Правосудие бандитского квартала - Александр Ли

Моя мать умерла во время родов, когда Мэри появлялась на свет. А мой папашка был «охотником». Нет, он не стрелял дичь и не охотился на уток. «Охотниками» в Городе Пороков называют тех, кто поставляет девушек в публичные дома бендершам и сутенерам. У нас так устроено, что те, кому нужны проститутки, не могут просто так, безнаказанно, отлавливать девушек. У каждого должна быть своя ниша, свой бизнес. Дела у папашки шли ни шатко ни валко, но на жизнь денег хватало. Даже ему на выпивку. И когда мне исполнилось семнадцать, его насмерть подстрелили в пьяной драке. Кто тогда нажал на курок – так и не выяснили. Возможно, стрелявший был так же пьян, как и мой отец, а потому и не вспомнил о выстреле с утра, когда проспался. Бывает и такое.

С тех пор Мэри воспитывала Джила – проститутка с изувеченным лицом, которым наградил ее один из клиентов, он и все тело ей порезал на лапшу бритвой. На нее и теперь страшно смотреть. Парня, правда, позже нашли мертвым. Но это темная история, в которую я не хотел и не хочу вникать. Правду знает только сама Джила. Я не понимаю, зачем калечить красивых женщин, если можно получать с их красоты прибыль.

Проститутки – отличные приемные матери. У них редко бывают свои дети, вот они и безумно любят приемных, готовы за них любому перегрызть глотку. Пока Джила занималась малюткой Мэри – моей сестренкой, – мне пришлось попотеть. Некоторые парни, работавшие на моего покойного папашку, забыли, что моя фамилия Круз, а зовут меня Кевин. Точно так же, как и моего деда. Отец назвал меня в его честь. Я «охотник» уже в третьем поколении. Да, некоторые парни забыли об этом, когда после похорон папашки решили перетянуть мой семейный бизнес на себя. Им казалось, что я слишком молод, чтобы дать им отпор. Но я постарался. Паре-тройке совсем отмороженных пришлось прострелить головы. И не подкараулив в темном углу, а на глазах у других. Чтобы поняли: со мной шутки плохи. Подействовало. В Бэйсин-Сити понимают язык силы. Или ты уделаешь своих врагов, или они уделают тебя. Мир жесток, но не я заводил подобные порядки. Я просто принял их как данность.

Я не просто удержал семейный бизнес, а развернул его, расширил. С шестнадцати лет я охочусь в городе на молоденьких девиц, чтобы продавать их нужным людям. Каждая четвертая проститутка в Городе Пороков – это моя поставка. У меня отличные отношения с полицией, я честно плачу причитающуюся копам долю с каждой пойманной моими парнями попки, и они не мешают мне работать – делать деньги. У меня свой дом в Бельвю, самом престижном районе города. Можно гордиться такими успехами.

Вот только жаль, что у меня не было времени толком заниматься сестренкой. С годами мы отдалились друг от друга. Ведь ею занималась Джила. Но она – родная кровь, и потому я люблю ее. Видимся мы с Мэри нечасто. Или на кладбище, когда приходим на могилы родителей, или на моем дне рождения.

Сегодня как раз такой день. Мы уже изрядно напились, но я строго слежу за тем, чтобы Мэри не пила спиртного, ведь ей еще только шестнадцать. Как мне, когда пришлось взвалить на свои плечи отцовский разваливающийся бизнес.

– Мэри, если я еще раз увижу в твоих руках стакан с виски, то мне придется об этом рассказать Джиле. А она этого не одобрит.

– Но это кола, – отвечает сестренка.

Я отбираю стакан и нюхаю. Пахнет колой, но и виски тоже пахнет. По бегающим глазкам Мэри я вижу, что она успела-таки немного выпить. Я не приглашаю на свой день рождения парней, которые на меня работают. Босс всегда должен держать некоторую дистанцию с теми, кому платит деньги. Поэтому у меня за столом только те, кого я могу называть своими друзьями. Их немного, и это только мужчины. Единственная дама в нашей компании – Мэри.

– Кто налил Мэри виски? – строго спрашиваю я у парней.

В ответ молчание.

– Кто налил ей? – еще раз спрашиваю я.

По глазам Джона я вижу, что он знает, но не хочет говорить.

– Она сама себе налила, – наконец признается под моим пристальным взглядом Джон. – Я видел. Но не сказал тебе. У меня принцип – никому никого не сдавать.

Чужие принципы надо уважать, тогда и твои принципы уважать станут. Но и проступок сестры нельзя прощать.

– Мэри, выйди из-за стола и иди погуляй, – предлагаю я мягкое наказание.

Я хоть и брат, но старший, глава клана. Она должна меня слушаться. Будет плохо, если она не встанет и не покинет гостиную. Это будет уроном моему авторитету среди друзей. Нет, все же Джила хорошо воспитала мою сестричку – она не спорит со старшими, встает из-за стола и поднимается наверх.

