Возвращение - Анатолий Гончар

Несколькими минутами позже всё тот же самый путник пылил в направлении одинокой кузни, стоявшей на отшибе города. Около неё он остановился, оставил своего коня на попечении мальчишки, отиравшегося подле кузни, и пружинящей походкой направился вовнутрь.

Полог, прикрывающий вход в кузню, отдёрнулся, и в открывшемся проходе появилась фигура в широкополом плаще, накинутом поверх белой рубахи, заправленной в широкого покроя холщёвые брюки.

— Ты? Тогда здравствуй, — без особой радости поприветствовал вошедшего хозяин кузни, но в ответ не был удостоен даже холодного кивка.

— Пять ножей, таких как прежде делал, скуёшь мне, — вместо приветствия хрипло пробасил вошедший.

— Так куда тебе столько-то? — кузнец вздрогнул и удивлённо развёл руками. — Я тебе вон сколь их уже перековал. А коли ты их продаёшь — так ведь и прибылью делиться надо… — сказал кузнец, обиженный неучтивостью вошедшего, и тут же поняв, что сболтнул лишнее, прикусил язык.

— Много говорить стал, так много, что недолго и языка лишиться! — глаза заказчика блеснули холодом мёртвой стали. Кузнец хоть и был не робкого десятка, попятился и, быстро покрываясь бисеринками холодного пота, поспешил к разгорающемуся горну.

К исходу дня довольный заказчик отсыпал кузнецу условленную плату и удалился.

Отряд росского войска, возглавляемый самим генерал-воеводою, обогнув по широкой дуге суверенный Трёхмухинск, медленно втянулся в узкую горную котловину. Вот уже которые сутки они беспрестанно двигались, останавливаясь лишь для того, чтобы дать отдых измученным коням. Вести, полученные генералом с голубиной почтой, были безрадостными. Мысли хоть нет-нет да и окутывались дремой, всё одно возвращались к вынужденно покинувшему завоёванные позиции росскому войску.

Сотня сопровождения медленно втянулась в горную теснину. Высившиеся по обе стороны дороги скальные уступы, казавшись неприступными, поднимались на десятки метров. Высланный вперёд дозор, не заметив ничего необычного, выехал из каменного мешка, и старший дозора условно махнул рукой. "Всё тихо, никого".

Впрочем, Всеволод и сам видел, что в этом каменном сифоне с его голыми скалами не сможет укрыться ни один мало — мальки большой отряд. Увидев условный сигнал, он отпустил поводья и в прежней задумчивости поехал дальше.

— Ложись! — внезапно вскричал Лёнька и, натянув поводья, сдержал коня, прикрывая собой пребывающего в молчаливой грусти генерал-воеводу, и тут же тяжёлый блёкло-белый предмет, выскочив, словно из ниоткуда, со смачным хрустом ударил верного ординарца в правую половину груди. Брызнула кровь, Лёнька схватился руками за рукоять стилета и повалился с коня в придорожную лужу. Мгновенья понеслись с неимоверной скоростью. Воевода вскинул щит, пытаясь закрыться от невидимого врага, но было поздно. Холодная, тонкая сталь, пробив кольчугу, впилась в самое сердце. Тихо застонав, Всеволод уронил оружие и распластался на шее коня, громко храпевшего от ударившего в ноздри запаха крови.

— К оружию! — сразу десяток глоток призвали ратников к бою.

— Наверху…

— Где? Где?

— Да вон же, вон!

— Лучники! — вскричал сотник, но выпущенные стрелы пропали втуне.

— Воевода ранен! — чей-то надрывный крик заставил сердца воинов болезненно сжаться.

— Не упусти сволочь!

— Живее, живее! — воздух наполнялся голосами. Ратники стали стремительно взбираться на, казалось бы, неприступные склоны. Где-то высоко вверху мелькнула серая фигура и исчезла в глубине леса.

— Ушёл! — тяжело выдохнул сотник, когда до его слуха донёсся приглушённый расстоянием цокот копыт стремительно удаляющейся лошади. Всё было кончено. Продолжать погоню было бессмысленно. Понуро опустив голову, воины стали медленно спускаться к оставленным внизу коням. Ожидание страшного известия заставляло их сердца сжиматься от чувства вины и изнуряющего бессилия.

Некоторое время спустя без вины виноватые ратники, стянув с голов шлемы, осторожно погрузили на телегу бездыханное тело воеводы. На другую телегу, выпростав место из-под припасов, два дюжих ратника положили его доблестного ординарца.

— Помрёт парень, не сдюжит! — до мутнеющего сознания Лёньки не сразу дошёл смысл сказанного. "Кто? Я? Нет!" — и с этими мыслями он на мгновение провалился в чернеющее зево бездны.

— Мож до лекаря-то довезём? Приворот какой — никакой на здоровье сделает, чай, и оклемается.

