Колдовство королевы - Брайан Наслунд

как Валлен Вергун завтракает.

На завтрак Вергун всегда ел одно и то же – здоровенный шмат серовато-розового мяса, щедро сдобренного черным перцем и куркумой. Эти дорогостоящие пряности привозили из Юно, далекой страны за пределами Таггарстана. Мясной сок пятнал губы Вергуна, белые, как кость. Да и сам Вергун был весь белый, как кость. Только глаза у него были красные, как кровь.

Весь Таггарстан терялся в догадках, что за мясо Валлен Вергун ест по утрам. Половина горожан свято верила, что Вергун каждое утро трапезничает человечиной. Другая половина утверждала, хотя и без особой уверенности, что он ест свинину.

Мясо к столу Вергуна поставлял мясник по имени Лим, которому двенадцать лет назад за какую-то неведомую провинность выскоблили глотку ложкой. Мясник снабжал своим товаром только Вергуна, и все попытки тайком забраться к Лиму на склад завершались провалом. Единственный человек, которому удалось пролезть в помещение через окошко на задах, оттуда больше не вышел. По слухам, на следующее утро он попал на стол к Вергуну.

Кастор так до сих пор и не решил, человечина это или свинина. Сегодняшнее блюдо напоминало филейную часть какой-нибудь толстухи, а вчерашнее – походило на свиной окорок.

Вообще-то, Кастор считал, что Вергун намеренно поддерживает слухи и сплетни, чтобы застращать обитателей Таггарстана: тот, кто завтракает человечиной, не может не внушать ужас.

Вергун ткнул в кусок мяса изящной серебряной вилочкой, будто какой принц или барон, и разрезал его громадным кинжалом из драконьего клыка. Об этом кинжале ходило столько же слухов, сколько о завтраках Вергуна. Клинок был уникальным.

Таким же уникальным, как и его прежний владелец.

Кастор не присутствовал на поединке Вергуна с Бершадом Безупречным, потому что как раз в это время отправился на барже в Гразиленд – разбираться с контрабандистами. Когда он вернулся, город все еще полнился слухами. Судя по всему, Вергун изувечил Бершада, убил его осла, отнял драгоценный кинжал, а самого драконьера швырнул в трюм речной баржи и отправил умирать. Некоторые утверждали, что Вергун отрезал Бершаду ногу и съел ее, причем заставил драконьера на это смотреть.

Кастор не верил россказням про ногу, но кинжал был неоспоримым доказательством. Вергун пользовался им всякий раз, как садился за трапезу, хотя кинжал больше подходил для охоты на медведя, чем для разрезания мяса. Однажды Кастор спросил Вергуна, зачем ему такое неудобство, а тот ответил, что дихотомия доставляет ему особое удовольствие.

Кастор знал, что такое дихотомия – хореллианские гвардейцы получали хорошее образование на службе в императорском дворце, – но все равно не понимал, какое удовольствие она может принести в данном случае.

– Объясни-ка мне еще раз, – сказал Вергун, сунув кусок сочного мяса в рот, – как именно Том Трясун умудрился за одну ночь потерять моего папирийского доносчика и обанкротить мой игорный дом?

Кастор замялся:

– Ну, меня там не было, командир, поэтому…

– Зато сейчас ты здесь, с докладом. Так что докладывай.

Том Трясун считался владельцем фешенебельного игорного дома, на самом деле принадлежавшего Валлену Вергуну. Банкротство означало, что Вергун понес значительные финансовые потери и теперь пребывал не в самом лучшем настроении.

– Насколько мне известно, заведение обанкротилось не за ночь, а в результате игры в кости, затянувшейся на два с половиной дня.

Вергун проглотил мясо.

– Мне нравится твоя точность, Кастор. Спасибо. Именно поэтому я и беру на службу провинившихся хореллианских гвардейцев – моральные принципы ты утратил, но дотошность сохранил. Как там о вас говорят? Вдвое массивнее вдовы, а отваги и на половину не наберется.

