Шальные деньги - Йенс Лапидус

Потянулся за бутылкой. Еще догнался «Мортлахом».

Стены заплясали перед глазами.

Попытался встать.

Не удержался.

Грохнулся замертво.

Три дня спустя. У Хорхе серьезный напряг. Уж сутки, как подчистил весь хавчик, а в кармане слезы — четыреста крон. Делать приседания не было сил. Искать новую хату — и подавно. Походу, на воде и вискаре долго не протянешь.

Придется-таки идти за продуктами.

Бабло нужно. Вопрос: клюнет ли Радо на его предложение? Не клюнет, с баблом вообще будет край.

И что хуже всего, совсем осатанел от одиночества.

Дико хотелось пересечься с друзьями, родными. Тянуло к людям.

Неужто все кончено?

Выбраться в город. Пожрать. Срубить мальца лаве, а то сербам звонить еще когда. Ситуация!

Порылся в книжном шкафу. Нашел карту. Масштаб — ни черта не разберешь. Нашел в телефонном каталоге получше — хотел выяснить, как вернуться сюда, когда разберется с делами в городе. Разыскал Дювик.

Может, тачку угнать?

20

Сомнений нет: то будет мегадвижуха года — самая дорогущая и пафосная частная днюха.

ЮВе уже несколько дней предвкушал ее прелести. Понтовая, качовая, роскошная. А главное — чумовая тусовка.

Карл Мальмер, он же Карл Джетсет, он же Принц Стурепланский, отмечал четвертак своего нарождения на свет божий и по такому августейшему случаю устраивал торжества в своих четырехкомнатных апартаментах площадью сто пятьдесят квадратных метров. Апартаменты занимали целый этаж дома, что на Шеппаргатан, террасу на крыше того же дома забронировали за несколько месяцев.

Зазвали самых жгучих красоток, заманили чад из лучших домов, а уж звездатый бомонд на празднике — ну куда же без него!

ЮВе прибыл в компании Фредрика и Ниппе. Предварительно зарядившись у Фредрика. Была половина двенадцатого. В передней вешалки стояли забитые под завязку, а за порядком присматривал черный геркулес, без жетона, зато самого безупречного вида: черная кожаная куртка, черная водолазка, черные джинсы. Фредрик хмыкнул:

— Наняли секьюрити на частную днюху, а?!

Геркулес нашел их имена в списке гостей, кивнул, проходите.

Разделись, вошли.

Дом встретил их теплом, ароматом духов, светским гомоном и запахом eau de cash, будто переступили порог самого крутого стокгольмского клуба. Протиснулись сквозь стайку пигалиц: те, видно, только что прибыли и теперь прихорашивались перед зеркалами в холле. Ниппе, сглотнув слюнки, с разбегу приударил за первой глянувшейся очаровашкой. Фредрик громко спросил, где именинник. Кто-то показал в сторону кухни. Пошли, волоча за собой упиравшегося Ниппе.

Кухня занимала не меньше пятидесяти квадратов. В середине ее разместился стол, переделанный под бар. За ним два чела в банданах готовили коктейли. Народу — не протолкнуться. В колонках играл The Sound. В центре толпы сиял лучезарный Джетсет собственной ВИП-персоной, прикинутый в белый смокинг.

— Хелло, бойз.

Карл обнял приятелей в знак приветствия. Он беседовал с двумя девицами, которых не преминул представить. Соски — высший класс. Фредрик мило защебетал, а Ниппе снова включил маньяка. ЮВе со скучающим видом поглядывал по сторонам. Старался держать фасон, не выдавая, как потрясен увиденным.

Прикинул: а Джетсет, видать, круто зарубает на сейшаках и клубах, круче, походу, только кокс. Кухня нулевая. «Боффи», итальянский дизайн для небедных людей. Столешницы из искусственного камня, изящные продолговатые ручки. Плита из шлифованной стали, «Гаггенау» с четырьмя газовыми конфорками и встроенным грилем. Над мойкой, выгнув лебединую шею, поблескивал хромированный смеситель с ручками. Холодильник и морозильник тоже из стали, габаритные, с двумя дверцами, с широкими круглыми ручками. Слева от морозильника стоял винный шкаф с прозрачной дверцей, забитый бутылками. Кухня рулила не по-детски.

В людском скоплении наблюдалась грамотная смесь звезд первой, второй и третьей величины. ЮВе с азартом разглядывал знаменитостей: фотографа Бинго Римера, принцессу Мадлен со свитой, диджея Петера Сиепена, стилиста Фредрика аф-Клеркера, фотомодель Мини Анден, светскую львицу Робинсон-Эмму, скандально знаменитого пастора Рунара Сегаарда, журналиста и телеведущего Даниэля Нюлена, директора шведского отделения «Луи Виттон» Фелипе Бернардо, актера Микаэля Персбрандта, художника Эрнста Бильгрена, Е-Туре, фэшн-редактора Софи Фарман, вокалиста «Армии любовников» Жан-Пьера Барду, солистку A-Teens Марию Сернехольт, главу крутейшего рекламного агентства имени себя Микаэля Стурокерса.

