Дочь солнца. Хатшепсут - Элоиз Мак-Гроу

Без интереса она смотрела на Нахта, надсмотрщика за работами — костлявого угрюмого типа, который переводил подозрительный взгляд с Акхема на Сехведа, раба Амона, которого она хорошо помнила по регулярным ежемесячным визитам во дворец. Это был дрожащий любезный старичок, очень достойный и сонный, который, по её мнению, уже на несколько лет пережил свою способность приносить какую-нибудь пользу.

   — Я умоляю Ваши Величества без неудовольствия принять моё недостойное гостеприимство, — провозглашал Акхем, одновременно подзывая рабов и носителей опахал. — Если Ваши Величества соизволят сесть... Боюсь, что могу предложить вам только мёд и воду. Ваши Величества, конечно, понимают, что мы, жрецы, ведём скромную и ограниченную жизнь и не наслаждаемся той роскошью, к которой привыкли Ваши Величества...

Хатшепсут иронически взглянула на увесистое брюшко и лоснящуюся кожу маленького человечка, тончайшее полотно, в которое было облечено жирное тело, но воздержалась от комментариев.

Ненни вежливо пригубил безвкусный напиток. Фараон был бледнее, чем обычно, шея напрягалась под тяжестью короны.

   — Вы можете рассказать Моему Величеству о ваших обидах, — произнёс он.

   — Я благодарю вас, Великий Гор. Я не знаю, с чего начать. Это очень деликатное дело.

   — Это касается заявлений некой жрицы?

   — В значительной степени, Ваше Великолепие.

   — В них заключено всё, — с неожиданной страстью включился в разговор Нахт. Хатшепсут заметила, что он смотрел на Акхема, как кошка могла бы смотреть на очень большую и опасную крысу.

Верховный жрец не обратил внимания на реплику.

   — В храме есть жрица в ранге божественной служанки, некая Нофрет-Гор. В прошлом она проявила незаурядные способности в провидении и предсказании, но теперь, боюсь, совершенно обезумела.

   — Возможно. А может быть, и нет, — огрызнулся Нахт.

Акхем стрельнул в него ледяным взглядом:

   — Если надсмотрщик будет любезен не прерывать меня...

Ненни прокашлялся:

   — Какое же пророчество так беспокоит вас?

   — Она говорит... Конечно, Ваше Величество понимает, что это не может называться пророчеством, пусть Сильный Бык простит... недостойного, если тот поправит его божественные слова. Это ложь, это просто бред расстроенного сознания... — Акхем несколько минут распространялся в том же духе, его ровный убедительный голос не менялся, но верхняя губа предательски вспотела, и он вытирал её тонким как паутинка шатком.

   — Но что же говорит эта женщина? — наконец прервал его Ненни.

Неожиданно старый раб Амона заговорил невинным голосом весёлого ребёнка:

   — Она говорит, что Верховный жрец недостоин своего служения.

   — Вот как! — пробормотал фараон. Хатшепсут рассматривала свои перстни. Когда шаток Верховного жреца вновь пришёл в действие, её вдруг наполнила радость. Конечно, фараону как бы между делом пояснили, что женщина безумна; на её гнусное высказывание, которое, как она утверждала, было словом Амона, сошедшего к ней в её провидении, не следовало обращать внимания, оно лишь подчёркивало её безумие. Акхем сожалел даже о том, что ему пришлось рассказать о ней фараону; но он был уверен, что фараон теперь согласится: нужно что-то сделать, чтобы немедленно устранить женщину из храма.

   — Неужели это действительно невозможно? — спросил Ненни. — Прогоните эту женщину. Обратитесь к колдуну, чтобы он изгнал хефт. Я уверен, что вам не потребуется помощь фараона.

   — Ваше Величество не полностью постигает ситуацию, — произнёс Нахт тоном, прямо указывавшим на то, что он решил сказать своё слово. Ядовито взглянув на Акхема, он встал прямо перед фараоном. — Нофрет-Гор — жена начальника кладовых, превосходного человека, необходимого предстоящим храма! Я уверен, что Верховный жрец согласится со мной. Если бы не начальник кладовых, учёт в сокровищницах давно бы оказался ввергнутым в хаос. Думаю, что я не преувеличиваю, не так ли, достойный Акхем?

Он ехидно ухмыльнулся, Акхем в ответ слишком небрежно пожал плечами.

   — Да, он принёс много пользы. Но я думаю, что не следует обременять Доброго Бога этими мелочами.

   — Не всё это мелочи, — прервал Нахт. — Например, ошибки, которые он нашёл в записях сокровищницы...

