Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения

Рука ускользает от меня, потому что Лив садится на кровати и, поворачиваясь спиной, опускает ноги на пол. Я допускаю это, оставаясь лежать и переводя взгляд в сторону потолка, потому что не думаю, что она скажет мне хоть что-то. Это не первая предпринимаемая мною попытка, так с чего бы ей вдруг стать успешной? Я как баран, упирающийся рогами в закрытые ворота, которого жизнь и опыт ничему не учат, и он снова совершает те же действия, ломясь туда, куда ему по какой-то причине нельзя входить, а им хоть бы что, ведь они сделаны на совесть. Мама была права, я связался с эмоционально недоступной женщиной и теперь расплачиваюсь за последствия. Да, я люблю их, если говорить о сыне, о том, кто останется после меня, а значит, привнесёт в мою жизнь особый смысл, но всё остальное непрестанно бередит мою душу.

— Я не уверена, что помню.

— Не помнишь, хотела ли лишиться меня или нет? Быстро же ты всё забыла.

— Нет, я… Я не помню, каково это, иметь тебя. Быть с тобой, — она обходит кровать, оказываясь с той стороны, где лежу я, и мне стоит больших усилий избегать смотреть на неё, — всё произошло так стремительно, Картер. Кажется, только вчера ты был со мной и моим, а уже на следующий день на наших бракоразводных бумагах высыхают чернила, и ты собираешься стать чьим-то другим.

— Собираюсь стать чьим-то другим? — вот тут я не выдерживаю и, резко сев, почти что даже вскочив, в гневе и агрессии провожу рукой по задней части шеи, лишь бы не сделать чего похуже. Не причинить ненароком боль и физический ущерб. — Я что, какая-то вещь, которую можно взять и передарить, когда она вдруг разонравилась?

— Нет, но ты же понимаешь, что я имею в виду.

— У меня даже нет таких намерений.

— Никогда не знаешь, что будет завтра.

— По-твоему, забыть человека это, выходит, просто?

— По-моему, это уже неважно. Я не спросила тебя, ты не спросил меня, так что теперь мы квиты. Уверена, ты такого же мнения.

— Лив.

— Просто поезжай домой. Я же сказала, что не хочу стоять на твоём пути. Я не могу. Мне нужно пространство. Здесь столько воздуха, но ты вынуждаешь меня задыхаться. Я хочу перерыв. Хотя бы на эту ночь. Неужели это так сложно понять?

— Нет.

— Тогда дай его мне, Дерек, и всё. Просто уйди, хорошо?

***

— Кто это был?

— Кто был где?

— Молодой парень. Подошедший к тебе, когда ты подогнал машину ко входу и вышел из неё. Я видела вас через стеклянные двери.

— Никто.

— Я бы так не сказала. Он что-то явно от тебя хотел.

Желание выругаться слишком велико, а каждое слово Оливии лишь нагнетает обстановку, пока мы поднимаемся на её этаж. Я почти скрежещу зубами, загнанный в угол не в плане своего расположения в лифте, а из-за того, что она всегда была подчёркнуто наблюдательна и внимательна. Меня не удивляет, что, попав в поле её зрения, Сэт не остался ею незамеченным. Но что я мог поделать, если даже не подозревал о его появлении около больницы ровно в тот день и час, когда я приеду за Оливией, и это однозначно застигло меня врасплох? Одному Богу известно, сколько дней или часов он сидел снаружи, вероятно, не позволяя себе отлучаться, чтобы гарантированно иметь возможность переговорить со мной, но я не позволил ему и рта раскрыть. А теперь она спрашивает о своём телохранителе, даже не подозревая, что он вообще у неё был. До тех пор, пока я его не уволил.

— От меня многие что-то да хотят. Интервью, автограф, совместное фото. Или чтобы я соответствовал возложенным на меня ожиданиям. Репортёры, поклонницы, тренерский штаб. Твой отец.

— Но не я.

— Да, только не ты.

— И что же из вышеперечисленного хотел тот несчастный паренёк?

— Он вовсе не несчастный.

— Ты со стороны-то себя видел? Твоя властность его не иначе как задушила. Он выглядел как в воду опущенный.

— А просто отвязаться для тебя не вариант?

— Да брось, Картер. Что там такого, что ты не можешь рассказать?