Ординарец с трудом преодолел пелену, окружающую сознание. Тела он не чувствовал, только видел чернеющую со всех сторон тьму и ощущал накатывающие волны ускользающего в бесконечность пространства.

— Всё едино помрёт, тут уж никакие привороты не помогут! Да — а — а, жалко, славный парень, — тяжело вздохнул укладывавший раненого седой ратник. — Как он за воеводу — то кинулся, а? Не всяк бывалый на такое б отважился. Вот ты б жизню свою не пощадил?

— Я? — растерянно переспросил второй, более молодой, но тоже далеко не юный, ратник. — Я — то? А то! Всенепременно! Разве ж по — другому возможно?

— А вот я даже и не знаю. Это ж как надо зубы-то сцепить, чтоб на такое решиться? Эх, хе, хе, паря, знал бы ты, что всё едино воеводу-то убьют, может и живой бы остался. А так и командира не уберёг, и сам богу душу, почитай, отдал.

— Да погодь ты хоронить-то его, живой он ещё!

— Живой — то живой, а хуже мёртвого. У него ж и сердце, почитай, не бьётся, и душа ещё не отлетела. Вокруг темнота одна.

— А ты-то почём знаешь?

— Да уж знаю… — стараясь не вдаваться в подробности, ответил седой. — Нет, не довезём мы его до лекаря, ей — богу, не довезём. По дороге тут, считай, миль сорок с гаком будет. Пока доедем, пока лекари освободятся, пока то, пока сё, он и спечётся.

"Воевода — батюшка умер"? — хотел крикнуть Леонид, но не почувствовал своей гортани.

— А ты кинжалу — то видел? — осведомился тот, что был помладше.

— Ещё бы! Я, почитай, едва ли не сам из груди воеводы его вытаскивал… Стилет — то был метательный. Справное оружие, славным кузнецом, будь он трижды проклят, кованное.

— Да я не об том. Слышал, что сотник — то говорил?

— А что?

— А то, что стилета эта самая — не простая, вензеля на ней узорчатые выведены. Сотник сказывал, что только один человек ведает тайный смысл этих вензелей вычурных.

— И кто ж он таков?

— Знамо кто, хозяин.

— Тьфу ты, господи, а то я не понимаю, что хозяин. А у хозяина — то имя есть?

— Имя? А, ну да, так ведь сотник так и сказал, что, мол, только одному Стилету вензеля энтовые тайну свою раскрывают. Стало быть, Стилетом его и кличут.

— Стилетом, говоришь? — Тихоныч поправил у неподвижно лежавшего ординарца сбившийся на сторону войлок. — Стилетом, — повторил он снова, и в памяти всплыло всё известное ему о легендарном, неуловимом и беспощадном убивце с таким странным именем-прозвищем Стилет. Да, убийцей генерала действительно мог быть именно он. Во всяком случае, это объясняло, почему гаду удалось с лёгкостью провести ехавший впереди дозор, а потом так же легко уйти от бросившейся вслед погони.

"Стилет, я найду тебя! Я выживу и найду! Я клянусь!" — в слабеющем теле Леонида тёплой волной стала разливаться всё возрастающая ярость. Кожей лица он почувствовал ветерок, доносивший прохладу с виднеющихся впереди предгорий, и ощутил в правой икре боль от давившей на неё рукояти выпавшего из рук и случайно попавшего за голенище сапога стилета.

Часть 2

Возвращение.

На пятый день блуждания вдоль тянущихся на многие мили болот, поросших чахлыми деревьями и непролазными кустарниками, не найдя на земле следов вражеских, следопыты Родовича повернули в обратный путь. На этот раз десятник приказал забирать на восток, а затем к северу, выбирая места посуше да поудобнее, дабы всю местность, что генералом наказано, разведать. К вечеру отряд наткнулся на тропинку, оставленную ими же, протоптанную до места, где их должны были ждать корабельщики, осталось полтора дня пути. Смеркалось. Огромное багровое солнце уже опустилось за горизонт, на небе появился отблеск первой ночной звезды. Уставшие от многодневного пути ратники выбрались на небольшую высотку, окружённую каменными развалинами какого-то строения, и остановились на привал.

— Костёр разводи, — десятник тяжело опустился на землю, — хоть одну ночь согреемся. До орков ныне далече, а зыры-оборотки в ночи приблизиться не отважатся. Хлад ночной да костёр огненный отпугнёт.

— Родыч, — Михаил ссыпал на землю большую охапку мелкого валежника, — вот ежели оборотки-то в нас поутру вцеплются, чего делать-то будем?

— Тьфу, дурак, типун тебе на язык! Ты мне беды не накаркивай, и без того на душе сумрачно. Больно складно дорога наша складывается.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — вслед за десятником поспешно поплевался Михаил. Он много слышал об этих странных даже по меркам тьмы полузверях — получудовищах и встречаться с ними ему не хотелось.