КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ - Брэд Брекк

Сегодня таких женщин мы бы назвали 'вьетнамскими яппи'.

Их особенно отличал тот факт, что они носили бюстгальтеры, такие же, как у девушек, работавших в наших военных магазинах, но бюстгальтеры больше поддерживали их имидж, нежели груди. Это были фальшивые лифчики из Гонконга, они торчали прямо, как рожки с мороженным. И каждый раз, когда я видел такие лифчики, у меня появлялось сильное желание ущипнуть их.

– Ах, – скажешь ты, – половина женской красоты – иллюзия.

Может быть, так и есть, но то была жалкая иллюзия. Их груди не тряслись, не колыхались, не подпрыгивали и не дрожали при ходьбе, и в их размерах и формах не было разнообразия.

Как, должно быть, они восхищались американскими женщинами, особенно из журналов, подобных 'Плейбою', у которых фигуры напоминали песочные часы, бюст покачивался в такт шагам, а розовые, эрегированные соски торчали прямо со страниц.

Грудь и тело, за которые можно умереть!

Национальное платье называется 'ао-дай'. Это одежда из тонкой ткани и состоит из одного предмета с длинными рукавами, с плотно облегающим лифом и талией. Нижняя часть разделена с обеих сторон до талии, и две половинки висят юбкой. Под ао-дай носят чёрные или белые штаны, очень свободные по американским меркам. Ао-дай раскрашивали в самые разные цвета, но оранжевый, пурпурный и белый были наиболее популярны.

Сплошной белый ао-дай обычно носили школьницы из преуспевающих вьетнамских семей, умеющие говорить по-французски.

Женщины Вьетнама малы и миниатюрны, с янтарной кожей, чувственными миндалевидными глазами, гладкими фарфоровыми лицами и длинными чёрными косами до пояса. Женщины постарше, если не стригли волосы, чтобы избавиться от вшей, и не покрывали голову дерюгой, то скручивали их в шишку на затылке. И молодые, и старухи на ногах носили сланцы, хотя крестьянки обычно ходили босиком.

Ближе к окраинам города, в таких районах как Гиа Динь, вотчине Вьет Конга, дома больше походили на лачуги. Здесь их складывали из старых досок, выломанных из ящиков из-под боеприпасов, покрывали ржавым железом и придавливали мешками с песком, или, в редких случаях, крыли соломой.

Некоторые 'дома' представляли собой куски гнилого брезента с резиновыми шторами вместо дверей, косо свисающими со стен на землю.

Картонные коробки из-под печей и холодильников населяли стайки детей. Сироты войны жили в переулках и спали под припаркованными автомобилями, в штабелях старых автопокрышек, кидая сверху куски картона, чтобы укрыться от дождя. Хибары городских улиц, так вот.

Повсюду, где я ходил, дети махали мне рукой или показывали большой палец. Или отдавали честь. А некоторые – их мы называли 'медвежатами' – протягивали руки универсальным жестом попрошаек.

Знаешь, чуть-чуть пробыв во Вьетнаме, солдат вместо того, чтобы БРОСАТЬ шоколадку в толпу оборванцев, начинал ЦЕЛИТЬСЯ в неё.

Безусловно, джи-ай был другом сайгонского рабочего класса : девочек, работающих в барах, воров, контрабандистов, скупщиков краденого, фальшивомонетчиков и вымогателей. И хотя эта деятельность веками существовала в любом городе Востока, в Сайгоне с прибытием огромного количества американцев она стала основной.

Рабочее время начиналось после заката, и сделки совершались на проспектах и улицах. Вьетнамские бандиты считали американских дураков восхитительно богатыми.

Американцы, конечно, не были дураками, но в этой измученной войной стране, где правили бунт, грабёж и рэкет, правда ничего не значила.

Вьетнамцы неправильно понимали американцев и принимали их добрые намерения и щедрость за слабость и тупость, поэтому солдат, дающий чаевые мальчишке-чистильщику обуви, не восхвалялся, а осмеивался.

Каждый день на долю девушек из баров приходился здоровенный кус от долларов янки. Девушки были крошечными, очень красивыми и чрезвычайно развратными. Некоторые из них были агентами Вьет Конга. А бoльшая часть – агентами ВБ (венерических болезней).

Эти мошенницы работали так.

Солдат приходит в бар. Девушка усаживается возле него и заводит разговор. Если он не хочет разговаривать, она предлагает поиграть в крестики-нолики, в очко или орлянку.

Ему одиноко, поэтому обычно он соглашается. У него появляется возможность забыть о войне, хотя бы на несколько часов.

При проигрыше от него ожидают выпивки – в данном случае 'сайгонского чая'. Сайгонский чай – подкрашенная вода, всего лишь напёрсток, на один глоток, а стоит 160 пиастров. При выигрыше – он 'хороший игрок' и всё равно должен купить ей чай. В любом случае он проигрывает, она – выигрывает.

