Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

прочее интересное, про что с араненом говорить и не хотелось, ему это было бы неприятно, а Трандуил не особо распространялся. Не всё ж быть предметом сплетен, когда и самой послушать. Рыжик становился другом. Он был весел, лёгок — но сквозь веселье и лёгкость чувствовалось упорство клеща, вцепившегося насмерть.

Я привыкала, и, что, наверное, важнее, привыкал к такому положению дел клан Мирквуд. Гешефт в виде моего здоровья и веселья стоил, с их точки зрения, толики терпения, а зарываться третий консорт не собирался, и всячески это демонстрировал.

Я перестала бояться за него — а зря. Были и другие.

Стояла в павильоне скульптора Наина, мечтая, чтобы перестало тянуть ветерком по спине и чтобы набежали тучи — тогда уйдёт нужный свет, и гном отпустит меня.

Пеллериен была очень тиха, никогда ничего не говорила в моём присутствии — только смотрела, как на божество, и я понимала, что не стоит её смущать и отвлекать от охраны. С араненом было бы веселее, но его забрал король, сочтя, что тот ему нужен сегодня. Переговоры с Ганконером не проводились из-за приезда Линдонской делегации — самого далёкого из эльфийских государств, расположенного на берегу моря. Это было важно для торговли; экономикой король никогда не пренебрегал, и встреча готовилась пышная. Меня встречей никто не напрягал, но вот от гнома деваться было некуда. И я, стало быть, скучала, считая про себя минуты и думая, как хорошо было бы, если бы дневные заботы для меня и для аранена закончились и мы остались наедине. Вздыхала незаметно — вот не думала, что в светлом Эрин Ласгалене буду мечтать о близости с араненом так же исступлённо, как когда-то на холодном болоте, на границе со смертью.

— Вот, вот оно! Наконец-то правильное выражение лица! — скульптор перестал скрежетать и высунулся из-за камушка, — его надо запомнить и сохранить! Сейчас именно богиня любви! Грустить нельзя, надо делать такое лицо!

Ёшкин кот. Ему надо, чтоб я не просто стояла, изящно протянув руки вверх и изображая расцветающий бутон, а чтоб ещё и о х…ях в это время мечтала!

Впрочем, мечты значительно скрашивали времяпровождение, и гном, похоже, доволен был. До момента, пока в павильоне не появился бесшумно предмет мечтаний. Изящно поклонился скульптору, вывалил на него витиеватые извинения и твёрдо при этом сказал, что сеанс на сегодня закончен — в саду назначен поединок в мою честь. И я сразу осознала, как хороша была моя жизнь, а я не ценила того.

Немеющими губами спросила:

— Кто?

— Один из линдонцев, эру Вэон, вызвал эру Лисефиэля.

В голову лезли какие-то глупые, разрозненные мысли. Непонимающе спросила:

— Зачем?

Аранен вздохнул:

— Я так понял, линдонцы… по крайней мере, этот, посчитали, что, раз у тебя три консорта, так тебе и нужно три. Богиня любвеобильна. Знают, что меня ты любишь. Что у отца поединок выиграть почти невозможно. А вот место третьего — за него можно схватиться.

— Но это не так!

Ответ был сух и невыразителен:

— Я знаю. Ты знаешь. Они не знали.

— Так я скажу!

— Поздно. Вызов сделан и принят. И отец уже всё сказал.

Вопросительно посмотрела, и принц невозмутимо пояснил:

— Что после поединка с твоим третьим косортом, если случится выиграть, эру Вэон будет иметь дело с ним.

Угрюмо подумала, что третьему консорту в этом случае уж всё равно будет, а я ещё один труп увижу. Лучше бы просто плюнула и сказала, чтоб катился восвояси в свой Линдон. Расклад был невесёлым, но я понимала, что сделанный и принятый вызов не воротишь и сделать ничего нельзя.

Оделась кое-как, дрожащими руками. Пока шли, всё хотела спросить, хороший ли боец этот эру Вэон — и так и не спросила. Живот крутило, голова стала тяжёлой. Идти очень не хотелось, но шла вот.

* * *

Сад, подёрнутый лёгкой зелёной дымкой распускающихся почек, с мокрой от растаявшего снега землёй и похрустывающим под каблуками ледком, оставшимся от ночного заморозка, был полон свежести и предчувствия цветения. Никак это не гармонировало с тем, что должно было случиться.

Меня ждали. Торжественный круг, в центре рыжик и незнакомый черноволосый эльф. Индифферентный Глоренлин, ещё более индифферентный король. Куча незнакомых лиц. Клятые алиены.

Поймала себя на мысли, что надо после всего попросить владыку полечить мою больную голову и как-то расслабиться, и испытала ужас, потому что «после всего» для кого-то из двоих может и не наступить. Общаясь с рыжиком, я видела, что он понимает рискованность своего положения, и принимает это как данность. И всем доволен. Я ж довольна не была.

Отвела глаза от собравшихся, бездумно глядя, как толстенький шмель, копаясь в цветке подснежника, пригибает его своим весом к земле, и вздрогнула, когда этот… я забыла имя, линдонский эльф обратился ко мне. Он стоял совсем близко:

— Богиня…

Натянула бездушную улыбку, думая, что сейчас, неестественно улыбаясь, со злыми глазами, наверное, похожа на Марфушеньку-душеньку, но он, похоже, думал иначе:

— Я сожалею, если опечалил тебя. Прости, я не мог иначе. В твоей улыбке дыхание вечности, что тебе жалкие смертные, но посмотри на меня… я буду сражаться в твою честь, и сегодня лучший день в моей жизни, — шальные синие глаза, синее, чем это апрельское небо, и действительно мучительное счастье на лице.

Кали маа… К горлу подкатила тошнота, но я сдержалась и кивнула. Молча. И посмотрела на моего третьего консорта — тот встретил взгляд отрешённо, уже впадая, похоже, в боевой транс.

Это немного успокоило: Лисефиэль был битый жизнью эльф, с опытом, умеющий оценить свои силы, а линдонец, чьё имя я забыла — явно моложе и наивней. С внезапным отвращением подумала, что, хоть линдонец и декларировал простодушие, однако ж вызвал слабейшего.

Он всё что-то говорил, и я прислушалась:

— Владыка Мирквуда и его наследник дороги тебе, но я надеялся, что недавно появившийся третий не так… — он смешался, переглотнул, — прекрасная, помни, что элу Трандуил сам вызвал меня на следующий поединок, не я его… я надеюсь на милость богов, будь и ты милостива, не отвергай…

Тяжело вздохнула, не зная, что ответить, и с облегчением повернулась к Ардариэлю, подносящему кубок:

— Зелье эльфийского зрения, богиня.

Тяжелы были разговоры.

Выпила предложенный напиток, и мир замедлился. Глоренлин поднял руку — и парадные одежды соперников взвихрились, они стали похожи на райских птиц. Свист и лязганье клинков, почти невозможные положения тел, текуче уходящих от ударов, нечеловеческая грация — всё казалось больше танцем, чем смертельным поединком, но ярость чувствовалась не игрушечная. Я не видела,