Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени - Алексей Смирнов

Оставалось полагаться на самонадеянность новгородцев, которые не могли поверить, что муха отважится напасть на слона. Ведь сколько раз они, помня о былой новгородской славе, хвастливо повторяли на съездах известную на всем европейском Севере поговорку: «А кто может стояти против Бога да Велика Новгорода!» Шведы, однако, знали, что это пустая бравада: перебежчики и пленные доносили, что дух обороняющихся ослаблен внутренними сварами. О царившей в городе атмосфере рассказывает Третья Новгородская летопись: «В воеводах не бысть радения, а ратным людям с посадскими не бысть совету, иные же воеводы пили беспрестанно, а воевода Василий Бутурлин с немецкими людьми ссылался, а торговые люди возили к ним всякие товары».

К началу июня 1611 года конфликт враждовавших между собой новгородских партий дошел до такого ожесточения, что воевода Василий Бутурлин вступил в тайные переговоры с Якобом Делагарди, предложив тому план захвата города. Шведам, по мысли Бутурлина, следовало сделать вид, что они уходят на Копорье, новгородцы, решив, что опасность миновала, отправили бы войско на помощь ополчению под Москву, тут-то следовало повернуть назад и ударить по городу. Делагарди отклонил этот план как слишком рискованный, однако на самом деле он с подозрением относился к затеянной его старым московским знакомцем игре, не зная, где Бутурлин настоящий — когда он патриотично выговаривал Делагарди за вторжение в Новгородскую землю, или когда предлагал тайное сотрудничество. Это была изощренная византийская дипломатия, в которой Делагарди боялся запутаться. «Бутурлин меня все обманывает, присылает с угрозами, хочет меня от Новгорода проводить, так пусть же знает, что я за такие речи буду у него в Новгороде!» — так, по свидетельству современника, воскликнул Делагарди, раздосадованный темной бутурлинской интригой.

Продолжавшиеся между Делагарди и новгородцами переговоры теперь даже отдаленно не напоминали встречи возможных союзников. Один из последних перед открытием боевых действий съездов перерос в форменное сражение. Глава новгородской делегации дьяк Афиноген Голенищев, быстро исчерпав запас дипломатической сдержанности, вступил в яростную перепалку с Якобом Делагарди, а эскорты двух государственных мужей, вдохновленные примером своих господ, схватились врукопашную. Еще через несколько минут поднялась стрельба. Посольства разъехались, увозя десятки убитых с обеих сторон.

Шведы и русские принялись жечь окрестные деревни и монастыри, стремясь лишить противника жилья и пищи. Армия Делагарди переправилась через Волхов и встала в виду города. Сомневаться в дальнейшем развитии событий новгородцам не приходилось. За несколько дней до этого Делагарди отправил в Новгород письмо, адресованное его жителям. Он сообщал, что впредь будет наносить им всяческий вред грабежом, огнем и мечом, поступая с ними как с вероломными и обманчивыми варварами, и пойдет приступом.

Однако сам величественный вид северной русской столицы испытывал решимость полководца на прочность. Перед шведами открывался огромный город, раскинувшийся на широкой лесистой равнине. Иван Грозный в письме шведскому королю Юхану Третьему в 1557 году, требуя сохранить давний обычай дипломатических сношений Швеции не с Москвой напрямую, а через Новгород, издевательски указывал на то, что монарху из крошечного Стокгольма не следует обижаться на новгородское посредничество: «Если сам король не знает, то пусть купцов своих спросит: новгородские пригороды — Псков, Устюг — чай, знают, сколько каждый из них больше Стекольны».

Волхов разделял Новгород на две части, или стороны, — Торговую, где жили купцы и располагались их лавки, и Софийскую, названную так из-за главного городского храма, церкви Святой Софии, располагавшейся в кремле, резиденции воеводы Ивана Одоевского и духовного вождя русского Севера митрополита Исидора.

Остатки разрушенных монастырей и других каменных построек на большом пространстве за внешней стеной города свидетельствовали о том, что когда-то Новгород был еще больше, но так и не смог оправиться после погрома, устроенного Иваном Грозным в 1569 году. Царь, заподозривший город в измене, сжег более 150 одних лишь монастырей.

Защитники города добавили к старым ранам новые, вырубив обширные сады, мешавшие стрелять со стен. Черные закопченные трубы сожженного новгородцами посада придавали подступам к городу мрачный кладбищенский вид. Мертвая засыпанная пеплом земля дальше от города переходила в ровные черно-зеленые полосы: это тянулись обширные репища. Морозоустойчивая репа спасала горожан в тяжелые времена, когда холод убивал рожь и пшеницу.

