Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

Правила и законы логики утверждались Аристотелем на основе критики софистики, которой он посвятил работу «Софистические опровержения». Сыграв значительную роль в развитии греческой философии, софистика во времена Аристотеля вырождается в профессиональную деятельность риторов и демагогов, бравшихся доказать или опровергнуть любую аргументацию с суде и народном собрании Афин, а в теории разработавших огромное число мыслительных трюков и парадоксов (апорий), которые выглядели безупречными с точки зрения формы высказываний, но приводили к совершению неверным и нелепым выводам. Использование подобных трюков, получивших название софизмов, было особенно опасно в условиях древнегреческой демократии, не выработавшей ещё механизмов элитарно организованного упорядочения и селекции спонтанных решений народных масс и нередко идущей на поводу у софиствующих демагогов, одобряя неверные и нелепые решения. Создавая первую в истории человечества систему формальной логики, Аристотель стремился не только найти ключ к опровержению софистических аргументов, но и помочь афинянам избавиться от тирании безответственной болтовни, в которой погрязало по причине неограниченной массификации управления афинское государство. В основу своей системы формальной логики Аристотель заложил сформулированные им законы тождества, непротиворечия и исключённого третьего.

В свою очередь Гегель, стремясь создать систему диалектической логики как более глубокой логической системы, учитывающей отношение мышления к постоянно движущейся, изменяющейся и развивающейся реальности, подвергает критике эти законы за их чересчур формализованный и статичный характер, сковывающий движение мысли в познании и преобразовании этой реальности.

Прежде всего, Гегель со всей силой своего полемического дарования обрушивается на закон тождества. А тождественно А, равно А, – рассуждает он. Но в реальной жизни А никогда не бывает равно А; оставаясь А, оно в то же время постоянно обращается в не – А. Обычное мышление ставит рядом сходство и различие, не замечая, что всякое тождество содержит в себе в то же время и различие, и наоборот. Утверждение чистого тождества ведёт лишь к тавтологии типа «растение есть растение», «наука есть наука» и т. д. (Гегель Г.В.Ф. Наука логики, т. 1 – М.: Мысль, 1970 – 586 с., с. 89). Фактически Гегель спорит здесь не с формальной логикой, а с её метафизическим застылым пониманием, с формалистским типом мышления.

Далее Гегель разбирает закон исключённого третьего: нечто есть или А, или не – А, третьего не дано. Если этим указывается на то, что нечто, изменяясь, переходит в собственную противоположность, но не может быть чем-то «третьим», не зависящим от своего прежнего состояния, тогда этот закон верен. Но если понимать его так, как обычно понимают, то содержание этого закона становится тривиальным, сводится к признанию того, что предмет может быть либо одним, либо другим (Там же, с. 90–91).

Эволюционизм логики Гегеля проявляется здесь с особой силой. Закон мышления не может полностью абстрагироваться от эволюции объекта, а эволюция предполагает преемственность и сохранение определённых свойств при любых изменениях объекта и даже его переходах в собственную противоположность. Гегель отмечает здесь сохранение определённого тождества при всех различиях, возникающих при изменениях объекта. Вместе с тем, отстаивая принцип изменчивости бытия, Гегель явно уходит от содержания этого формальнологического закона.

Закон исключённого третьего устанавливает отношения между двумя противоречащими друг другу (контрадикторными) высказываниями. В соответствии с этим законом одно из таких высказываний обязательно является истинным, а другое – ложным, какое-либо третье высказывание, претендующее на истинность в том же отношении и в то же время, невозможно (третьего не дано). Как говорили в средневековье схоласты, опиравшиеся в своих дискуссиях на логику Аристотеля: «или – или, что сверх того, то от лукавого».

Устанавливая закон исключённого третьего, классическая формальная логика отвергает одновременные претензии на истинность между двумя противоречащими друг другу высказываниями, понятиями и суждениями, указывая на несостоятельность попыток предложить какое-либо третье высказывание, понятие или суждение для формулировки и обоснования промежуточной позиции. Данный закон вовсе не запрещает, а как раз предполагает движение понятий, суждений, высказываний, в результате которого могут возникнуть некие иные альтернативы и будет избран некий третий путь. Утверждая свои знаменитые триады категорий (тезис – антитезис – синтез, количество – качество – мера и т. д.), Гегель не опровергает закон исключённого третьего, так как он рассматривает взаимно исключающие понятия в движении, в изменении, во взаимопереходе, как и выражаемые этими понятиями процессы.

