Ниндзя с Лубянки - Роман Ронин

ним тут как две стороны одной медали, – засмеялся Иван Карлович, и брови Чена тоже разгладились.

– Вот что, Арсений Тимофеевич, я помню вас по Владивостоку, еще совсем юношей. Говорят, вас уже тогда знал и уважал лично Дзержинский. Это, пожалуй, был единственный человек из новых, который мог бы считаться в разведке «совершенномудрым»…

– Он умер в прошлом году…

– Я знаю, знаю. Но должны же остаться люди, которые умеют мыслить стратегически, а?

– Иван Карлович, я не знаю, кто распространяет слухи о моей службе в Госполитуправлении, в ЧК, но, уверяю вас, они лишены всяких оснований! И, судя по последним новостям из газет, разведка и контрразведка красных учится очень быстро. Возьмите хоть дело Савинкова, – ответил Чен, глядя старику прямо в глаза.

– Ну хорошо, а тот прекрасный молодой человек из газеты, который работал непосредственно с вами? Максим Максимович? Где он?

– Не знаю, Иван Карлович. Он тогда исчез. Говорят, погиб. Я с ним был знаком только шапочно. Встречался по службе в пресс-бюро и не более. Думаете, он был чекистом?

– Говорят, он выкрал шефа меркуловской контрразведки и исчез. Так что не удивлюсь, если встречу его однажды в Харбине под другим именем. Впрочем, в Харбине вряд ли. Там слишком много приморцев, которые помнят его в лицо. А у него запоминающееся красивое лицо – недопустимый дефект для разведчика! Скорее уж в Токио, а всего вернее где-нибудь в Берлине, где куется европейская политика и меньше шансов быть узнанным! Да, Арсений Тимофеевич, а как вам удалось уйти? Простите, ради бога, что спрашиваю, но вас ведь похоронили! Ходили слухи, что в меркуловской контрразведке вы то ли брюхо себе вспороли, то ли горло перерезали. Прямо-таки как самурай какой-то!

– Какой ужас. Если бы я тогда перерезал себе горло, мы бы тут с вами сейчас не разговаривали, не правда ли? Нет, все было намного проще и совсем без крови. Меня задержал патруль за нарушение паспортного режима. Доставили на Полтавскую в контрразведку как «подозрительного корейца». Мне удалось передать через конвойного весточку японцам в консульство. Консул немедленно приехал в контрразведку и забрал меня. А мне оставалось только отсидеться, пока все не утихнет. Вот и вся история, которую владивостокские домохозяйки превратили в драматическую пьесу, не спросясь у главного действующего лица, – улыбнулся Арсений.

– Полагаю, у генерального консула Японской империи были очень серьезные основания не оставлять вас меркуловским головорезам. Равно как и они по неизвестной мне причине не смогли отказать ему в такой «пустячной просьбе», – саркастически улыбнулся Иван Карлович.

Арсений согласно кивнул и повернулся к старику. Тот понял, что встреча закончилась:

– Что ж, юноша. Мне пора домой, на Восток. В мой любимый Харбин. Где, как поется в известной песенке, «как уже далеко от Москвы, и как еще далеко до Квантуна», – пропел профессор и весело засмеялся. Чен тоже широко улыбнулся, но предупредил:

– Иван Карлович, будьте осторожны.

– Не волнуйтесь, мне скрывать нечего. Я сейчас в «Метрополь», вещички заберу и на поезд!

Коллеги пожали друг другу руки и разошлись. Иван Карлович размеренным шагом двинулся к площади и свернул на Покровку, и Чен, медленно идя вдоль пруда, заметил, что один из прохожих, не очень торопившихся на службу, последовал за фигурой в костюме и шляпе.

На душе у Арсения было тревожно. История с Меморандумом никак не укладывалась в голове: «Гонконгский библиофил случайно нашел в императорской библиотеке Меморандум размером с книгу»? Для доклада императору? Очевидный бред. Нет, не бред. Ради бреда профессора Штейнберга не отправили бы в Москву. Это именно маккана усо – ярко-алая ложь. Похоже, все кончилось: старик работает на какую-то очень серьезную китайскую группировку с большими деньгами и очень большими амбициями. Возможно, даже на Чан Кайши, который только что открыто объявил о том, что его дальнейшие пути-дорожки с Москвой разошлись раз и навсегда. Или на «маршала» Чжан Цзолиня, или на кого-то еще из маньчжурских бандитов – хунхузов, ставших генералами и маршалами в рассыпающемся от гражданской войны Китае. В таком случае его задача проста и понятна: спровоцировать этим чертовым Меморандумом войну между СССР и Японией. Пусть ввяжутся, не понимая ничего – «втемную». Сил для войны нет ни у одной стороны, ни у другой, но как раз у обессиленных тигров легче всего будет отнять дохлую лань. «Ланью» станет, конечно, КВЖД – Китайско-Восточная железная дорога – важнейшая, стратегическая артерия всего Северного Китая, на которой держится все его освоение. Только в таком случае она может достаться китайцам.

Но как сделать, чтобы Меморандуму поверили? Во-первых, его надо очень дорого продать нашей разведке. Логика восточная: чем дороже, тем больше шансов, что он настоящий. А специалистов, способных провести экспертизу, нет. Возможно, и Макин там оказался не случайно. Из страха или за деньги он подпишет что угодно, любое экспертное заключение. Советский Союз купит Меморандум, уверует в его подлинность и попытается двинуть армию в Маньчжурию. Японцы, да что японцы – весь мир воспримет это как угрозу своим национальным интересам и… очередная война?

Во-вторых, надо найти ход в Москве – ведь именно здесь будут принимать решение о покупке и о степени доверия, которой стоит облечь Меморандум. Почему они не пошли с этим Меморандумом к Карахану? Потому что дело темное, а НКИД – структура официальная. Это еще одно свидетельство в пользу того, что документ стряпали китайские разведчики. Привыкнув сами работать все время в тени, они в других делах ищут только тайные способы решения проблемы. Подкинуть… нет, не подкинуть, а продать за большие деньги фальшивку, чтобы получить и материальную, и политическую выгоду, убить одним выстрелом двух советских зайцев – типично китайский хитрый ход. А Чен? А Чен тут, по мнению китайской разведки, которой у нас никто не занимается, сосредоточив все усилия на противоборстве с разведкой японской, оказывается лучшей кандидатурой. К тому же Штейнберг приехал в Москву в качестве охотничьей собаки. Он не мог знать, что Чен будет встречать японскую делегацию, – его вызвали из Крыма в последний момент, но, увидев Арсения на приеме, куда сам Штейнберг напросился через знакомых японистов, Иван Карлович явно обрадовался. Профессор понял, что его задача по проталкиванию Меморандума в Кремль решается неожиданно, просто и быстро. Он либо знал о работе Марейкиса на советскую разведку еще с владивостокских времен, либо догадывался о чем-то подобном, но блефовал, делал вид, что знает точно. Это странно и плохо, очень плохо. Во времена оккупации Чен не был связан с большевистским подпольем и работал с Максимом Максимовичем совершенно изолированно от местных,