Юность Бабы-Яги - Владимир Качан

– Это что же, – почти с угрозой произнес колдун-стажер, – значит вы мне рекомендацию не дадите?

– А с какой стати? – спокойно спросила мама. – Вы еще никак себя не проявили.

– Да вы что! – побелев, зашипел тот. – Да я рак лечу, лейкемию, от бесплодия спасаю, у меня писем – уйма!

– Писем у всех у нас много, – как бы про себя промолвила мама. – А еще что лечите? – сделав вид, что ей любопытно, поинтересовалась она.

– Все!! Все я лечу, поняли! Да кто вы такая, чтобы мне не верить!

– Вы уж меня извините, – вдруг мамин голос стал непривычно жестким, – но когда человек берется лечить буквально все, значит, практически он не может ничего. Оставьте мой кабинет, тут, между прочим, пациентка сидит, а вы этого даже не замечаете.

– Ну смотрите… – опять с угрозой сказал колдун. В его голосе прозвучало намерение если не сегодня, то уж завтра обязательно – превратить маму в жабу на всю оставшуюся жизнь.

– Выйдите вон, – опять сказала мама и сделала что-то такое правой рукой, что-то вроде круга и креста, Вета не успела заметить, и вдруг псевдомаг съежился, вжал голову в плечи, вышел задом и очень осторожно, без следа былой агрессии прикрыл дверь за собой.

Пациентка была потрясена, да и Вету, которую к тому времени трудно было чем-то удивить в этом плане, что называется – впечатлило.

Теперь все же вернемся к вдохновителю и организатору, о котором мы до сих пор говорили в третьем лице – «он».

Он – это Месс Чудодеев. Разумеется, имя и фамилия – псевдонимы, причем специфические, выбранные не с потолка, не случайно. Еще на заре своей деятельности, когда он открыл в себе необычные способности, он хотел взять себе другую фамилию – Чаров! А открыл он способности в себе сравнительно недавно, всего с десяток лет тому назад, причем не было ни автокатастроф, ни клинической смерти, ничего такого, после чего внезапно человек начинает видеть, говорить на ста языках, и вообще – уметь такое, что простым смертным недоступно, ничего, резко разбудившего его дремлющие таланты не было. Просто в один прекрасный день неожиданно и даже с испугом он увидел, именно увидел, чем болен его близкий друг, которого долго обследовали, но ничего не находили. Потом, сам не зная как это получилось, положил руку на пораженное болезнью место, боль у друга ушла, а еще через несколько сеансов наложения рук он увидел, что друг теперь абсолютно здоров. Единственное, что ему хотелось – потом стряхивать с рук будто прилипшую к ним хворь. Позднее он узнал, что это – типичная техника лечения у экстрасенсов, и развил свои способности до масштабов удивительных и необъяснимых, но вначале все произошло на уровне интуиции. Так вот, он решил тогда, что под своей вполне обычной, несолидной, смешной даже фамилией – Печенкин – творить чудеса недостойно: ну кто обратится за помощью к человеку с такой невзрачной фамилией. И тогда он подумал, что хорошо бы при его делах носить фамилию, допустим, Чаров. Но потом подумал, что Чаров, от слова «чары» – это слишком в лоб, и претенциозно. К тому же как раз в это время с треском прогорел знаменитый банк «Чара», построивший очередную финансовую пирамиду, которая рухнула в одночасье и погребла под своими обломками розовые мечты некоторых граждан на богатство и автомобили почти даром. Поэтому брать фамилию «Чаров», которая неизбежно ассоциировалась бы со скандальным банком было предосудительно и опрометчиво. И Семен Печенкин взял себе псевдоним Чудодеев. Не в лоб, элегантно, так, чуть-чуть намекая на чудеса, с которыми владелец фамилии – накоротке.

