Русофобия - Елена Владарчук

Мне доложили, что произошло ещё одно нападение этого Русофоба.

– Да, – обрадовалась я, – нападение было, но девушка выжила. Ему помешали.

Я рассказала Константину Петровичу краткую версию вчерашнего происшествия в Центральном парке и того, что было потом, в больнице. Мне показалось, что к концу разговора Ефимцев даже повеселел. Значит, и вправду переживает за наших.

– Ты давай там со своим американцем ловите этого маньяка поскорее, да покажите ему Кузькину мать. А то совсем они там страх перед Богом потеряли.

– Хорошо, Константин Петрович, как поймаем, так сразу и покажем, – улыбнулась я.

– Хорош ёрничать, Берегова, иди работай! А я своему начальству доложу. Хоть какие-то хорошие новости.

– Слушаюсь, Константин Петрович, идти работать, – но он уже отключился.

Я положила телефон на стол и с удовольствием потянулась. Настроение было чудесным, как и утро. Я находила немало причин для радости, потому что любое, даже самое крохотное поражение Русофоба – это наша большая победа. Нападение на Наташу Сиридову прошло неудачно, жертва выжила, Розалинду мы взяли, сообщницы у Трумэна больше нет. Осталось только расколоть её, узнать, где прячется маньяк, и можно отправляться его брать. Дело в общем-то осталось за малым.

Временный офис ФБР в Нью-Йорке

8.30

В двери повернулся ключ.

– Вставай.

Розалинда Голдер открыла глаза и почти одновременно с этим поднялась на постели. Та же женщина, что ночью привела её в эту комнату, поставила на пол поднос с едой и исчезла за дверью. В комнате, где Розалинда провела остаток ночи, не было окон, а из мебели – только двадцати двух дюймовая металлическая лавка с ортопедическим матрасом, на котором лежали сложенные аккуратной стопкой постельные принадлежности.

Розалинда дождалась, когда снова повернётся ключ, вылезла из-под одеяла и подошла к подносу, стоявшему на полу у двери. Вернувшись с ним на постель, она села в позу лотоса и принялась за еду. Кормили в ФБР хорошо, в отличие от Ирака, где ребята, которым посчастливилось вернуться, рассказывали жуткие вещи. Единственное, что расстроило Розалинду – это отсутствие столовых приборов, которые можно было бы использовать в качестве отмычки. Ей выдали только пластиковую ложку. Только начав завтракать, Розалинда почувствовала, как сильно проголодалась. Ещё бы, она не ела почти сутки. Вчера ей дали только воды. Она быстро съела поджаренные ломтики картофеля, бекон и омлет и запила всё это холодным чаем. Вытирая губы бумажной салфеткой, она услышала, что дверь снова открывается. Перед сном Розалинда не раздевалась, поэтому была готова продолжать игру, навязанную фэбээровцем и этой русской девкой, которая даже не представляет, что её ожидает в конце.

Подозреваемую сопровождали четверо: двое спереди, двое сзади, а её поместили посередине. Руки не забыли сковать наручниками, причём за спиной. «Они меня боятся», – с удовлетворением подумала Розалинда Голдер.

Симпатичный агент, который допрашивал её вчера, уже ждал в допросной.

– Доброе утро, – поздоровался он. У Розалинды Голдер были сомнения в этом утверждении, поэтому она промолчала.

Майкл Фэйссобер велел конвоирам снять с подозреваемой наручники и оставить их вдвоём.

– Садитесь, – он указал Розалинде на второй стул, стоящий с другой стороны металлического стола.

Замешкавшись на мгновение в попытке просчитать варианты побега, Розалинда опустилась на стул. Ей показалось, что с агентом Фэйссобером можно найти общий язык и договориться по-хорошему. Да, и сбежать отсюда вряд ли удастся. Пока её вели на допрос, Розалинда Голдер успела осмотреться и оценить уровень системы безопасности.

Розалинда молчала и ждала, из-под опущенных век наблюдая за агентом, рассматривавшим её.

– Миссис Голдер, вы готовы сотрудничать с нами? – Наконец, спросил он.

Она ответила не сразу, тянула время, оценивая риски и выгоду. Наконец, подняла глаза и встретила его взгляд. Прищурилась:

– Вы предлагаете сделку?

– Если вы всё откровенно мне расскажите, и ваша информация поможет в поимке Джека Трумэна, вас ждёт значительное послабление.

Фэбээровец смотрел прямо и искренне, и Розалинда, доверившись своему чутью, решила, что можно ему поверить.

– Мы с Джеком были любовниками, там, в Ираке. Знатно развлекались, – усмехнулась она. – Потом у него поехала крыша, и его списали. Два месяца назад он меня нашёл и попросил помочь. Поскольку у меня есть свои причины ненавидеть русских, я согласилась. Джек убедил меня, что всё предусмотрел. Так и было, всё шло по плану. И полетело ко всем чертям, когда вмешалась эта проклятая русская девчонка. Что делать, – она пожала плечами, – вам повезло, мне – нет.

– Как вы отбирали жертв? – Спросил агент Фэйссобер.

– Это было легко, я ведь ежедневно вижу их на работе. Я выбирала тех, кто читал литературу на русском языке, в основном классиков, чтобы не ошибиться. Потом подавала сигнал Трумэну, и всё. Дальше он действовал сам.

– Где он скрывается?

– Я не знаю.

Агент Фэйссобер испытующе смотрел на Розалинду, она отвечала ему таким же пристальным взглядом.

– Напишите все подробности: что он делал, что говорил, ваши собственные наблюдения и выводы. – Он протянул Розалинде несколько листов бумаги и карандаш. – Не упустите ни одной детали.

Он кивнул Розалинде и вышел из комнаты, а женщина, немного поразмыслив, принялась писать.

Временный офис ФБР в Нью-Йорке.

9.06

Я стояла за зеркальным стеклом и смотрела, как сообщница Русофоба записывает историю своих злодеяний. Майкл куда-то ушёл, а мне хотелось поделиться с ним своими мыслями насчёт Розалинды Голдер. Мне кажется, агент Фэйссобер был слишком снисходителен. Она этого не заслуживала.

Если пожалеть преступника и помочь ему избежать заслуженного наказания, потом всю жизнь будет преследовать чувство несправедливости и обиды. Я это точно знала, потому что видела, как страдала моя мать от принятого когда-то давно неправильного решения. Внезапно я почувствовала желание позвонить маме и сказать, что люблю её. Такое случалось нечасто, потому что после того случая мы как-то незаметно отдалились друг от друга, переживая каждый по-своему.

Мой отец был лучшим во всём, за что бы ни брался. У него всё получалось. И когда не решалась задачка по математике, и я, и Гошка, мой младший брат, предпочитали идти за помощью к папе. Хотя всей семьёй присутствовали на церемонии награждении нашей мамы почётным званием «Лучший учитель года». И машину отец водил всегда уверенно и осторожно, предпочитая не рисковать, особенно если в салоне был кто-то из семьи. Папа любил маму и нас с братом. В этом невозможно было сомневаться.

И в аварии был виноват не он, а та женщина, что приходила к маме, рыдала на нашей кухне и умоляла простить её. Потому что в её машине тоже был ребёнок, её сын, который теперь находился в реанимации между жизнью и смертью. И эта женщина, по вине которой моя