Горе - Шиму Киа

жить! Я не убил, я ранил! Все хорошо!

Я облегченно вздохнул, сам чуть не начал плакать. Усталость отпустила ноги. Я хотел побежать к Лувру, но вместо этого, стал догонять толпу. Ему стоит побыть одному. Именно сейчас это нужнее всего. Одиночество поможет ему зализать рану и оставить ее на выздоровление. Я не хочу снова мешать. Я забыл про свою роль наблюдателя. Я влез в сюжет, перестав снимать, и сделал только хуже. Мне нельзя убегать от роли, пытаться найти для себя новое призвание. Это бессмысленно. Я вернусь к тому, от чего бежал. Мне стоит наблюдать. Просто наблюдать и ни в коем разе не вмешиваться в историю. Не губить судьбы людей- судьбы многих уже оборваны моими руками. Перестать. Перестать быть убийцей. Стать человеком. Стать наблюдателем. Стать человеком…

Я спустился в коридор. Была открыта только одна дверь, из которой веяло ароматом разнообразной и самой вкусной еды. Оттуда слышались громкие разговоры, плачи, крики и даже смех. Зайдя в комнату, я оказался перед длинным-длинным столом, набитым едой. Этот стол я увидел, когда впервые попал в дом к Ньепсам. Теперь же здесь было куда больше еды, слева рядами устилались еще несколько длинных-длинных столов, и за всеми ими сидели слуги, жадно поедающие пиршество, особенно Пленки. Я оглядел комнату, в поисках тети Люсии. Вокруг царила больше атмосфера праздника, нежели похорон. Люди ходили, пили, веселились, смеялись и плакали, хохотали, рассказывали друг другу смешные истории, хватались за еду и так повторялось много раз. Лишь небольшой уголок- конец первого длинного-длинного стола- был опечален. Там сидели Люсия и Вайолетт. Тетя продолжала рыдать, оглядывая комнату и узнавая в каждой детали погибшего мужа, а Вайолетт следила за окружающими. Ей было скучно. Я подошел и сел рядом с девушкой, которая косо на меня посмотрела.

— Тебя здесь не должно быть, — грозно проговорила она.

— Я знаю…

— Проваливай.

— У меня приглашение.

— Похороны уже закончились. Сейчас праздник. А на праздник тебя никто не приглашал.

— Как грубо. Похороны закончатся только когда Люсия перестанет плакать. Так что они задержатся на несколько недель, и мое приглашение все еще в силе.

— Что ты вчера наговорил моей матери? — она снова раздраженно посмотрела на меня.

— Я лишь утешил ее.

— Вчера она впервые накричала на отца. Такого никогда не было. Тот аж удивился.

— Твоя мать начала действовать. Поздравляю, скоро у тебя будет хорошее будущее.

— Какое хорошее будущее?! — девочка злобно привстала, но никто не замечал нашего диалога.

— Твой отец самый подлый человек из всех, кого я знал. Твоя мать пытается вас освободить.

— Ты знаешь? Ты знаешь, какой он?! Ты судишь по слезам матери?! Она всегда плачет по таким поводам! Но у них наконец-то недавно появилась возможность возобновить отношения. Они стали делать первые шаги к примирению. Отец стал жалеть мать, реже задерживаться, мать все меньше плакала, а тут… Ты! — она указала на меня свой дрожащий палец. — Ты все разрушил! Ты начал войну! Никакого будущего не будет! — Вайолетт ударила по столу и ушла.

Передо мной была лишь горько плачущая Люсия. Я был опустошен. И тут… И тут чертов косяк. Что за вчера день-то такой был?! Какой демон заставил меня действовать? Теперь и Вайолетт… Но ведь она плакала, говорила, что ей плохо, что так было уже много раз… Но когда был последний?.. Вдруг он не изменял… Вот почему он так удивился… Я все усугубил! Какой же я дурак!!!

Я ударил кулаком о стол так, что подскочила даже тетя Люсия. Ее жирное заплаканное лицо посмотрело на меня.

— Мистер… Мистер Ридл! Вы не бросили нас! Что с вами? Почему вы так сердитесь? На что?

— Скажите, я убил Ньепса?

— Что? — ее глаза чуть не выпали из глазниц. — Конечно, нет! Это сделал гнусный предатель! Ему нет прощения! Он убил его! Убил! Не вы! Вы помогли нам, спасли его погибшее тело, чтобы мы могли похоронить его! Вы герой!

— А Атан?

— Атан сидел в своей библиотеки. Ему нет дела до всего того, что творится за пределами его шалаша. Он тот еще чудак. Всегда был так одержим книгами.

— Что? — я вскочил. — Чудак? Атан? Он?

— Да…, — растерянно отвечала Люсия, я дергал ее за широченные плечи.

— Бред! Он убийца! Он убил Ньепса, не Лувр!

— Как…, — ошарашенно смотрела на меня качающаяся Люсия. — Атана же не было…

— Вы его не видите! — засмеялся я. Это был нервный срыв, и я сам не понимал, что говорил. На меня смотрели все. — Он украл свою же фотографию. Вы его не видите! Это он убил! Вы его и не слышали! Его там не было!

— А… тан? — тихо проговорила Люсия.

— Да! — я махал руками, говоря всем телом, что сейчас не в своем уме. — Это все гнусный и лицемерный библиотекарь! Он убил! Убил и посмеялся! Во всем виноват он, не Лувр! НЕ ЛУВР!

Я упал на пол, громко и беспрерывно смеясь. Люди вокруг молча смотрели на меня. Тетя Люсия повернулась к слугам и своим громким и сильным голосом, который еще дрожал после многочасового рыдания, ораторствовала на все помещение:

— Убийца! Атан убийца! Вот, кто убил моего мужа! Вот, кто во всем виноват! Поймаем его! Накажем его!

— Да!!! — единогласно отвечали слуги. Они поднимали свои руки вверх- кто-то даже еду не выпускал, и та валилась на пол- и неслись всей толпой к библиотеке. После горя наступил всеобщий гнев. Все шли охотой на того, кто был их командиром до. Безумцам, оказывается, больше верят…

Комната опустела. Я с трудом встал, подошел к столу и стал медленно есть все, что попадалось под руку. Меня одолел жуткий голод. Я уже не мог стоять. Из коридора слышались громкие возмущения и глухие удары по двери. Медленно доев и допив все, что влезло, я вышел за толпой. В коридоре снова никого не оказалось. Лишь одна дверь была попросту разбита на мелкие кусочки. Это вход в библиотеку. Вздохнув, я пошел по длинному-длинному туннелю, и до меня доносились крики опережавших меня слуг. Когда я вышел, то увидел пару слуг, колебавшихся, стоит ли им идти в темноту за тусклым светом факелов или нет. Я подошел к ним. Слуги спорили, нервно дрожа.

— Пошлите обратно! — говорил один, отступая от темноты. — Нам нечего искать. Вон сколько за ним пошли! Без нас обойдутся.

— Мы все пропустим! — отвечал второй, беря первого за руку. — Мы должны увидеть, как этого труса рвут в клочья!

— Этот трус был нашим командиром, — рассуждал третий, стоящий около колонны.

— Да, но такой же, как