Без Отечества… - Василий Сергеевич Панфилов

class="p1">— Широко распахнутыми ногами встречали! — хохотнул земляк, щегольнув явно не своей остротой, — А гостей… каждый день приезжали разные. Артисты какие-то, чёрт их знает… политики местные. Нам говорят — вот важный господин, а мы их и знать не знаем. Но выстраиваемся на плацу, и мать их, слушаем!

— А то приедет какая бабёнка и ну рыдать! — глухо сказал он, — Лопочет что-то… Я хоть на галльском наречии и понимаю малость, но что ты там сквозь бабские сопли и слёзы разберёшь? Господа переводили… Сына, к примеру, у неё проклятые боши убили, и мы, значит, должны за её сына отомстить. Сами, значит, полечь при необходимости, а за её сына отомстить! Он у неё такой, особенный и талантливый, так что мир с его смертью понёс чудовищную утрату.

— А потом всё… — разом посмурнел он, — фронт. И такая, скажу вам, каша там… с мясом. Нас в Шампань кинули, на первую линию фронта, так вот. Только прибыли, и нам приказ — занять немецкие позиции «на одном дыхании». Ни разведки, ни черта… дуриком умирали. Где французы отказывались умирать, там нас гнали.

— Лохвицкий, сука… — зло ощерился солдат, и выдал такую тираду о командующем Русским Экспедиционным Корпусом во Франции, что я уважительно покачал головой. Не знаю, сколько правды в словах земляка… но генерала он точно не любит!

— Правда, награды щедро давали, — признал Афанасий, — но кому они, мать их, нужны? Ну, есть у меня два «Георгия», и что? К жалованию прибавка будет? А шиш! Гордись дырявой шкурой, покуда не сдохнешь, вот и весь профит!

— Позвольте папироску, — попросил земляк, и я молча положил перед ним портсигар. Он сразу прикурил одну и вопросительно глянул на меня, не опуская руки. Киваю, и вторая папироса заняла место за ухом.

— Потом Революция, значит, — глубоко затянувшись сказал солдат и замолк ненадолго, — Не сразу, сильно не сразу до нас новости дошли. Скрывали, суки!

— Собрались… — он снова затянулся, — начали с людьми общаться. Солдатские комитеты, такое всё…

— Ничего ведь такого не требовали! — вскинулся он, предупреждая вопросы, — Не больше, чем французские части, так-то! Чтоб как с людьми…

Думаю, что он искренен, но…

… не уверен, что всё было именно так! События такого рода, с яркой эмоциональной окраской и знанием только части информации, они на логику и последовательность событий плохо ложатся. Да и тем более, это всегда такой запутанный клубок… историки часто однозначного мнения не имеют, а тут — солдаты!

— … а нам — что мы на оружие для Российской Империи обменяны, — ронял слова Афанасий, — и никаких прав не имеем! Марсельеза, Свобода, Равенство и Братство, оно только для Франции и французов…

— А у нас и между своими-то не всё гладко, — затягиваясь, продолжает он, — Первая бригада почти целиком, это рабочие из Москвы и Самары, Третья — крестьяне, так веришь ли, до стрельбы дошло! Потом восстание в лагере Ла-Куртин[28]…

— … артиллерией раскатали, — папироса тлеет между его пальцев, я молча достаю портсигар и подкуриваю ему новую.

Рассказчик из него так себе… плюс эмоции и твёрдая убеждённость, что он-то правду знает! Но картина, даже с поправкой на ошибки, вырисовывается скверная.

— … Легион Чести[29] сформировали, а кто отказался кого куда, — криво улыбается солдат, — Кого в Северную Африку, на каторгу, кого во французские части, а кого и…

— Вот вам и вив ля рюс, — глухо договорил он, и сгорбился.

Ничего не отвечая, я прикурил и затянулся — сильно, до боли в лёгких! Чёрт его знает…

… но это тоже — Европа! Она такая… очень разная.

Глава 7. Возвращение Героя в политику

Проснулся я не сразу, и некоторое время лежал в липкой испарине, отходя от тяжёлого, удушливого сна. Обрывки его сейчас рассеиваются утренним туманом, да оно и к лучшему. Во сне я убегал от кого-то и тонул в болоте, и чёрт подери, очень натуралистично!

Полежав так немного и потихонечку включаясь в бытие, сел на постели и поморщился от ноющей боли в висках и давящем ощущении во влажном от пота затылке.

«— Стричься пора, — пришла в голову мысль, — покороче, чтобы голова не так потела».

Нашарив ногами тапки, встал и подошёл к окну, распахивая занавески и глядя на сумрачный город с настроением, стремительно катящимся вниз. Над Парижем сгустилась какая-то нехорошая, неприятная мгла, отдающая мистицизмом и дымом пожарищ. Вкупе с отвратным самочувствием то ещё сочетание…

— Денёк… — хрипло протянул я, поглядывая на часы и мучительно раздумывая, стоит ли мне идти сегодня на лекции или лучше остаться дома? О тренировках, понятное дело, речи даже не идёт.

После того, как почистил зубы и постоял под тугими струями душа, меняя воду от горячей до обжигающе ледяной, стало несколько лучше, однако же в Сорбонну решил сегодня не идти.

— Доброе утро, — вяло здороваюсь с Анной, возящейся на кухне и негромко напевающей что-то на провансальском диалекте, который я понимаю с пятого на десятое.

— Доброе, Малыш, — отозвалась девушка, нежно касаясь губами моей щеки, — Сделать тебе кофе?

— Лучше чаю с ромашкой, — отзываюсь я, усаживаясь за стол и подпирая рукой ставшую тяжёлой голову, — если не сложно.

Пока Анна хлопотала, подвигаю поближе к себе свежий, ещё тёплый багет, за которым девушка с утра сходила в близлежащую пекарню, и маслёнку. Есть не хочется, но по опыту знаю, что хоть чуть-чуть нужно съесть «через немогу», иначе чуть погодя к мигрени добавится ещё и лёгкая, но неприятная тошнота.

С разговорами и ненужным участием владелица квартиры не лезет, лишь изредка роняя несколько фраз, чтобы хоть как-то разбавить моё сумеречное настроение.

— Может, я останусь? — спрашивает она в конце завтрака, вопросительно глядя на меня.

— М-м… нет, не стоит, — не сразу отозвался я, — Когда у меня мигрень, я… хм, не самым приятным человеком становлюсь. Не ругаюсь, а… хм, генерирую плохое настроение, что ли… Если у тебя дела, то иди, а я, наверное, у себя в спальне буду, да может, выползу несколько раз в ванную и на кухню.

— Уверен? — уточнила девушка, едва заметно склонив набок голову.

— Более чем, — морщусь я, и подавив раздражение, поспешил убраться к себе. Благо, Анна не стала играть в сестру милосердия, вот уж чего терпеть не могу!

Всё это вымученное участие, когда женщина из ложно понятого чувства долга ухаживает за тобой, а ты еле сдерживаешься от того, чтобы сорваться и наговорить гадостей… К чёрту все эти глупости!

Вскоре она собралась и упорхнула, а я с облегчением развалился на ковре в гостиной, раскинув