Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения

— Нет, Картер, не понимаю, — вытаскивая ноги из кроссовок без наклона и развязывания шнурков, со смутным вдохом отвечает Лив. — Ты говорил иное. Так когда в таком случае ты наконец разберёшься в себе и поймёшь, что тебе надо?

Глава семнадцатая

— Дерек.

— Привет, Брук, но я тороплюсь. Игра уже совсем скоро.

— Не раньше, чем наше выступление перед первой четвертью, — я слышу звук соприкосновения женских кроссовок с выложенными плиткой полами, но остаюсь фактически безучастным к нему, потому что, и правда, сильно спешу. Все парни уже наверняка готовы к выходу на площадку, и только я ещё даже не в раздевалке, а лишь нахожусь на подступах к ней. Когда я рядом с Лив, это ощущается так, будто время проходит слишком стремительно. Вроде бы не опаздывая, в какой-то момент я вдруг беру и осознаю, что его критически не хватает. А ведь нужно ещё переодеться и хоть как-то настроить себя на игру, и уяснить хоть некоторые детали сегодняшней тактики, учитывая проявленное безразличие к тренировкам, на которых всё это и доводится до сведения команды. Мир не стоял на месте, пока я ночевал и дневал в больнице. Жизнь продолжалась, так что здесь и сейчас мне совершенно не до Брук. У меня нет ни единой лишней секунды. Ждать, пока Дерек Картер соизволит наконец явиться, никто не станет. Матч начнётся точно по расписанию. Но лучше бы этому произойти при моём непосредственном участии.

— Слушай, я действительно сейчас не могу.

— Да я просто хотела узнать, как твои дела. Мы давно не общались, — вероятно, даже слишком. Через несколько дней будет два месяца как. Если не учитывать встречи в коридорах или других помещениях арены и редкие мало что несущие в себе переписки, сведённые почти к минимуму. Не то чтобы я считал. Но мне по большому счету было всё равно. Я был занят другим и даже не пытался уделять внимание кому-либо ещё, кроме себя, и обращать внимание на что-то другое вне своих проблем. А Брук… такая хорошая. Взывая к совести, её слова просто не оставляют моему телу иного выбора, кроме как резко остановиться посреди коридора и развернуться лицом к девушке.

— Пойдёшь со мной на одно мероприятие? — эта фраза чисто импульсивна в своей внезапности и продиктована отнюдь не разумом, и за ней, вероятно, кроется поспешное решение. Я мог бы позвать, например, сестру, но мне с ней лучше не встречаться. Я потому и сократил наше общение до необходимого минимума ввиду того, что каждая встреча сопровождается и заканчивается регулярными изречениями о том, что мне под силу обмануть кого угодно, но только не её. Потому что мы родились в один день и час с разницей лишь в несколько минут, и что она, такая чувствительная, как бы ощущает то же, что и я. И знает, до какой степени мне тяжело. Нужен кто-то, кто не станет обильно капать на мозги, а просто побудет рядом в течение часа-двух и проследит, чтобы я не выглядел сильно кислым и угрюмым. Поможет мне избежать жалостливых взглядов и перешёптываний за спиной. Вряд ли сестра-двойняшка подойдёт. Здесь, вероятно, нужен друг-женщина. — Это в следующие выходные. В субботу. После матча. Заглянем туда ненадолго, а после сможем всё наверстать. Если захочешь, переночуешь у меня.

— Что?

— Мне нужна спутница. Я не смогу быть там один, — звучит плаксиво и с отчаянием, но это правда. Благотворительный вечер проводится раз в год, и в своё время мы с Оливией снова собирались пойти на него вместе так же, как и в прошлом ноябре, когда были женаты всего-то четыре месяца, а теперь нет ни единого шанса, что я решусь даже просто напомнить ей об этом.

