем, так надо. Я хотел почувствовать себя человеком.

– Вот и хватит! Давай-давай, возвращайся, – помахал перед лицом приятеля льор, призывая не закрывать глаза. – Что это было вообще? Форма мазохизма?

Эльф собрался с мыслями, медленно возвращая свои кости на прежние места. С кожи его исчезали мелкие ожоги от ударов током и глубокие царапины, похоже, от когтей. Его словно подвергали всем возможным пыткам. И при его-то силе он позволил! Зачем? Раджеда окружали сплошные ребусы, а не люди.

– Нет, не мазохизм… – стискивал виски Сумеречный Эльф, растирая