В самом центре заметил министра Лейфа Пагротски.

Ниппе мигом испарился, кинувшись в самую гущу тусовки. Фредрик смоктал сигарету.

Джетсет обратился к ЮВе:

— Клево, что пришел. В первый раз у меня?

— Ага, слушай, хата офигенная!

— Спасибо. Мне самому нравится.

— Сколько же народу ты позвал?

— Немерено, еще террасу наверху снял. Туда уж сотни полторы набилось, короче столпотворение. Сам сходи посмотри, там и поляна накрыта. Попозже на крыше еще будут маленькие сюрпризы.

— А соседи?

— Прыгают до потолка. Снял для них люкс в «Гранд-отеле».

— Еще бы! Кто ж откажется от такой халявы? А с моим «сюрпризом» все гут?

— Зер гут. Клево, что смог достать в такой запаре. Ждет в опочивальне.

— А Софи пришла?

— И Софи. Где-то на крыше.

ЮВе поблагодарил, двинул дальше. Радуясь наметившемуся сближению с Джетсетом.

Вышел в прихожую, кивнул геркулесу и отправился наверх.

Терраса походила на лесную поляну, усеянную железными грибами, — газовые обогреватели разгоняли октябрьский холод. Карл подстраховался: треть террасы накрыл тентами. Впрочем, вечер выдался погожий. Газовые грибы источали тепло, вокруг них, позвякивая блингами, уютно резвились девчонки в мини-топиках. ЮВе поискал глазами Софи. А пипл все прибывал. Из габаритных колонок гремел свежий хит Робин.

С десяток девиц пытались дрыгаться, несмотря на тесноту. Рановато для танцулек, вот через часок бы, когда пойдет оттяг, самое оно. Приняв на грудь да закинувшись.

Угощение знатное. Деликатесы на ложечках: гусиная печенка на крутонах, сиговая икра со сливками и зеленым лучком, толченая картошечка с черной икрой. Пустую ложечку бросали в ведерко на столике, брали новую. Дальше стояли тарелки с подставкой для бокала. На тарелки накладывали куриные шашлычки, маринованные в лайме, салат табуле, заправляли кисло-сладким чили. Официанты из кейтеринга бойко хлопотали вокруг гостей. Молниеносно подносили новые ложечки, опорожняли ведерко, подливали вина.

Прямо манхэттенский вечер посреди Стокгольма.

Повсюду пестрела реклама «Хармы». А Джетсет-то не промах, всю вечеринку забомбил за счет заведения.

Софи стояла на другом краю, как раз у тентов. ЮВе протиснулся к ней. Она точила лясы с долговязым чуваком в узких джинсах и пиджаке в меловую полоску. На спине у долговязого красовалась какая-то трендовая аппликация. Щеки просили бритвы, короткий ежик под стать щетине на щеках. ЮВе узнал чувака. Известный рекламный перец с вечно дебильной ухмылкой. Номер семьдесят три в позапрошлогоднем списке шведских секс-символов «Elle», гроза всех пилоток. Тот еще клоун.

ЮВе подошел, попросил Софи представить его. Та — ноль эмоций — продолжала трепаться с модным клоуном. У ЮВе челюсть отвалилась. Сунув руки в карманы, кое-как изобразил безразличие.

Игнор?

Плюнул, отвалил. Сохраняя маску, вернулся в квартиру.

В голове гвоздем засело единственное слово: черт!

Что с ней такое, с Софи? Уж не раскусила ли его? Шила в мешке не утаишь. Не по зубам провинциалу из Робертсфорса самая центровая соска на Стуреплане.

И спрашивается: почему именно Софи? Может, для тебя она реинкарнация Камиллы? Тусовщица с высоким ай-кью? С Камиллой стряслось что-то страшное и ты пытаешься заглушить горе? Пошел по ее стопам. Переехал в столицу, гуляешь, соришь деньгами. Западаешь на баб, похожих на сестру. Косишь под нее, короче. Камилла вела двойную жизнь, явно шифруясь от отца с матерью, да, наверное, и от тебя тоже. Взять хотя бы те фотки: Камилла ведь никогда не рассказывала, что каталась на «феррари». Лишь однажды намекнула ЮВе: «Я за два месяца зашибаю больше, чем мама за год». С какого перепугу? И как получилось, что в вечерней школе у нее была всего одна подружка, да и та Сусанна? Это у Камиллы-то, у которой в Робертсфорсе отбою от друзей не было?

Мысли путались. Припомнил, что давеча рассказывал ему Ян Брунеус.

Мутный чувак.

Надо копать дальше.

Гостиная набилась плотнее, чем станция метро в понедельник с утра. Из угла пускал зеркальные блики стробоскоп. Шесть разноцветных лазерных пушек рисовали картины на стене. На полу курилась дым-машина, а от громадных колонок, расставленных по углам, весь дом ходил ходуном. На двух плазмах, поставленных на колонки, мелькал видеоряд Эрнста Бильгрена.