Штамм. Закат - Гильермо дель Торо

Измученные, вымотанные, живущие последние дни на пределе сил, Эф и Нора были совершенно не готовы к этому и тем сильнее прильнули друг к другу. Эф прижал Нору к кафельной стене, его руки блуждали по ее телу, потому что ничего другого этим рукам и нужно не было. Перед лицом фатального ужаса и полного обесчеловечивания сама страсть человеческая уже была актом неповиновения.

Вторая интерлюдия

«Окцидо люмен»: история книги

Шествуя вдоль канала, смуглый брокер в черном бархатном жакете Неру важно крутил на мизинце перстень с голубым опалом.

– Имейте в виду, я никогда не встречал минхера Блака лицом к лицу, – говорил брокер. – Он предпочитает вести дела только так.

Рядом шел Сетракян. В тот раз он путешествовал с бельгийским паспортом под именем Руальда Пирка, а в графе «род занятий» значилось: «торговец антикварными книгами». Документ был искусной подделкой.

На дворе стоял 1972 год. Сетракяну было сорок восемь лет.

– Хотя я могу заверить вас, что он очень богат, – добавил брокер. – Вы сильно любите деньги, месье Пирк?

– Да, сильно.

– Тогда минхер Блак вам очень понравится. Этот томик, что он разыскивает… Минхер Блак заплатит за него весьма щедро. Я уполномочен заявить, что он принимает вашу цену – цену саму по себе я охарактеризовал бы как довольно агрессивную. Это вас радует?

– Да.

– Так и должно быть. Вам, несомненно, повезло суметь приобрести столь редкий том. Я уверен, вы полностью осведомлены о его происхождении. Вы, случаем, не суеверный человек?

– Случаем, суеверный. Профессия обязывает.

– Ах, так вот почему вы решили расстаться с ним? Я, со своей стороны, расцениваю этот том как книжный вариант «Сатанинской бутылки». Вы знакомы с этой сказкой?

– Стивенсона?

– Верно. О, надеюсь, вы не думаете, будто я проверяю ваши познания в литературе, чтобы оценить вашу добросовестность? Я упомянул Стивенсона только потому, что недавно посредничал в продаже невероятно редкого издания «Владетеля Баллантрэ». Однако в «Сатанинской бутылке», как вы, очевидно, помните, проклятую бутылку каждый раз следовало продавать по цене ниже той, по которой ее купили. С этим томом все совсем иначе. Совсем, совсем иначе. Как раз наоборот.

Они проходили мимо ярко освещенной витрины, и в глазах брокера вспыхнул живой интерес. В отличие от других окон-витрин Де Валлен, амстердамского района «красных фонарей», в этой стеклянной клетке сидела не обычная проститутка, а мальчик-транссексуал.

Брокер разгладил усы и снова обратил взор к мощенной кирпичом улице.

– Во всяком случае, – заметил он, – у этой книги беспокойное прошлое. Я сам не буду вести дело. Минхер Блак – неутолимый коллекционер, первоклассный знаток книг. Его вкусы простираются в область специфических и малоизвестных изданий, а его чеки всегда безупречны. Как бы то ни было, справедливость требует, чтобы я предупредил вас: уже было несколько попыток мошенничества.

– Я понимаю.

– Разумеется, я не могу принять на себя никакую ответственность за то, что стало с этими бесчестными торговцами. Хотя должен сказать, что минхер Блак проявляет живейший интерес к предмету нашего разговора, поскольку в каждом случае неудачной сделки он выплачивал мне половину полагающихся комиссионных. Для того, чтобы я продолжал поиски и приводил к его, так сказать, порогу все новых и новых потенциальных продавцов.

Брокер как бы мимоходом вытащил пару тонких белых хлопчатобумажных перчаток и натянул их на руки с великолепно ухоженными ногтями.

– Приношу извинения, – сказал Сетракян, – но я приехал в Амстердам не для того, чтобы гулять по его прекрасным каналам. Как вы уже знаете, я суеверный человек, и мне бы хотелось как можно скорее сложить с себя бремя хранителя столь ценной книги. Буду откровенен: меня больше заботят грабители, нежели проклятия.

– Да, понимаю. Вы практичный человек.

– Где и когда минхер Блак будет доступен для сделки?

– Значит, книга с вами?

– Она здесь, – кивнул Сетракян.

Брокер показал на складную дорожную сумку в руке Сетракяна – черную, из жесткой кожи, с двумя ручками и двумя застежками.

– При вас?

– Нет, слишком рискованно.

Сетракян переложил сумку из одной руки в другую, надеясь, что это будет истолковано как знак, говорящий об обратном.

– Но она здесь. В Амстердаме. Довольно близко.