Хозяин заведения платит ей определённый процент от каждой порции чая, которую она выжала. Дураков нет, все прекрасно понимают этот трюк, но солдаты в увольнении жаждут тёлок, и если при этом надо платить, да будет так…

– Ты красивый, Джо…может, ты купить мне Сай-гон чай, да, Джо? – просит она.

А что ещё может делать вояка со своими деньгами в трёхдневном увольнении?

Сайгон – это Город Любви, где можно затеряться, забыться, притвориться.

Если солдат больше не покупает сайгонский чай, она обзывает его 'дешёвым Чарли' и льнёт к другому посетителю, который БУДЕТ покупать ей выпивку. Но, как правило, джи-ай уступает. Он знает, что его используют, но ему всё равно. Это всего лишь деньги. Так какого хрена…

Что значат деньги в такое время?

– О, ты мне нравиться, Джо, – она мурлычет, целует его в щёку, гладит по спине и щекочет в паху. – Ты очень красивый, очень умный. Как долго ты в Ви-нам? Ты иметь подружка? Я нравиться тебе? Ты купить мне ещё Сай-гон чай, пожалуйста, мы остаться вместе на вся ночь. Я сделать тебя счастливый, Джо. Ты парень что надо. Я так тебя любить…

Потому что малышки с выпивкой опытны, а парень с пригоршней зелёных и пивом в животе – никуда не годен.

На открытых улицах жульничество было ещё искусней.

Таксисты заявляют, что счётчики сломаны, и требуют с солдата 100 пиастров за поездку, красная цена которой всего 10. Лавочники заламывают цены вдвое, и американцы, которые привыкли платить столько, сколько просят, опять в дураках.

Если ты покупаешь ожерелье из тигриных клыков на счастье, продавец может смухлевать и завернуть воздух. Дети хватают за штаны и стягивают твой кошелёк. Лихачи на мотоциклах несутся по улице Нгуен-Хюэ, сдёргивают с твоей шеи только что купленный фотоаппарат 'Пентакс' с выдвигающимся объективом и смываются прежде, чем ты успеваешь крикнуть 'Держи вора!'.

А в это время сайгонская полиция, которую называют 'белыми мышами', стоит рядом, посмеивается и поигрывает дубинками. Когда военный зовёт на помощь и никто не приходит, он так свирипеет, что ему хочется вернуть свои 16 лет и перебить половину грёбаного города.

Прямо сейчас.

'Белые мыши' – это мафия, купленная и трусливая. У солдата нет ни малейшего шанса. Он не может отличить вьетконговца от простого вьетнамца.

И не знает, что со всем этим делать.

Жулики обирают его, девки обдирают, торговцы обманывают и бандиты грабят его. И если всего этого ещё недостаточно, то партизаны-коммунисты подкарауливают его днём и ночью на бульварах и в бистро.

Всем угрожает опасность. Опасность всё время. Война повсюду. Самые осторожные могут погибнуть.

И гибнут.

Невероятно раздражала апатия вьетнамских официальных лиц. В тёмных внутренностях Сайгона обитали банды юных преступников – целая армия приблизительно в 200 тысяч человек, но по отношению к ним полиция проводила политику 'невмешательства'.

Многим из них было по 18-19 лет, сколько и нам, то есть им хватало лет для призыва на службу. Поэтому, понятное дело, солдаты хотели знать, почему эта молодёжь не в армии и на чьей стороне были сами вьетнамцы в той войне.

А кто мог судить этих бандитов?

Здесь преступление – образ жизни. Как ещё выжить бедноте Сайгона? Мальчику надо либо зарабатывать по 50 центов за 12 часов работы, латая дырявые покрышки, либо, наоборот, становиться обманщиком и зарабатывать в 10 раз больше, водя за нос американцев.

Если кривда во Вьетнаме могла приносить прибыль, то становилась правдой.

Побывав несколько раз жертвой в подобных инцидентах, солдату не трудно было поменять своё отношение к вьетнамцам.

Он приезжал сюда, жалея вьетнамцев, но к концу службы он их ненавидел.

Вьетнамцы – мастера лжи. И проститутки, сводни, попрошайки, жулики и беспризорники толклись вдоль улицы Тю До от собора Святой Марии до самой реки, обделывая грязные делишки…

Но солдатам нужно было опасаться не только их. Вьетконговцы работали в расположениях наших частей рабочими и прачками, прислугой и клерками, а потом ехали себе домой, а мы взлетали на воздух к чёртовой матери. Террористы Вьет Конга минировали дороги, ставили мины-сюрпризы на тропинках, в открытую подбрасывали сумки со взрывчаткой в ворота наших расположений, бросали гранаты в джипы и бары и при этом улыбались нам, встречаясь на улицах.