Но особенно силён бунт Гегеля против закона непротиворечия. По Гегелю, обыкновенная логика ошибается в том, что духовное непротиворечиво (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук, т. 3 – М.: Мысль, 1977 – 613 с., с. 26). Гегель называет предрассудком убеждение в том, что противоречие не является столь же существенным определением, как тождество. Он отмечает, что противоречие устраняют из вещей, отрицая в них наличие чего-либо противоречивого и понимая противоречия как результаты ошибочной мыслительной деятельности людей, как нечто случайное, какую-то аномалию и болезненный пароксизм. Гегель же характеризует противоречие как корень всякого движения и всякой жизненности. Оно, по Гегелю, присуще всему действительному миру, всякому опыту и понятию. Представление, не замечающее противоречий, всё равно имеет противоречия своим содержанием. Не мысля противоречий, обыденное представление впадает в противоречие с самим собой.

Все эти замечания великого философа совершенно справедливы, но они совершенно не затрагивают содержания закона классической формальной логики. Они лишь предупреждают об опасности окостенения этих законов, их догматического применения. Наличие противоположностей и противоречий в природе, обществе и человеческом мышлении отнюдь не избавляет от необходимости непротиворечиво мыслить эти противоречия. Отрыв диалектики от формальной логики предопределил возможность её использования для обоснования теорий истребительной классовой борьбы, диктатуры пролетариата, уничтожения частной собственности и предпринимательства.

Создание материалистической диалектики, приспособленной для претендующего на научность философско-мировоззренческого обоснования подобных теорий предопределило её двойственность. С одной стороны, диалектика воплотила в себе значительные достижения на пути научно-эволюционного объяснения природы и истории. С другой стороны, она явилась наукообразной идеологической доктриной, символом веры агрессивной и фанатичной атеистической религии, игнорировавшей и попиравшей всякую логику. Унаследовав ряд позитивных моментов гегелевской диалектической логики, материалистическая диалектика унаследовала и её креационизм, её мистицизм, её метафизику и идеализм, заключавшийся в способности диалектически мыслящего разума руководить эволюцией, творить мир и развивать его по законам познания, законам диалектической логики, осуществлять планы преобразования мира, исходя из его абсолютизированного познания.

Роль гегелевской Абсолютной Идеи была без достаточных логических оснований перенесена на Партию Пролетариата. Использование диалектики как абсолютной логики познания и преобразования мира, проводимое вопреки логике естественных эволюционных процессов, привело к соответствующим результатам.

В своей критике основ формальной логики Гегель исходит из противопоставления обыденного рассудка творческому разуму. Разделение рассудка и разума имеет значительный философский смысл и стало постоянно рассматриваться с различных позиций со времени становления классического рационализма эпохи Просвещения. Уже у Руссо это различие рассматривается как противоположность, расценивается как конфликт. У Канта рассудок определяется как структура сознания, имеющая дело с чувственным материалом и лежащая в основе человеческого способа восприятия, разум же, согласно Канту, имеет дело с доводами рассудка. Отсюда вытекает, по Канту, неизбежная ограниченность человеческого разума, его неспособность выходить за пределы способа восприятия в иные чувственные реальности.

Критикуя Канта за агностицизм, Гегель утверждает способность разума осуществлять синтез чувственности и рассудка. Однако потребность обоснования идеалистической системы и креационистского объяснения мира, которые в принципе не могут быть подтверждены чувственным материалом и доводами рассудка, побудила Гегеля оторвать рассудок от разума, опустить рассудок на грешную землю, заставив его не поверять разум, а копошиться в чувственных вещах, и поднять разум в заоблачные выси познания Абсолютной Идеи. Такой разрыв – прямое нарушение диалектической логики, причём сделанное на основании утверждения её превосходства над логикой формальной как сферой применения рассудка.