– В таком случае прошу извинить мою дерзость. Однако если вы действительно обладаете «Окцидо люмен», значит вы знакомы с ее содержанием. С ее raison d’être.[18] Так ведь?

Сетракян остановился. Он впервые отметил, что они удалились от шумных улиц и остановились в узком переулке. Прохожих поблизости не наблюдалось. Брокер сложил руки за спиной, словно бы в процессе невинной беседы.

– Да, знаком, – сказал Сетракян. – Но с моей стороны было бы глупо распространяться об этом.

– Верно, – молвил брокер. – И мы не ожидаем от вас этого. Но могли бы вы доступно подытожить свои впечатления от нее? Всего несколько слов, если не возражаете.

Сетракян уловил за спиной брокера металлический проблеск. Или то была просто рука в перчатке? Так или иначе, Сетракян не испытал страха. Он был готов к этому.

– Малах Элохим, – сказал он. – «Посланники Бога». Ангелы. Архангелы. В данном случае – падшие ангелы. И их нечестивое потомство на этой земле.

В глазах брокера сверкнула искра и тут же погасла.

– Замечательно! Ну что же, минхер Блак в высшей степени заинтересован во встрече с вами. Очень скоро он даст о себе знать.

Брокер протянул Сетракяну руку в белой перчатке. Авраам носил черные. Когда они обменялись рукопожатием, брокер наверняка почувствовал сквозь ткань изувеченные пальцы Сетракяна, – его рука на мгновение замерла, что само по себе было довольно неучтиво, однако никакой иной реакции не последовало.

– Я дам вам мой местный адрес? – предложил Сетракян.

Брокер бесцеремонно отмахнулся, поведя в воздухе затянутой в перчатку рукой.

– Я не должен ничего знать. Желаю вам всяческих успехов, месье, – сказал он и двинулся прочь тем же путем, каким они сюда пришли.

– Но как же он свяжется со мной? – спросил Сетракян вслед.

– Я знаю только, что свяжется обязательно, – бросил брокер через бархатное плечо. – Наилучшего вечера вам, месье Пирк.

Авраам долго смотрел в спину франта, удалявшегося по переулку, – во всяком случае, достаточно долго, чтобы увидеть, как он свернул к витрине, мимо которой они прошли ранее, и, любезно улыбаясь, постучал по стеклу.

Сетракян поднял воротник пальто и, желая оказаться подальше от чернильных вод, зашагал в западном направлении – к площади Дам.

Амстердам – город каналов, посему это весьма необычное место для проживания стригоев, которым природой запрещено пересекать движущуюся воду. Однако дело здесь было в следующем. Преследование нацистского доктора Вернера Древерхавена, лагерного врача Треблинки, – преследование, которое отняло у Сетракяна много лет жизни, – вывело его на подпольную сеть торговцев антикварными книгами. А это, в свою очередь, проложило ему дорогу к предмету вожделения Древерхавена, невероятно редкой книге – латинскому переводу малоизвестного и запутанного месопотамского текста.

Район Де Валлен больше известен как жуткая мешанина наркотиков, кофешопов, секс-клубов, борделей и витринных девочек и мальчиков. Но узкие переулки и каналы портового города Амстердама служат также пристанищем для небольшой, но в высшей степени влиятельной группы перекупщиков антикварных книг, торгующих манускриптами по всему миру.

Сетракян выяснил, что в послевоенные годы Древерхавен, преобразившись в библиофила по имени Ян Пит Блак, бежал в Нижние земли.[19] До начала пятидесятых он шлялся по Бельгии, затем перебрался в Нидерланды и в 1955 году осел в Амстердаме. В районе Де Валлен он мог свободно передвигаться по ночам, следуя маршрутами, на которые не распространялись запреты, налагаемые водными путями, а в дневное время, никем не замеченный и не узнанный, скрывался в какой-нибудь норе. Каналы сильно осложняли его пребывание в городе, но, очевидно, соблазн библиофильской торговли – и, в частности, соблазн наложить свои руки на «Окцидо люмен» – был неодолим. Древерхавен устроил себе здесь гнездовье, и Амстердам стал его постоянным местом обитания.

Центр города походит на остров. Улицы расходятся от площади Дам. Каналы окружают центральную часть практически со всех сторон, но нигде не прорезают ее насквозь. Сетракян шел мимо трехсотлетних домов с остроконечными крышами; из окон вился сладковатый аромат гашиша, смешиваясь со звуками американского фолка. Мимо пробежала молодая женщина, припадая на одну ногу из-за сломанного каблука. Время было слишком позднее для ее рода занятий – об этих занятиях яснее ясного говорили коротенькая шубка из искусственной норки и сетчатые чулки на подвязках.