   — Да, какой-то враг подделал записи, — объяснил Акхем. Теперь он говорил уже настолько беззаботно, что трудно было разобрать слова. — Получалось так, будто я... будто некоторые богатейшие пожертвования уходили в мою собственную казну, это...

   — Козни... врагов... несомненно, — подтвердил Нахт, наблюдая за Акхемом, — храм заполнен ими. Сможет ли Ваше Величество поверить, что некоторые жрецы — люди, которым Верховный жрец абсолютно доверял, фактически его любимцы — на деле забирали себе пожертвования от самых состоятельных прихожан? Причём они не только получали, но и требовали богатых личных даров для пожертвования богу.

Акхем напряг голос и перекричал Нахта:

   — Конечно, когда начальник кладовых показал мне то, что обнаружил, этих людей изгнали из храма. Всё это закончилось, надсмотрщик, и хватит об этом.

И всё же, думала Хатшепсут, он ещё выглядит слишком обеспокоенным исходом этой небольшой игры, в которой наверняка участвовал не без выгоды!

Ей казалось, что этот начальник кладовых возникал в разговоре с интригующей периодичностью, будто некое небесное светило. Пока Верховный жрец говорил с Ненни о безумной прорицательнице, она негромко сказала Нахту:

   — Я правильно поняла ваши слова, будто эта Нофрет-Гор — жена начальника кладовых?

   — Да, Сиятельнейшая.

   — Вот как! Неудачное совпадение.

   — Да, неудачное, чудовищно неудачное! — В глазах надсмотрщика мелькнул испуг, более того — подобие паники. — В этом вся загвоздка. Если её изгонят, то, по законам храма, нужно изгнать и его.

   — А вы считаете его необходимым? — спросила она. Ненни услышал вопрос и повернулся, чтобы расслышать ответ.

   — Ваше Сиятельство, я не представляю себе, как бы я мог выполнить значительную часть обязанностей моего ведомства без него! Да ведь в этот момент я даже не знаю, где... — Нахт запнулся. — Я имею в виду, что он не только необходим, он незаменим. Знаток чисел, превосходный устроитель, да и может при необходимости взвалить ответственность на свои плечи: это самое главное, если вспомнить, как часто я должен отсутствовать по делам храма, путешествуя каждый месяц в Абидос и Мемфис...

Его вновь заглушил голос Акхема:

   — Никакой мелкий чиновник не может быть незаменимым. Действительно, он сделал себя чрезвычайно полезным, боюсь, что наш надсмотрщик слишком сильно зависит от него. Однако безумие его жены сделало совершенно невозможным его дальнейшее пребывание в храме. Ваше Величество, её ядом пропитано всё жречество! Невозможно описать сумятицу, которую она создаёт этой ложью.

   — Дело Его Величества, — отчётливо произнёс Нахт, — решить, ложь это или нет.

Ненни вздохнул, несколько мгновений смотрел на двоих разъярённых людей, а затем повернулся к старому рабу Амона, который, довольно мигая, наслаждался прохладой, создаваемой опахалами.

   — Как могло получиться, Сехвед, что ни в одном из ваших ежемесячных отчётов вы не сообщили ни о подделанных записях, ни даже о распространении этих ядовитых слов?

   — Что? Неужели не сообщил? — обернувшись, переспросил раб Амона.

   — Вы не знаете, что пишете в своих собственных отчётах?

   — Ваше Величество, скоро семьдесят лет, как я постигаю мудрость, — с укором в голосе возразил раб Амона. — Я не в состоянии быть таким же деятельным как в молодые годы. Конечно, я участвую лично в важнейших делах храма, но начальник кладовых, человек со множеством достоинств, помог мне освободиться от таких мелких обязанностей, как писание отчётов...

Хатшепсут с каждой минутой становились понятнее достоинства начальника кладовых. Конечно же, этот негодяй держал в руке весь храм Амона и сейчас понемногу сжимал кулак. Возможно, он сам хотел стать Верховным жрецом.

О, борода Птаха! Ну и пройдоха, думала она. И насколько толковый пройдоха!

Больше того, он пытается остаться в стороне от всех этих проделок, поняла царица мгновением позже, и ему это удастся, если она не воспрепятствует этому. Вопросы Ненни вернулись к пророчице; он говорил о правосудии и несправедливости и с тревогой слушал Акхема и Нахта, которые с трудом скрывали обоюдную ненависть под покровом привычных манер. Два попавших в капкан рычащих шакала — и фараон, который снова и снова искренне взвешивал доказательства против пророчицы и был так поглощён изучением ядовитой приманки, что не видел, кто установил ловушку.

«Милосердный Осирис, мы пробудем здесь до темноты! — думала Хатшепсут. — Пять минут разговора с этим драгоценным начальником кладовых, и я покончу с этим делом...»