— Что-то, что, возможно, тебя разозлит, — кто его знает, как она отреагирует, когда и если услышит, кто был моим источником, и благодаря чему я, не следуя за ней по пятам, тогда всё равно выявил её местонахождение и заявился за ней прямо в магазин.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А причём здесь я?

— Притом, что он всегда находился поблизости. На тот случай, если тебе понадобится помощь или защита.

— В смысле как телохранитель?

— Да.

— Значит, вот как ты узнал, где я.

— Да, — двадцатый этаж, створки лифта открываются, но Лив не спешит выходить, и я также не двигаюсь. У меня всё равно нет ключей. Они где-то в карманах её утеплённого спортивного костюма однотонного серого оттенка, который я привёз в больницу наряду с белыми кроссовками и другими необходимыми вещами, сейчас лежащими в небольшой сумке в моей правой руке.

— И как долго? Несколько дней?

— Нет. Нет, это длилось на протяжении недель. С тех самых фото. Я не хотел, чтобы тебе навредили, понимаешь? Папарацци или кто-либо ещё.

— В каком смысле длилось?

— В том, что я освободил его от всех обязанностей. Проще говоря, уволил.

— И чем он это заслужил?

— Своей неосмотрительностью. Я должен был узнать о тебе от него.

Двери начинают двигаться, и я вытягиваю левую руку вперёд, останавливая их и наблюдая за тем, как Лив, наконец ожив, покидает кабину лифта. Мы идём по коридору в полном молчании, а меня всего передёргивает от чувства неизвестности, и дыхание становится чуть свободнее лишь тогда, когда разговор возобновляется уже в квартире.

— Как, по-твоему, это могло бы произойти? В этом здании сотни квартир, — да хоть тысячи, и я знаю, что, возможно, был эмоциональнее необходимого, что утратил контроль и позволил себе излишне всё прочувствовать, когда избавился от Сэта, но к чёрту логику. Тогда ей было не место, да и повторись та ситуация сейчас, ничего бы не изменилось. Порой ощущения превыше рассудка. — Как узнать, кому именно понадобилась скорая медицинская помощь? Ты никогда не вёл себя столь нелепо, — и это я тоже знаю, но сравнивая меня сегодняшнего и меня четырёхмесячной давности… Наверное, из-за грядущего отцовства я уже однозначно другой. — И ты иррационален. Впрочем, твои умозаключения мне неинтересны, — а вот и агрессия, она не заставила себя долго ждать, — просто кто дал тебе право так вмешиваться в мою жизнь? Решать, как будет лучше, и что всего один звонок, и ты в любой момент узнаешь, где и с кем я провожу своё время? Мог бы сразу повесить на меня жучок, чего уж там. Было бы дешевле. Ах да, это ведь незаконно.

— Я могу всё объяснить, — говорю я, роняя сумку на пол и не сдерживая движение, шаг и импульс, побуждающий к контакту. Но Лив агрессивно отступает назад, ускользая от моей руки, к моему разочарованию не достигнувшей цели:

— Нет, не смей. Не прикасайся ко мне. Прибереги всё это для какой-нибудь дурочки, которая не сможет устоять перед твоим чёртовым обаянием.

— У меня её нет и не будет. Сколько ещё раз я должен это повторить, чтобы ты наконец услышала? Не жди, что я отступлюсь.

— Тебе придётся. Мне не нужна охрана. Я не так уж и значительна, чтобы кто-то позарился на меня, увидел во мне особую ценность и счёл, что может, например, потребовать огромный выкуп, который будет тут же выплачен, так что нет нужды суетиться, Картер.

— Это решать не тебе, — она, как всегда, ничего не поняла или не захотела понять. Ну, я точно баран. Таких, как я, ещё поискать.

— Знаешь, как раз-таки мне. Я хочу сохранить хотя бы некую неприкосновенность.

— А я хочу обезопасить тебя всю, ясно? Потому что мне ты дороже всех денег мира.

— Тебе ценна я?

— Больше здесь никого и нет, — порядочно устав от лжи и самообмана, прямо говорю я. Может, нам всем нужна правда. Освобождающая, исцеляющая и обезоруживающая, но не требующая ничего в ответ.

— А как же то, что во мне? Разве он не важнее?

— Независимо от своего желания ты связана с ним, а он с тобой. Вы одно целое. Я не могу, не в состоянии провести грань. Наверное, никогда не мог, понимаешь?