Мы пьем дальше. Голова уже кружится, язык слегка заплетается. Но это же день рождения, надо его отпраздновать основательно. Не стоило мне пить еще и коктейль. Я осматриваюсь. Неужели я один так нализался? Но нет, и друзья мои тоже не теряли времени даром. Машинально отмечаю взглядом, что Джон исчез. Может, свалился под стол и дрыхнет там? Ну, это его проблемы. Мне стоит проветриться. Заодно и Мэри стоит взять с собой на прогулку. Проступок у нее небольшой. Девушке хочется попробовать запретное. Я готов простить ее. Надо же когда-то начинать, вот и познакомилась со вкусом спиртного. Не думаю, что ей понравилось.

Пошатываясь, поднимаюсь на второй этаж. И тут меня ждет сюрприз. Не ожидал я такого. Джон стоит, прижимая мою Мэри к стене, целует ее взасос, да к тому же мнет ей через блузку грудь. Он пьян. Даже не заметил моего появления. Но это не может быть оправданием. Он посмел тронуть мою сестренку! Мою маленькую Мэри!

Сестра уже заметила меня, она отталкивает от себя Джона, тот оборачивается. И делает это вовремя. Я со всей силы бью его в челюсть. А удар у меня поставлен хорошо. Тот, кого я считал своим другом, отлетает к стене, ударяется головой и вырубается. Его счастье. Беспомощных я бью редко.

– Урод, – шиплю я.

Мэри испуганно жмется к стене.

– А ты… ты… ты – шлюха, – бросаю я в лицо сестренке. – Тебе еще только шестнадцать, а ты позволяешь ему мять свою грудь и лапать задницу.

Конечно, не стоит называть свою сестру шлюхой. Если бы кто-то назвал меня «братом шлюхи», он не прожил бы и пяти секунд. Наглецов надо ставить на место быстро.

И тут во мне просыпается мой покойный отец. Он всегда так делал, когда пьяный учил меня уму-разуму. Я вытаскиваю из брюк ремень. Я люблю ремни из толстой кожи, с массивными пряжками. Складываю его пополам. Хватаю Мэри, хоть она и упирается, царапается, зажимаю ее голову между ног, задираю юбку и хлещу по заднице, приговаривая:

– Вот тебе, вот тебе, будешь знать…

Что именно она «будет знать», я и сам не скажу. Так говорил и мой папашка. После порки до меня доходило, что я поступил неправильно.

Мэри визжит так, что ее, наверное, слышат соседи. На ее визг прибегают друзья. И оттаскивают меня от сестренки.

– Ты с ума сошел, Кевин.

Да, я сошел с ума. А разве не потеряешь рассудок, когда у тебя на глазах лапают сестренку, которой только шестнадцать лет.

– Урод! – выкрикивает мне в лицо раскрасневшаяся Мэри и бежит вниз.

Я вырываюсь из рук друзей, которые хотят меня удержать, и мчусь за ней. Мэри уже бежит по улице. Я догоняю ее, хватаю за руку. Сестренка прячет от меня лицо, сквозь всхлипывания с ненавистью произносит:

– Ненавижу тебя. Урод. Отстань.

Возле нас притормаживает машина, в ней трое парней.

– Эй, чего он от тебя хочет? – кричит один из них, высунувшись в окошко.

– Она моя сестра, и я делаю с ней, что захочу, проваливайте! – В моем голосе, наверное, столько злости и решительности, что машина катит себе дальше, но нет, это я даже не заметил, как выхватил пистолет.

Хорошо, что я забыл о нем, когда увидел, как Джон лапает сестренку. Он бы не оглушенный сидел у стены, а лежал бы с несколькими дырками в голове.

– Стреляй в меня, – верещит Мэри, – стреляй. Ведь ты же ненавидишь меня. Ты мне все в этой жизни запрещаешь. А я человек, у меня есть своя жизнь…

Я немного остываю, опускаю пистолет. Мэри машет рукой, останавливает такси и прыгает в салон. Черт, и напился же я. Праздник испорчен окончательно. Друзья подыскивают причины, чтобы под благовидным предлогом покинуть мой дом.

Они как-то умудряются увести с собой Джона, так что я его и не успел заметить. На столе полно выпивки. Но пить больше мне не хочется. Мэри испортила мой праздник, правда, и я испортил ее настроение, но она это заслужила. Небось лежит сейчас задницей кверху и горько плачет. Ничего, я ей преподал урок. Все же я старший брат и имею на это право. Доползаю до кровати и валюсь спать, лишь сбросив обувь. Завтра рано вставать, завтра у меня «охота». Бизнес есть бизнес, его нельзя выпускать из своих рук. Нельзя пускать дела на самотек.

* * *

Я просыпаюсь несколько разбитым. Но контрастный душ – то обжигающе горячий, то обжигающе холодный – приводит меня в чувство. Окончательно становлюсь самим собой после чашки крепкого кофе. У меня есть правило, ему тоже научил меня мой покойный папашка. С утра ни капли спиртного. Только вечером, после того, как улажены все дела. Вот тогда уже можно надираться до полуобморочного состояния. Правда, сам папашка не всегда придерживался этого золотого правила. У него скорее действовал другой жизненный принцип: «можно пить после решения проблем, можно пить до их решения и можно пить даже во время решения. Но никогда не стоит пить вместо решения проблем».