Что же касается имени, то тоже было ясно, что, например, антисемиты к человеку с именем Семен уже не придут, это исключено. Они даже не вспомнят про маршала Буденного, Семена Михайловича, не придут и все. Имя Вольф давно тревожило воображение Семена. Речь идет о знаменитом гипнотизере Вольфе Мессинге, предсказателе, маге, делавшем совершенно невероятные вещи в 30-40-е годы ХХ столетия, в эпоху правления Сталина. То, что он демонстрировал, объяснить было решительно невозможно, несмотря на то, что передовая советская наука изо всех сил тужилась это сделать. То, что Семен слышал о нем от родителей и других взрослых людей, видевших его сеансы, которые повергали их в обязательный шок – было чудесно, волшебно, фантастично и возбуждало в Семене сильнейшее любопытство. Его всегда тянуло ко всему сверхъестественному, ибо естественное было ему скучно. А кроме того, имя Вольфа Мессинга в угаре перестройки и перемен в государстве было уже основательно подзабыто, поэтому нормально, без опасения, что тебя обвинят в плагиате, присвоении имени, можно было назваться отныне и навсегда Вольфом и стереть из памяти надоевшее и слишком простое имя Семен. И еще: преемственность поколений, кто-то ведь должен был стать наследником Мессинга, а достойных пока не было. Разве что Семен подхватит эстафету и недурно пронесет ее на своем этапе, ну и, в конце-то концов, это своего рода именной мемориал, оживший в имени памятник великому кудеснику. Однако Вольф Чудодеев все равно звучало намекающе на Мессинга. Позабыт, но не всеми же… И тут Семена осенило, он решил назваться так: Месс Чудодеев. Пусть будет странно, пусть люди спрашивают, что за имя, а он будет загадочно молчать. Псевдоним тоже, как и он сам, обязан был быть таинственным, а уж он-то сам будет знать, что Месс, первая часть фамилии – в честь великого мага тех времен, когда магами их называть было не принято. Чтобы люди того времени, по уши завязшие в неверии ни во что, кроме партии, не задавали вопросов – всех таких вот ненормальных, как Мессинг, называли просто фокусниками. Фокусник – это народу было по крайней мере понятно, а смущать народные массы сверхъестественным… Это еще зачем?…

А вот уже Месс Чудодеев (станем теперь называть его только так, как он и хотел) – презирал слово «фокусник», и если так кто-то неосторожно называл, его это приводило в сильнейшее и справедливое негодование. К цирковым фокусам он не имел никакого отношения, ему не надо было их показывать, чтобы доказать свое умение, у него-то все было по правде, без трюков, хотя подчас и выглядело, как фокус. Например, у него на открытой ладони сгибалась ложка. Без разницы – чайная или столовая – любая сгибалась. Причем никаких манипуляций ладонью и пальцами! Спокойно лежит ложка на неподвижной руке и вдруг скрючивается. Слава о нем давно ушла за пределы Российской Федерации, его неоднократно проверяли, высчитывали размеры и силу его биополя, и особенно в этом деле усердствовали японцы, делегация которых решила как-то проверить его возможности. Они кланялись, улыбались, знакомились, ну а потом их невозмутимые самурайские лица выразили максимальное для них восхищение и удивление. Когда же дело дошло до ложки, дотошные японцы держали его за пальцы, чтобы убедиться, что он ими ничего не делает. Но когда ложка, как всегда, согнулась в крючок, их узкие глаза, преодолевая свою естественную форму, – полезли на лоб и они, часто и мелко кланяясь, стали быстро уходить, и скорее даже не уходить, а убегать.

Официальная наука тоже, оказывается, не хотела оставаться в стороне, нейтрально наблюдая за невероятным, но, тем не менее, – очевидным. Просто закрыть глаза и притвориться, что ты ничего не видишь, а если не видишь, то, значит, этого и не существует – было уже просто глупо, а значит ненаучно.

К тому же любопытство – основная движущая сила научного прогресса, так же, как любовь – основная тема и двигатель искусства. Два слова – любопытство и любовь, начинающиеся, заметьте, с одинаковых букв «любо», не позволили человеку остаться в пещере. Мне могут, конечно, возразить: а что же честолюбие, а деньги? Отвечу так же: и то и другое тоже любовь, в одном случае любовь к власти, в другом – к богатству и комфорту. Деньги постоянно примешиваются к двум чистым и честным понятиям – любопытству и любви, это неизбежно, но безнадежно для носителей капиталов. Они могут только купить или продать конечный продукт научной пытливости или мощного выплеска чувств, но сами они – чужие в этом поле, они там ничего не умеют – ни пахать, ни сеять. Собирают урожай тоже не они, но зато они первые стоят у кромки поля с пачкой денег, готовые скупить весь урожай на корню, чтобы тут же перепродать его подороже.

Поскольку наиболее продвинутые представители передовой советской науки были любопытства не лишены, то логично и то, что при Академии наук был сформирован факультет психотроники и феноменологии. Последнее, понятное дело, происходит от слова «феноменально», что в переводе на наш сегодняшний язык означает «круто» или «отпад», или то, от чего «едет крыша». Чем занимались на этом факультете, кроме изучения феноменальных явлений? Ну, например, выбирали, искали повсюду наиболее гипнабельных людей (их там называли «зайками») и в состоянии транса обучали их тому, от чего у обычных людей «сносит крышу». Такой «зайкой» была в свое время и знаменитая Джуна. Так что, можно смело считать, что область деятельности Чудодеева и компании была в это время, если и не совсем официально, но разрешена и в области академической науки. А еще и лицензия, так что «Ромка» могла вполне комфортно теперь существовать, без всякого давления со стороны властей. И они развернулись, развернулись, как следует.