План D накануне - Ноам Веневетинов

в неизвестное, в ежемесячной статье расходов милиции имелась графа на аренду участка прута — люди не желали терпеть в своём доме даже части их тел; в подворотнях застыли строи сект, в белых и чёрных видлогах, с тонзурами, бакенбардами и бородами, готовые напасть по приказу, только ткни, на любого и любое, что вызывало в горожанах всё большее беспокойство.

Тёплый ветер, гонимый далёкими песнопениями из Симферополя или откуда-то ещё, трепал их виски, похвальные гласы словно притормаживали погоню, вставляли ей в спицы орудие казни монофизитов, а это, похоже, был фаллос из никеля. У обоих вдруг на несколько мгновений захватило дух, что они русские — даже Г. ощутил это, хотя у тех же траппистов, производящих неизгладимое впечатление, религиозность так не цепляла, — по крайней мере, подданные этой империи, которая сейчас решила напомнить о себе, явно посредством чего-то на них сосредоточившись. Они далеко зашли туда, где в почёте патриархи, жертвовать, деля мзду на пуды для колоколов, и применять смысл кафоличности как к целому куску, так и к распиленному, нести гражданство с достоинством, ведь тот самый «Святый Боже» — по-другому и быть не может — из этих мест, их соотечественник, а если там всё случилось на границе, так надо послать землемеров, нарисовать в одном из высочайших докладов масштаб и присоединить, как Польшу или Финляндию. Они слишком сосредоточились на своём, личном опыте или имели устоявшееся отношения к такого рода экспедициям вообще, чтобы ощутить какое-то воодушевление от того, что их чёрный отряд воссоединился.

Вскоре на горизонте показалась карета, катила прямо вдоль ручья. На козлах сидел тот самый дьявольский коридорный. Их уже никто не боялся. Он приближался с подавляющим волю следованием закону колеса, фирновый каскад, да какой там каскад, премьера «Ринальдо» в Театре Её Величества — не остановить и не спастись бегством. Г. отступил в бок от стоянки, мотнув ему головой на противоположную сторону и отобрав трость. Показал, как надо держать, взявшись правой за дальний обрез от навершия, левой под пирамиду, как будто готовясь отбивать мячики. Гавриил кивнул, получил палку обратно.

Глубокой осенью 1895-го года, в половине первого пополудни, то есть в свой законный час отдыха, он стоял в первом ряду насельников на торжественной встрече Л.К. и его коадъютора. Расшаркивался сам приор, перед всей братией в капюшонах, надвинутых глубоко, хотя когда-то давно им прививалось иное. Выступая перед монахами (подле него перетаптывались и почётные гости (настолько почётные… не знай Г. все их дела, точно бы решил, что это самые главные и строгие трапписты среди всех траппистов сходных жопоаббатств)), барабанил на французском прочувствованную речь, о поделом-вору-и-мука этих двоих, чьё главное фурорное набирание, по суждению настоятеля, в пособничестве монастырю, заключалось в установлении происхождения монаха Агафангела. Не смотря на свой скептический настрой, он не уходил в него с головой и видел, что настоятель бы предпочёл в принципе говорить поменьше, а братия — побольше.

Считалось, что А. пришёл в монастырь вскоре после основания в XI-м веке. Лучше самой летописи помнил он все главные, да и второстепенные вехи обители, охотно выставляя их под дула сомнения (обет молчания каким-то образом всегда и прихотливым путём трактовался им в свою пользу); память и впечатление, что, вкупе с его внешностью, это производило. Готлиб сожалел, что не успел потолковать с ним до приезда сыщиков, но рассчитывал сделать это немедленно после того, как настоятель достаточно их обелит. Не оглашались маяки расследования и результаты, это было бы хоть любопытно. Прославление, умноженное на аллилуйщину сыщиков, звучало столь приторно, что сводило зубы. До небес кричалась их Tapferkeit [54] во владении увеличительными стёклами и бестрепетность (о да, дни напролёт расспрашивать старого монаха да копаться в библиотеке, вот уж дерзание), а также, разумеется, ум и проникновение. Не единожды он «интриговал» публику, мол, во время «Дела Агафангела» консультанты походя раскрыли немало побочных тайн монастыря, но ни одна конкретно не объяснялась. Сделал намёк на «тайну старого корпуса», подлец, всё равно что аннотация, оканчивающаяся points de suspension [55].

В старом корпусе помещались ныне необитаемые кельи первых профессов. Агафангел пользовался всяческими привилегиями, списываемыми на то, что если он будет драть глотку ещё и на песнопениях, то вообще растворится в эфире. Он просыпался в два пополуночи, как и вся братия, но не шёл потом ни на малую службу, ни, соответственно, на великий канон. Далее у монахов по расписанию стояла обедня и три четверти часа можно было соприкасаться капюшонами в режиме «католическое вольно», он же облагодетельствовал своим присутствием общество в пять тридцать, когда все пытались сопоставить с буднями действительности наставления отца-аббата в зале капитула. Не вдаваясь в каждый пункт графика, можно сказать, что у него имелось не так уж много свободного времени застигнуть его одного и обсудить книгу и Клеменса Брентано, вероятнее всего, именно он приезжал сюда от ордена в 1830-м. Если кто и мог говорить о событиях давностью в шесть с половиной десятилетий, то только он, раз уж помнил, как монастырь перешёл в руки иезуитов в 1626-м, о чём постоянно наставлял. Это был самый жуткий его страх, хотя за без малого тысячу лет случались вещи и похуже.

В Ханау, только рассматривая возможность навестить обитель, он ещё многого не знал про орден, основанный Доротеей, хотя руководил всей шайкой Брентано. Приметив шпика с бакенбардами и справедливо заподозрив недоброе, он решил напрямую настигнуть его и расспросить как полагается. Бежал со всех ног по предзамковой аллее, выскочил на улицу, перпендикулярно авеню, еще мог видеть, как он прыгнул в белую карету, не успел затворить дверцу, та сорвалась с места, лишь зловеще взметнулся стек кучера. Готлиб остановился и успокоился. Белая карета в этом городе, где ещё недавно вместо домов стояли одни клетки… Да он уже не раз морщился при виде неё, обязательно разыщет; огромное ландо со световозвращателями цвета снега, это… не кэб на Стрэнде.

[51] Пространственное расположение (нем.).

[50] Слово в слово (нем.).

[49] Насильственная смерть (нем).

[48] Булыжники (нем.).

[47] Ружьё, которое не знает промаха (нем.).

[46] Человеческие шаги (нем.).

[45] Абажурах (нем.).

[44] Церквей под склады (нем.).

[43] Букв.: скупщики детей (исп.).

[55] Многоточие (фр.).

[54] Доблесть (нем.).

[53] Алхимическая посуда (нем.).

[52] Механические крылья (нем.).

Глава пятая

Гонзо

Несмотря на великий кризис образа-действия, вчера Р. ездил обсудить сложившуюся ситуацию с одним сколотившим себе репутацию интеллектуала кинорежиссёром, ещё не имевшим собрания отточеннейших произведений в полной мере, в той, в какой те же Хичкок, Бергман или