Днем восьмого июля шведы пошли на приступ. Атака провалилась. Петардист был убит, не успев донести свой снаряд до ворот, и ободренные этим успехом новгородцы вышли из города для сечи в открытом поле. Со стен по нападавшим били пушки, мешая шведам использовать свое главное оружие — умение сражаться в строю.

Успех окончательно убедил защитников города в своей непобедимости. В Новгороде празднично гудели колокола, под звон которых процессия горожан и монахов во главе с митрополитом Исидором, державшим в руках икону «Знамение пресвятой Богородицы», обошла с крестным ходом городские стены. В церквях весь день до поздней ночи шли молебны. Все последующие дни на стены лазили пьяные и издевательски кричали шведам, приглашая их в гости, на блюда из свинца и пороха.

В шведском лагере между тем шли приготовления к новому сражению. Ниже по реке Волхов, там, где в него впадала речка Гзеня, питающая ров перед Окольным городом на Софийской стороне, шведы собрали лодочную флотилию, показывая, что удар будет нанесен по воде, с выходом на Торговую сторону. На Волхове при его истоке из города новгородцы соорудили плавучую башню, а к прибрежной части Софийской и Торговой сторон стянули войска, готовясь к отражению атаки в этом уязвимом месте. Торговую сторону, раскинувшуюся на восточном берегу Волхова, можно было взять с меньшей кровью, чем Софийскую, с ее каменными храмами и кремлем, и при этом получить богатую добычу, хранившуюся почти в двух тысячах лавок и амбаров этого купеческого рая.

Так до последнего думали и солдаты Делагарди: стремясь сохранить дело в тайне, офицеры объявили им о плане сражения только к полуночи 15 июля, когда роты уже выстроились для наступления на город. Наемники узнали, что лодочная флотилия предназначалась лишь для отвлекающей атаки. Главный удар Делагарди хотел нанести с западного берега Волхова, по средней, хорошо укрепленной части Софийской стороны, где нападения никто не ждал. «Бог покарает Великий Новгород за вероломство, и скоро в нем не будет ничего великого! Необходимость толкает к штурму, перед глазами — добыча, слава и смерть. Добыча достается храбрецам, смерть настигает труса», — говорил Делагарди командирам полков и рот, собравшимся в его палатке накануне сражения.

Офицеры, звеня шпагами, вышли из палатки в сумрак теплой летней ночи, к своим ротам, ждавшим сигнала к выступлению. Новгород спал пьяным сном победителей. Движение в шведском лагере заставило подняться на валы и стены только отряды, собранные по обеим сторонам Волхова в районе плавучей башни, откуда ждали нападения. На всех остальных многокилометровых стенах лишь вскинули головы, встрепенувшись от дремы, немногочисленные сторожа: вызывать подкрепления необходимости не было. «Святая София защитит нас своей железной рукой от немцев», — успокаивали друг друга новгородцы.

Солдаты в лодках, назначенные для ложной атаки на Торговую сторону, шумно заплескали веслами и закричали, подкрепляя уверенность жителей города, что враги двинулись на грабеж заречных купеческих кладовых. Колонны шведов, выстроившиеся для штурма, однако, не направились в помощь лодочной флотилии, а — левое плечо вперед — стали выдвигаться вправо, на позиции в западной части Новгорода, концентрируясь возле Чудинцевских и Прусских ворот. Блестя медью своих страшных орудий, встал напротив ворот отряд петардистов. Кто-то из них дойдет под градом пуль и ядер до ворот — и успеет прикрепить и поджечь свою петарду. Подкатили деревянный таран, удары которого должны были довершить разрушения, причиненные пороховым зарядом.

Раздался грохот, ночное небо озарилось заревом: петарда взорвалась с такой неожиданной силой, что разнесла не только Прусские ворота, но и примыкавшую к ним часть стены. Чудинцевские ворота выбивать не пришлось. Они открылись сами. Перед рассветом, незадолго до атаки, под нижние створки Чудинцевских ворот проскользнул ужом новгородский житель, дворовый человек дворянина Лутохина Иван Шваль, и распахнул их. Плененный шведами и представленный Якобу Делагарди, Шваль предложил свою помощь: он впустит их в город, открыв ворота, а за это ему дадут вольную. Услуга предателя не была забыта: через год после оккупации Новгорода шведы дали ему хлебный паек — большая ценность в те голодные годы — и назначили надзирать за сбором урожая в окрестных селах. Иван Шваль стал одним из самых активных представителей «шведской партии» в городе, призывавших население перейти в шведское подданство.