Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

него украшение, становится возможным удержание семени до тех пор, пока не снимешь. И ощущения… выбери что нравится, ну же…

Какое выбирать — я только глазами хлопала, растерянно глядя на шкатулку, полную добра. Лисефиэль, начиная медленно краснеть, по-моему, от возбуждения, спросил:

— Что, прекрасная, никогда не видела и не пробовала?

Что сказать… я про интимный пирсинг раньше слыхивала, что он есть, но, в общем, только трэшовый анекдот знала про мышиные уши. Которые приживляют известно куда, а потом они при эрекции «встают и шевелятся!».

Но живьём никаких модификаций не видела. А что такое у высокородных бывает — мне и в голову прийти не могло. Хотя могла бы заподозрить, глядя на татуировки Ганконера. Но не заподозрила.

Лисефиэль ответа, похоже, ждал, и я неловко спросила:

— С чего бы мне знать? Это вещь распространённая?

Лисефиэль, испытующе глядя, прикусив губу, кивнул.

Тихо сказала:

— Я не видела такого.

Он усмехнулся и наполовину про себя пробормотал:

— Ну да, ему и без украшений лишь бы впихнуть…

Вспыхнула, оттолкнула шкатулку, размахнулась, норовя когтями ободрать наглецу щёку — и в следующую секунду лежала навзничь. Он был сверху, осторожно придерживая запястья, и, похоже, до безумия завёлся, притираясь и сбивчиво умоляя позволить — а что позволить, не говорил. Сильные ощущения, видно, не только мне горло перехватывали.

Уговоры возымели действие, но выбирать я не смогла: от одного взгляда в сторону шкатулки кровь к лицу приливала. Лисефиэль сказал что-то про самые простые украшения для начала, выбрал сам и надел. Я смотрела искоса, как он опытными отработанными движениями продевает и завинчивает выбранное. Отвернуться сил не было, и прямо смотреть — тоже.

Зажалась, немного боясь — металл же, не будет ли больно, не оцарапает ли изнутри… но Лисефиэль так долго и терпеливо ласкал, что я забылась.

Когда он вошёл — это было неиспытанным ранее восторгом. Глядя на все эти штучки, и подумать было нельзя… Радовалась, что никто мои вопли не слышит. Наши. Лисефиэль тоже сильно кричал.

Когда мы обессиленно замерли и умолкли, ни о каких обидах речь уже не шла, это всё далеко осталось. Помню, как наблюдала за полосканиями Лисефиэля в тазике, стоящем на ступеньке, как глухо звякнули кольца, брошенные в воду, и как он обнял и обвил меня, как стало хорошо и спокойно.

Ночью в темноте он снова разбудил меня, как в прошлый раз, и это было совсем просто, но я не знала, что было лучше — непробованные раньше приподвыверты или эта простота и искренность тела.

По совести, считала себя балованной Оксаной, которую нечем удивить, но вот поди ж ты…

* * *

Встречал меня снова Трандуил — но уже один. Посмотрел, и тоненькая краска гнева залила лицо. Лисефиэль спокойно кланялся и был бесстрастен. Я, устав ужасаться и ждать страшного, только вздыхала. Обошлось.

* * *

Лисефиэль Айвэндилион был принят при дворе. Я прижмурилась, увидев его на церемонии одевания короля, когда в пасмурный апрельский день снова подсвечником работала. Поморгала, близоруко всмотрелась: рыжие, блестящие даже пасмурным утром, короткие для эльфа волосы никому другому принадлежать не могли.

Король, которого как раз причёсывали, коротко буркнул:

— Он, — и, с досадой, — пусть поближе будет.

Снова скосилась на Лисефиэля: напыщенное холодное лицо, роскошные придворные одежды… ну да, чтобы попросту здесь одеваться, надо, как минимум, Великим шаманом быть. Или принцем, или богиней. Более я ни за кем простоты не наблюдала, с чего бы и рыжику… интересно, он рад? Очень возможно, что да. Без великого честолюбия вряд ли будешь, гоняясь за королевской милостью, таскаться по Арде и всякие сомнительные вещи делать.

Он поймал мой взгляд и улыбнулся — одними глазами, и тут же снова заледенел. Парадные одежды делали его похожим на изящную статуэтку, скрадывая ширину плеч и груди. По недовольному королевскому уху поняла, что лучше здесь и сейчас в мысли подобного рода не углубляться.

Примечания:

«ulundo» — порождение тьмы, извращенец

150. Другие

— Да ведь Иван Григорьевич не один; бывают и другие, — сказал сурово Иван Антонович.

Николай Гоголь, Мёртвые души

Для королевской канарейки я считала себя чересчур занятой. Особенно угнетала необходимость позировать, и конца-краю работе гнома (и моей!) не видно было. Отказаться же считала абсолютно неэтичным и терпела.

Дни катились: завтрак (иногда до него, если я продирала глаза пораньше, церемония одевания короля), занятия квенья, позирование часа по четыре. На том повинности заканчивались и можно было сходить в переговорную, насладиться лицезрением падающей ниц свиты Ганконера и посмотреть на сына.

Всегда после позирования хотелось пойти в горячие источники, согреться и смыть с себя неприятные ощущения — голой в голом свете стоять я так и не привыкла. Эльфийка или аранен не смущали, а вот скульптор… уговаривала себя, что он увлечён своим делом, что смотрит только как на натурщицу — не помогало. Корёжило, ещё и это скрывать приходилось.

И всё равно — первым делом бежала не в купальни, а в переговорную. Я б там подолгу сидела, но не получалось больше часа. Потом никто не гнал, но лежащие Ганконеровы советники начинали поёрзывать с надеждой, а эльфийские маги никак не показывали, но я понимала, что напряжённое отслеживание возможных магических кунштюков со стороны Ганконера даётся им нелегко. Уходила через силу, с печалью.

Так получилось, что изначально от Лисефиэля не ждала ничего хорошего, а соглашалась из жалостливости, про которую с такой насмешкой не раз упоминал король. Себе-то врать смысла не имело. Думала, что будет это приятной, а всё-таки повинностью. И ничего подобного. С удовольствием приезжала к случайному своему консорту в гости, и он становился всё менее случайным.

Во дворце вёл себя отстранённо, со мной общаться не порывался, с королём и араненом был предельно корректен и предупредителен. Похоже, он был очень тёртый калач, мой рыжик, и возможности свои понимал хорошо. Досталась счастливая карта — разыгрывал по-умному. Во всяком случае, Трандуил день ото дня относился к нему лучше, как ни странно. И рыжик ловко втирался в ближний круг. Не прошло и месяца, а он уже с дальнего места за столом дипкорпуса продвинулся за королевский стол. А там обычно сидели родственники короля, Великие шаманы, особо заслуженные сарычи да ближние советники. И при том — вёл себя скромно, на моё внимание вне седьмого дня никак не претендовал и, очевидно, был полезен королю.

Зато в седьмой день у него в гостях я узнавала свежайшие сплетни, всю подноготную всяческих интриг и