— А что же…

— Нет, ни за что, — вот и у Брук первая пришедшая в голову мысль связана с матерью моего будущего ребёнка. Ну со мной-то всё понятно, меня словно засасывает вязкое болото, но когда и другие при случае прежде всего думают о моей бывшей жене, это, наверное, просто омерзительно. И характеризует меня, как человека, который так и оглядывается назад. Ладно, это справедливо, но больно и неприятно. А легче всё никак не становится. — Я знаю, это всё неожиданно и внезапно, и что я фактически пропал, а теперь прошу об услуге, но пожалуйста, Брук. Я думаю, что если приду туда один, то тут же захандрю, а мне никак нельзя этого делать. Мне надо будет произнести речь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Слушай, я не уверена, что могу быть нянькой для взрослого мужчины. Не давать ему замыкаться в себе, и всё такое прочее, — помедлив и допустив приличную паузу, Брук всё-таки заканчивает свою мысль, а потом огибает меня, чтобы уйти, ведь ей действительно нужно быть готовой раньше, чем мне. Она права, я уже давно не ребёнок и не подросток, и не успею я оглянуться, как у меня самого появится новорождённый и беспомощный малыш, но мне так тошно. Просто до ужаса.

— Но мне больше не к кому обратиться. В смысле только ты знаешь всё. Через что я прохожу.

— Да не особо, Дерек.

— Она могла бы его потерять. Потерять моего мальчика, — говорю я уже в струящиеся по спине распущенные волосы, не в глаза, — но для неё его будто бы и нет. Я думаю, что мне надо выговориться.

— Значит, мальчик? — Брук разворачивается, а черты её лица заметно смягчаются по сравнению с их же состоянием минутной давности. Я чуть смещаюсь с места, когда она неожиданно и без всякого предупреждения, стремительно сократив расстояние между нами, обнимает меня так тепло, что в моей груди всё сжимается. С родными, надо сказать, я такого не испытываю. С отцами мало кто обнимается, но мама не прижала меня к себе даже тогда, когда я сказал ей, что они станут бабушкой и дедушкой соответственно. Допустим, сначала она могла почувствовать себя неуютно при мысли уделить мне особое внимание в присутствии Лив, но потом? Мы настолько отдалены, что о ней я даже ничего им не сказал. Что с Мэриан и Джейсоном в течение последних трёх суток я контактировал гораздо больше, чем с собственной семьёй на протяжении недель. Вот что бывает, когда ты обособляешься ото всех, от кого не чувствуешь ни малейшей поддержки, когда она тебе особенно важна и необходима.

— Да.

— Как думаешь, футболист, хоккеист или, как папа, баскетболист? — Брук улыбается, и я невольно тоже, подпитываясь этим настроением и её позитивной энергией, а во мне поднимается волна благодарности за то, что она более чем успешно разряжает обстановку.

— Может быть, попробуем всё.

— Но всё-таки он выберет баскетбол, да?

Я собираюсь ответить, что буду его лишь направлять, подсказывать и при необходимости давать ему советы, но никогда не стану давить и принуждать, ну, по крайней мере, буду стараться быть именно таким родителем. Но тут грубый мужской голос встряхивает меня, как землетрясение. Джейсон. Явно недовольный и мрачный. Весь мой было улучшившийся настрой сдувает словно ветром, сквозняком прошедшим по помещению.

— Картер, — и дальше только хуже. В суете и спешке распрощавшись с Брук, я следую за бывшим тестем и по-прежнему тренером в раздевалку, где меня встречают сплошь косые взгляды. Оживление и все разговоры мгновенно стихают из-за моего появления, будто здесь обсуждали меня, но, вероятно, так всё и было. Кто же ещё мог вызвать острое осуждение, буквально висящее в воздухе тяжёлой завесой?

Но я игнорирую его, как только могу, и начинаю расшнуровывать запылившиеся и слегка неопрятные по этой причине уличные кроссовки, когда Джейсон приказывает всем выйти. Те послушно, как марионетки, исчезают прочь даже быстрее, чем я успеваю моргнуть, а сразу же после происходит одновременно несколько вещей. Мой телефон, выпав из кармана спортивных штанов, как попало брошенных на скамейку, падает на пол и отлетает чуть в сторону. Тимоти и Митчелл, видимо, задержавшиеся в зоне душевых, появляются из-за угла, а я застываю в потрясении ввиду сердитых слов, которые никак не мог предсказать:

— Можешь не торопиться, Картер. Ты остаёшься здесь. На матч с Майами ты не выйдешь. И Торонто тоже под вопросом.

— Что, чёрт побери, за бред ты тут несёшь? На каком вдруг основании?

— На том основании, что я так сказал. Ты забыл, с кем разговариваешь, щенок? Никто не обсуждает то, что я говорю, и мне не перечит. Так ты ещё и ужасно выглядишь, а про отсутствие на тренировках я вообще молчу. В таком виде и состоянии выпустить тебя на площадку я не могу.