При упоминании о своем прошлом Кастор невольно вздрогнул:

– Я не люблю сравнений, командир.

– Почему бы это?

Кастор пожал плечами:

– Потому что предпочитаю не делать обобщений, только и всего. А всякие там меткие сравнения пусть придумывают в тавернах – гуляки и пьяницы одинаково боятся и вдов, и хореллианских гвардейцев.

– Гм… – протянул Вергун, постукивая себя кинжалом по виску. – Продолжай.

– На этой неделе в город прибыл чужеземец. Как и на каком судне – неизвестно. По одним сведениям, у него был баларский выговор, по другим – галамарский, по третьим – листирийский. Описания внешности тоже разнятся: то ли высокого роста, то ли низенький. Еще упоминают о бородавке, то ли на лбу, то ли на подбородке, что весьма странно.

– Весьма странно, – повторил Вергун, как будто слова эти были ключом к каким-то его воспоминаниям.

– Дальнейшие события развивались предсказуемо. Чужеземец пришел в игорный дом, предъявил баларские банковские векселя, начал играть в кости, за несколько часов просадил в общей сложности семь тысяч золотых. Потом объявил, что проигрался в пух и прах, попросил Тома выдать ему ссуду на сумму вдвое больше проигранной, под двадцатипроцентную ставку возврата. Том с радостью согласился, хотя на означенную ссуду ушла вся наличность из подвалов игорного дома.

Вергун цыкнул зубом.

– И сразу после этого чужеземцу начало везти.

– Да еще как! Беспрерывно. – Кастор вздохнул. – Причем в кости. А это означает только одно.

– Он мошенничал.

– Да, командир.

Вергун пристукнул указательным пальцем по кинжалу:

– И почему его не убили?

– Потому что все произошло слишком быстро. Пока все изумлялись такому невероятному везению, чужеземец взвалил переметные сумы с выигрышем на лошадь и был таков.

– А где он сейчас?

Кастор смущенно кашлянул:

– Пропал без следа.

Вергун снова постучал по кинжалу, не сводя глаз с мяса на тарелке.

– А что случилось с папирийцем?

Кастор поежился, но ничего не поделаешь – дерьмо приходилось хлебать ложкой.

– В суматохе за ним не уследили, и он повесился там же, в подвале.

– Объясни мне, как человек, связанный по рукам и ногам, да еще и с обрубленными пальцами, ухитрился раздобыть веревку, соорудить петлю, а потом накинуть ее на шею и удавиться?

Узник в подвале игорного дома был каким-то хорошо осведомленным министром в правительстве Папирии, которого похитили пираты, а Вергун его выкупил, чтобы впоследствии выпытать у него все государственные и военные тайны, а потом устроить торги и продать добытую информацию за головокружительную цену. Зарабатывать деньги таким способом было сложно и трудоемко, но он оправдывал себя. В обязанности вдов и хореллианских гвардейцев входило предотвращение таких происшествий, но иногда случались проколы.

– Не знаю, командир. За узника отвечал Том.

– Да-да. А где Том? – негромко, со сдерживаемой злобой спросил Вергун.

– Ждет за дверью. Жаждет все объяснить.

– Мне не нужны объяснения, – сказал Вергун. – Будешь уходить, перережь ему глотку и сбрось тело за борт.

– Это из-за четырнадцати тысяч золотых?

– Мне плевать на убытки его поганого заведения. А вот за папирийские секреты мне отвалили бы сотни тысяч, – злобно проворчал Вергун. – Пленник повесился, так ничего и не сказав. Из-за глупости Тома я потерял гораздо больше, поэтому видеть его не хочу. Убей его и избавься от трупа.

Кастор напрягся. По собственному опыту он знал, что если Валлен Вергун решил кого-то убить, то его никто не остановит. Кроме того, любая попытка его отговорить была чревата потерей пальцев, ушей или языка.

– Будет исполнено, командир.

Он ждал